енно мы получили доступ к этим материалам и сохранили секреты, касающиеся этого вопроса».
Одновременно Черчилль думал о том, как ослабить левые силы в Западной Европе. Так он пишет 18 апреля, что единственный способ вызвать расколов рядах коммунистической партии Италии – это признать обоснованными притязания Югославии на Истрию и Триест, Далее Черчилль добавляет следующее: «Сугубо в наших интересах предотвратить подчиненные русским Центральной и Западной Европы. В этом нам должны помочь итальянцы. Мы должны поэтому выработать общую линию поведения с американцами и вести дела в Италии таким образом, чтобы получить поддержку большинства итальянцев». Черчилль рассматривал Францию, Италию и оккупированные части Германии как те территории, где англичане должны были приложить максимум усилий для того, чтобы создать блок сил, противостоящих Советскому Союзу в Европе.
Последние усилия Черчилля периода войны в Европе были обращены к Эйзенхауэру, чтобы направить его армию на Берлин и Прагу. Здесь мы видим разницу в позициях англосаксонских союзников. Каким бы привлекательным ни казался этот совет с точки зрения начинающейся «холодной войны», все-таки решение принимал не Черчилль, здесь контролем полностью владели Эйзенхауэр и Маршалл, опиравшиеся на уже сформированную американскую политику.
В целом мы можем сказать, что воздействие Черчилля на ход военный действий после 6 июня 1944 г. (когда было преодолено его сопротивление и был открыт второй фронт) значительно ослабляется. По существу Черчилль становится младшим, а не равным союзником Соединенных Штатов на Западе. Теперь уже американцы, а не он решали, как будет развиваться военная стратегия западных союзников. Фактом становится то, что проблемы Британской империи были уже подчинены вопросам роста, укрепления и сохранения другой империи, американской.
Когда все умы были обращены в будущее, прошлое напомнило о себе со смертью Ллойд Джорджа 26 марта 1945 года. Восьмидесятидвухлетний “уэлльский мудрец” наконец оформил свои отношения с Френсис Стивенсон и готовился защитить свое место в палате общин, которое было за ним вот уже пятьдесят лет. Но до Черчилля дошли сведения. что даже этот могучий организм начал сдавать и премьер рекомендовал его в палату лордов. В новогоднем списке 1945 года значился Эрл Ллойд Джордж из Двайфора, виконт Гвинед. Думая о своем, Черчилль не одобрил “фермерские” похороны своего самого талантливого друга и соперника по политической славе. Сравнения в те дни возникали спонтанно. С точки зрения Эмери, главное различие между двумя политиками заключалось в том, что Ллойд Джордж “был чисто экстравертивным и восприимчивым”, в то время как Черчилль “был весь в литературе и выражал себя вне всякого контакта с сознанием других людей”. По существу Черчилль был “ретроспективным вигом 1750-1850 годов, предпочитающим не заглядывать далеко вперед”, а Ллойд Джордж был “конструктивным радикалом”. Но в любом случае британскую землю покинул единственный конкурент Черчилля в сфере политической славы и самоутверждения.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. ЗАКАТ
Он обладал огромным мужеством, почти не неистощимой энергией, великодушием, которое разоружало даже непримиримых противников. Он использовал все, что предлагала ему судьба, и не склонялся перед неблагоприятным стечением обстоятельств».
В начале апреля 1945 года стало ясно, что рейх доживает последние дни. Все мысли Черчилля были уже за пределами завершающейся драмы, его волновал послевоенный мир и место в нем Британии. Обстоятельства в целом складывались противоречиво. Его страна дольше всех вела войну против агрессора и теперь уже могла не сомневаться в победном исходе. С одной стороны, сработал успешно тот охранительный рефлекс британской дипломатии, который в 1939 году потребовал начать борьбу против державы, посягающей на гегемонию в Европе. С другой стороны, в ходе борьбы англичане перенапрягли свои ресурсы на сверхдальних коммуникациях, потеряли естественных союзников (испытывающих сходную историческую трансформацию) – колониальные метрополии Западной Европы. И главное – пропустили вперед двух могущественных участников антигитлеровской коалиции – Соединенные Штаты на Западе и Советский Союз на Востоке.
Теперь уже не помогала и блестящая историческая традиция. От Пита-старшего до Ллойд Джорджа у английской дипломатии были иные задачи. Черчилль стоял перед неизвестностью. Смогут ли 45 миллионов англичан сплотить то, что было когда-то лояльной империей и встать на равных с многократно превышающими ее по людским и промышленным потенциалам и СССР и США?
В ходе войны Черчилль выработал дипломатическую стратегию, в которой выделялись (по важности) три аспекта. Первый – всеми путями достичь согласия и взаимопонимания с США. «Если мы их не можем побить – присоединимся к ним» -таков был в данном случае принцип. Только в США можно было найти финансовые средства для послевоенного восстановления империи. Только США осуществляли то, что ставило американцев и англичан в исключительное положение – создавали атомное оружие и делились атомными секретами с Лондоном. Черчилль не уставал обыгрывать тему единства «англо-говорящих народов», это была его стратегическая цель номер один.
Второй аспект черчиллевской дипломатии – негласный (а затем гласный) союз с Францией, которая занимала ключевые позиции в процессе строительства того, что Черчилль позднее назовет Соединенными Штатами Европы и что станет в 50-е годы Европейским сообществом. Премьер-министр видел желание американцев лишить Францию (как и другие метрополии) империи и противодействовал этому, останавливаясь лишь на грани разрыва с Вашингтоном.
Третий аспект английской дипломатии – поддержание дружественных отношений с очевидным победителем Германии – Россией. Черчилль заключил с ней формальный договор, он поделил по собственной инициативе зоны влияния на Балканах, он приложил очень большие усилия, чтобы «уговорить» лондонское правительство поляков признать линию Керзона в качестве советско-польской границы. Но достижение согласия с Кремлем не означало для Черчилля признание того факта, что СССР безусловно доминирует в Восточной Европе.
В последние месяцы войны Черчилль пытался привлечь внимание Рузвельта к действиям СССР в Румынии и Польше, где, как указывал английский премьер, СССР помогал на внутренней арене своим политическим союзникам. Взгляды Рузвельта в этом плане были радикально отличны от воззрений Черчилля. Он, в общем и целом, считал, что Восточная Европа является зоной особых интересов Советского Союза и не здесь указывать ему «как себя вести».
Когда Черчилль оказывал давление на Рузвельта с целью выступить более жестко перед советским правительством, то президент предупреждал, что дальнейшее давление в этом направлении «сделает очевидными различия между английским и американским правительствами». Рузвельт в высшей степени ценил ялтинские соглашения и отказывался ставить их под угрозу. Черчилль в конце марта 1945 года усилил нажим: если Рузвельт не выступит жестко в польском вопросе, тогда премьер-министр открыто доложит об англо-советских противоречиях в палате общин.
Не все англичане разделяли жесткость Черчилля. Скажем, посол Британии в Москве Кларк-Керр пытался объяснить премьеру: “У русских отсутствует понимание тех тонкостей, тех чувств, которые мы питаем к союзнику, ради которого вступили в войну… они неспособны оценить значимость общественного мнения… Советы, видимо, находятся в недоумении и не понимают, почему англичане проявляют такой интерес к вопросу, не затрагивающему прямые британские интересы”. Ни Рузвельт, ни Черчилль на встречах в Тегеране и Ялте не выражали своего несогласия с советской интерпретацией понятия “демократия”. Почему реализм был хорош тогда и перестал устраивать западных союзников теперь? Когда Черчилль рисовал свои проценты, он достаточно хорошо знал советскую систему. Кларк-Керр напоминал своему правительству, что “слова сотрудничество и демократия имеют различное толкование в Советском Союзе и на Западе”. Сам Черчилль склонен был думать, что Москва имела основания для беспокойства, когда американцы не уведомили ее о бернских контактах с представителями германских вооруженных сил.
Находясь под английским давлением, Рузвельт написал свое известное письмо Сталину от 31 марта 1945 года. Если в Польше не будет создано что-то, что было бы большим, чем «лишь слегка замаскированное нынешнее варшавское правительство», американский народ «будет считать ялтинское решение невыполненным». В ответе Москвы от 7 апреля говорилось, что причиной тупика в польском вопросе являются усилия американского и польского послов в Москве изменить ялтинские соглашения. Если эти послы будут строго следовать линии, выработанной в Ялте, спорные вопросы будут решены в ближайшее время. Сразу по получении этого письма Рузвельт написал в Лондон: «Мы должны самым внимательным образом оценить последствия курса Сталина».
Американская дипломатия до последних дней Рузвельта гасила тот очаг противоречий, на взрыв которых до последних дней рассчитывал Гитлер – противоречия западных союзников с Советским Союзом. 11 апреля президент Рузвельт послал Черчиллю телеграмму, в которой безоговорочно утверждал: «Я бы предпочел минимизировать советскую проблему настолько, насколько это возможно, потому что подобные проблемы, в той или ной форме, как кажется, возникают ежедневно и большинство из них получает то или иное разрешение, как, скажем, бернский эпизод». (Президент имел в виду встречи в Швейцарии весной 1945 года Аллена Даллеса из ОСС и генерала СС К.Вольфа, вызвавшие чрезвычайное подозрение Сталина. – А.У.). Рузвельт просил Черчилля не придавать делу эмоциональную окраску.
В мире двух новых колоссов для вакуума не было места. И британский премьер, по собственному признанию, “испытывал боль” видя силовое неравенство США и Британии. Только чтобы восстановить свои зарубежные инвестиции Британия должна была экспортировать на 75% больше уровня 1939 года. Британские долги достигли уровня 300 млн фунтов стерлингов и увеличивались на 600 млн каждый год. Но Черчилль воспринимал как нечто естественное, что Британия после окончания войны восстановит свои позиции в мире. Каким образом? На заседании военного кабинета 3 апреля 1945 года Черчилль попытался объяснить: “За счет более высокого качества государственного искусства и нашего опыта”. Убедило ли это скептиков? Как пишет его критик – английский историк А.Дж.П.Тэйлор, «более скромный чем Черчилль британский государственный деятель, возможно, был бы менее уверен в таком исходе войны и, возможно, приберег бы часть британских сил для будущего. Но Великобритания, во много благодаря Черчиллю, продолжала держаться в первом ряду воюющих почти до самого окончания войны, чем довела свои ресурсы до истощения. Основополагающее решение принять помощь по ленд-лизу было доведено до логического завершения. Великобритания низвела до нуля остатки своей экспортной торговли с Америкой и аккумулировала гигантский долг. Однако вера Черчилля в американское благорасположение была неисчерпаема. Он предполагал, что Соединенные Штаты каким-то образом восстановят Бр