Для Черчилля не существовало уик-эндов. Он посетил все основные стоянки судов, он знал множество своих офицеров по именам, он обедал с моряками всех рангов и постов. Далеко не всем нравилось то, что он постоянно спускался на нижнюю палубу, что он стремился разбить закоренелую кастовость на флоте. Однажды, в ответ на упрек одного из морских лордов в игнорировании морских традиций, Черчилль выпалил: ”О каких традициях вы говорите? Я назову вам их в три слова. Ром, содомский грех и плеть. Доброго утра, джентльмены.” Атаку традиционалистов в палате общин возглавил лорд Бересфорд. Ответ Черчилля запомнился надолго: ”Я не из тех, кто воспринимает благородного лорда всерьез. Я знаю его слишком хорошо. Когда он высказывается по вопросам общественной значимости, он не желает причинить обиды. Он один из тех ораторов, которые не знают, что они собираются сказать; когда они произносят речь, они не знают, что они говорят; когда они садятся на место, они не знают, что они сказали”.
В течении трех лет Черчилль сменил своих морских “начальников штабов”, чем вызвал критику, но остался верен принципу постоянных поисков квалифицированных специалистов, быстро приспосабливающихся к изменяющимся обстоятельствам. Его постоянно интересовали таланты, и желательно первоклассные.
Отношения Черчилля с королем Георгом Пятым не были сердечными. Будущий король провел пятнадцать лет на флоте и он не испытывал особой симпатии к нововведениям и перестановкам молодого Первого лорда адмиралтейства. Симпатии не было и с противоположной стороны. Черчилль пишет жене, что король наговорил больше глупостей о военно-морском флоте, чем кто-либо другой. Королевской прерогативой было участвовать в выборе названий для кораблей флота. Король дважды отвергал имя Кромвель в качестве названия одного из мощных кораблей британского флота. Личный секретарь короля писал от имени своего патрона: ”Его величество не может согласиться на это имя”. Черчилль словно взорвался: ”Мы должны дать линейному кораблю имя, которое заставляло трепетать врагов Англии”. Уже следующим по значению обстоятельством для Первого лорда было то, что Кромвель отрубил голову Карлу Первому.
Не забудем, что Англия в огромной степени от подвоза товаров из-за морей (скажем, ввозилось две трети продовольствия). Английские торговые корабли составляли половину мирового торгового флота. Понятно, что военно-морской флот Великобритании, крупнейший в мире, был главным орудием ее мировой дипломатии. Только флот мог защитить британские острова от вторжения, только флот мог переместить вооруженные силы на континент. Как писал в это время Черчилль, “на британских военных кораблях плавают мощь, величие и сила Британской империи. На протяжении всей нашей истории жизнеобеспечение и безопасность нашего верного, трудолюбивого и активного населения зависели от военно-морского флота. Представьте себе, что военные корабли Британии скрылись под поверхностью моря и через несколько минут, полчаса максимум – все состояние дел на мировой арене изменится. Британская империя будет развеяна как мечта, как сон; каждое изолированное английское владение на земле будет подорвано; могущественные провинции империи – настоящие империи сами по себе – станут неизбежно уходить на собственную дорогу исторического развития и контроль над нами неизбежно ослабится, довольно скоро они превратятся в добычу других; Европа же сразу попадет в железные объятия тевтонов”.
По поводу последнего в специальном меморандуме Черчилля комитету имперской обороны говорилось: “Общий характер создания германского флота показывает, что он предназначен для агрессивных наступательных действий самого широкого диапазона в Северном море и в Северной Атлантике… Особенности постройки германских линкоров ясно указывает на то, что они предназначены для наступательных действий против флота противника. Они не имеют характеристик крейсерского флота, который мог бы защищать их торговлю по всему миру. Немцы готовятся в течение многих лет и продолжают готовиться для гигантского испытания мощи”. Возможно самым большим достижением Черчилля было планирование и постройка супердредноутов класса “Королева Елизавета”. Через несколько лет, в битве при Ютланде именно эти суперлинкоры, не имевшие равных в мире, сыграли решающую роль. (Их превосходные качества, заправка нефтью, колоссальные орудия сделали их боеспособными и двадцать лет спустя, когда Черчилль во второй раз возглавил адмиралтейство). Пятнадцатидюймовые орудия этих линкоров не имели аналогов в мире. Но переделка проектов под их огромные орудия была сложным делом. Требовалось радикально перестроить огромные корабли еще до испытаний их неведомых по мощи орудий. В этом был риск. Но он оправдал себя с созданием орудий, на шестьдесят процентов более тяжелых, чем все, что могло выстрелить им в ответ. Тринадцать с половиной дюймов стали защищали ватерлинию этих кораблей. Нефть позволила конструкторам удовлетворить требование Черчилля к скорости-теперь она равнялась скорости крейсеров. Черчилль создал в стране четырехгодичный запас нефти. Одновременно его эксперты оценивали нефтеносные возможности Персидского залива. А на самой высокой башне линкоров был посажен артиллерийский координатор с помощником. Это позволило тридцати четырем линкорам Великого флота адмирала Джеллико при Ютланде “видеть” гораздо дальше немцев. “Этот флот,-писал Черчилль,– стоял в свое время между Наполеоном и мировым владычеством…Всю бухту Портленда заполонили большие и малые суда; а когда на землю спускалась ночь, десять тысяч огней светились с моря и берега, каждая мачта мерцала, когда корабли совмещались друг с другом. Кто бы мог не добиться успеха, владея такой силой? И кто мог сомневаться, что сама темнота прогибается под грузом приближающейся войны?.. На кораблях покоилась мощь, величие, превосходство и сила Британской империи. На протяжении нашей долгой истории, столетие за столетием наших великих дел во всех концах Земли, все средства жизнеобеспечения и безопасности нашего верного, трудолюбивого, активного населения зависели от них”.
В 1911 году кайзер и адмирал Тирпиц убедили канцлера Бетман-Гольвега провозгласить своей целью достижение соотношения 2 : 3 германского флота к британскому. “Примут они это соотношение или нет, не важно,”– писал Вильгельм Второй. В британского общества еще теплилась надежда, что с немцами можно договориться. О наличии этой надежды говорит посылка в германскую столицу в начале 1912 года военного министра Холдейна, единственного британского министра, говорившего по-немецки и окончившего университетский курс в Геттингене. Он казался самой подходящей фигурой для поисков компромисса – известным было его увлечение германской философией. В военном министерстве о Холдейне говорили как о “Шопенгауэре среди генералов”. К тому же он был выдающимся министром, если он не сумеет договориться с немцами, значит эта задача не по плечу никому. Он привез с собой ноту британского кабинета: ”Новая германская военно-морская программа немедленно вызовет увеличение британских военно-морских расходов… Это сделает переговоры трудными, если не невозможными”. Канцлер Бетман-Гольвег задал Холдейну главный вопрос: “Будет ли Англия нейтральной в случае войны на континенте?” Холдейн подчеркнул, что Лондон не может допустить второго крушения Франции, равно как Германия не может позволить Англии захватить Данию или Австрию. Если Германия создаст третью эскадру, Англия противопоставит им пять или шесть эскадр. “На каждый новый заложенный германский киль мы ответим двумя своими”. На следующий день адмирал Тирпиц впервые – и единственный раз в своей жизни– беседовал с британским министром . Он сидел по левую руку от Холдейна, а кайзер Вильгельм по правую. Вильгельм зажег британскому министру сигару. Тирпиц предложил соотношение 3:2, три британских линкора против двух германских, добавив, что британский принцип равенства двум нижеследующим флотам “с трудом воспринимается Германией”. Холдейн вежливо, но твердо напомнил, что Англия – островная держава. После трехчасовой дискуссии стороны сделали некоторые уступки.
Больше всех в Берлине волновался французский посол Жуль Камбон: самый большой германофил британского кабинета вел критические по важности переговоры. Верит ли он в “антант” или начинает “детант”? Холдейн постарался его успокоить: Британия не проявит нелояльности по отношению к Франции и России.
7 февраля 1912 года, когда Холдейн еще вел переговоры в германском министерстве иностранных дел на Вильгельмштрассе, Черчилль прочел речь кайзера на открытии сессии рейхстага. Он отправлялся в Глазго и на вокзале купил вечернюю газету. Одна фраза кайзера высвечивалась ярко: “Моей постоянной заботой является поддержание и укрепление на земле и на море нашей мощи для защиты германского народа, у которого всегда достаточно молодых людей, чтобы взять в руки оружие”. Через два дня Черчилль выступил в Глазго: “Британский военно-морской флот для нас абсолютная необходимость, в то же время с некоторой точки зрения германский военно-морской флот – это больше дело роскоши”. На этот раз Черчилль стремился ни у кого не оставить ни малейших сомнений: “Этот остров никогда не испытывал и никогда не будет испытывать нужды в опытных, закаленных моряках, выросших на море с детского возраста … Мы будем смотреть в будущее так же, как на него смотрели наши предки: спокойно, без высокомерия, но с твердой несгибаемой решимостью”. Кайзер немедленно получил текст речи Черчилля. В переводе была допущена еле заметная неточность: слово “роскошь” было переведено по-немецки как “люксус”, что имело несколько другой оттенок и означало примерно то, что в английском языке эквивалентно понятию экстравагантность и самоуверенность. Как сообщали Черчиллю, во всей Германии слово “люксус” передавалось “из уст в уста”.
Кайзер, приглашавший Черчилля в качестве своего почетного гостя на маневры и за свой стол, на этот раз был взбешен – у него было чувство, что его предали. Но Черчиллю была важнее реакция премьер-министра Асквита и тех лиц, которые определяли б