Какой может быть эта ориентация в условиях резкого ослабления германского элемента в Европе?
Черчилль определил в качестве места приложения британских сил Балканы. Нужно бить не по щиту Ахиллеса, а по его пяте. Здесь у Франции, России и Британии были свои фавориты, свои интересы и свои представления о будущем. Разработанная Черчиллем британская позиция выглядела следующим образом: не следовало прибегать к разделу Балкан на зоны влияния; предпочтительнее создание крупной балканской федерации. Эта крупная федерация представляла бы на юго-востоке Европы противовес Германии и в то же время не была ба зависима от России и Франции. Проектируемая балканская федерация по численности населения и по ресурсам равнялась буквально любой европейской стране. «Британия с ее мощью и богатством в будущем может оказать содействие в создании союза тех христианских народов, которые триумфально выступили в первой Балканской войне. Объединив свои ресурсы, балканские государства получили бы преимущества, которые история может им никогда больше не предоставить». Черчилль указывал, что четыре балканские державы (Греция, Сербия, Румыния, Болгария) провели последнее столетие в борьбе против турецкого ига, и могли рассчитывать на часть территории Оттоманской империи и Австро-Венгрии. Сербия уже сражалась на стороне Антанты, Румыния была готова вступить в войну, Болгария смотрела с жадностью на выход к Эгейскому морю и, разумеется, на Константинополь, Греция имела свои планы в Эгейском море. Черчилль полагал, что Румыния должна получить Трансильванию, Сербия – Боснию и Герцеговину (а также Хорватию, Долмацию и Банат), Болгария должны получить Адрианополь и выход к Эгейскому морю, а Греция – часть Малой Азии, примыкающую к Смирне. Оказывая им поддержку, Англия укрепила бы свои позиции в Европе.
24 сентября 1914 г. Черчилль дал интервью итальянской газете «Джорнале Д’Италия» (перепечатанное в «Таймс», оно получило общенациональную известность в Англии): «Нам эта война нужна для того, чтобы реформировать географию Европы в соответствии с национальным принципом». Через несколько месяцев (21 января 1915 г.) Черчилль писал Китченеру, что создание государств сугубо по этническому принципу должно быть суровым и непреложным законом для Австрии и Германии. Это означало, что Австро-Венгерская империя была приговорена к распаду. Черчилль к тому времени уже ясно видел, что не одни лишь балканские государства надеются на территориальные приращения в Восточном Средиземноморье. Италия, взвешивая свои шансы при выступлении на стороне Антанты, блокировала идею Балканской федерации как гегемона Юго-Востока Европы и хозяина Адриатики. Но действовал не только итальянский фактор. Ощутимо было общее балканское разобщение.
Когда Болгария решилась выступить против своих балканских соседей на стороне центральных держав, британский кабинет (после заседания, на котором активное участие принял Черчилль) принял следующую декларацию, посланную Румынии и Греции: «Единственным эффективным способом спасения Сербии в данных обстоятельствах является немедленная декларация о войне Румынии и Греции против австрогерманцев и Болгарии. Британское правительство в этом случае готово подписать военную конвенцию с Румынией, согласно которой оно “гарантирует свое участие на балканском театре военных действий».
Черчилль в начале 1915 г. предлагал оказать давление на сербов, черногорцев и греков, которые под воздействием (и с помощью) британских войск могли бы создать армию численностью в 1 млн. 600 тыс. человек. Эта армия начала бы наступление против Австрии с южного фланга, ставя под удар наиболее уязвимое звено германской коалиции, где многочисленно было итальянское население, которое «ненавидит как немцев, так и мадьяр».
Ллойд Джордж предлагал сместить центр тяжести операций южнее – осуществить высадку ста тысяч человек в Сирии. Такая операция «позволит смягчить давление на Россию на Кавказе и будет достигнута победа, которая захватит всеобщее воображение».
3 марта 1915 г. военный кабинет собрался, чтобы обсудить общую ситуацию и непосредственные цели войны. В частности обсуждалось требование России относительно контроля над Босфором и Дарданеллами. Сэр Эдуард Грей поддержал требование России: «Абсурдно то, что такая гигантская империя как Россия обречена иметь лишь порты, которые перекрываются льдами на протяжении значительной части года, или такие порты, как на Черном море, которые закрыты в случае любой войны». Члены военного кабинета Бальфур и Холдейн поддержали требование России о преимущественном положении в Дарданеллах. Черчилль предлагал в общем и целом «выразить симпатию» с русскими пожеланиями и этим ограничиться. Грей указал на невозможность игнорировать этот вопрос. Русское правительство, прилагая огромные военные усилия, желает знать мнение союзников. Холдейн указал на вероятную опасность: если английское правительство не поддержит русские пожелания, этим воспользуется Германия для заключения сепаратного мира с Россией. С особой позицией выступил лорд Фишер, который предложил захватить острова при выходе из проливов и тогда неважно, кто будет владеть Дарданеллами, Британия все равно будет в состоянии их контролировать.
10 марта 1915 г. британским кабинетом было достигнуто мнение, что требование России получить Константинополь и проливы обоснованно. Но Лондон не видел себя в положении теряющей стороны. Как писал Асквит, «мы и Франция взамен получим значительную часть всего каркаса Турецкой империи». В этом был весь смысл. Ллойд Джордж указал своим коллегам, что «русские настолько стремятся овладеть Константинополем, что будут щедры в отношении уступок повсюду».
Черчилль и Ллойд Джордж выразили ту мысль, что «уже сейчас необходимо найти единую союзническую платформу, чтобы избежать возможных конфликтов, которые могут сделать британские приобретения бессмысленными. Если не достичь согласия в годы военного напряжения, то в конечном итоге Британия может вступить в конфликт с Францией из-за таких незначительных мест, как Александретта». Предельно неразумно ссориться с Францией из-за маленькой Александретты, лучше немедленно передать ее Франции. Хорошей компенсацией было бы приобретение Британией Палестины.
В ходе этих первых после начала войны обсуждений военных целей Британии Черчилль выступил с речью о военно-морских интересах Британии. В материалах заседаний кабинета имеется такая запись: «Мистер Черчилль указал на гигантскую стратегическую значимость Кильского канала, который позволяет Германии переводить флот в течение нескольких часов из Балтийского моря в Северное и обратно. Разрушение германского флота и вывод Кильского канала из-под германского контроля должны быть важнейшими целями британской политики. Очень существенно, чтобы по окончании этой войны мы не оставили Германии возможность атаковать нас через несколько лет в будущем». Бонар Лоу согласился, что уничтожение германского флота должно быть первым условием мира. Бальфур выступил за нейтрализацию Кильского канала. Лорд Фишер сказал, что, если после войны Германия попытается построить новый флот, «мы должны будем тотчас выступить и уничтожить его». Лорд Китченер полагал, что на Германию следует наложить такую контрибуцию, чтобы у немцев не осталось денег на постройку флота в течение многих лет. Премьер Асквит постарался вернуть присутствующих к актуальному намерению России иметь Константинополь и проливы. В конечном счете было решено информировать Россию, что Британия принимает ее требование о Константинополе и проливах и что Британия имеет собственные территориальные претензии в отношении Оттоманской империи, которые она изложит «как только появится для этого возможность». По просьбе Асквита эта дискуссия оставалась тайной и все присутствующие дали обязательство никогда не касаться обсуждаемых вопросов публично.
Чего англичане не понимали определенно, так это политической поляризации в стане их важнейшего союзника – России. Наблюдая за русской политической сценой англичанин Д. Уоллес не переставал удивляться различию в политической культуре России и Запада. К примеру, он обратился к одному из лидеров партии кадетов со следующим: “Вместо того, чтобы сохранять атмосферу систематической и бескомпромиссной враждебности к министерству, партия могла бы сотрудничать с правительством и посредством этого постепенно создать нечто подобное английской парламентской системе, которой вы так восхищаетесь; этого результата можно было бы достичь в течение восьми-десяти лет. Услышав эти слова мой друг внезапно прервал меня и воскликнул: “Восемь или десять лет? Да мы не можем ждать так долго!” – “Хорошо, – ответил я, – вы должно быть знаете ваши обстоятельства лучше, но в Англии мы должны были ждать в течение нескольких столетий”.
Еще в пылу сражения на Марне генерал Жоффр спросил у русских представителей, достаточны ли русские запасы снаряжения и в ответ получил сугубо успокоительные уверения. Через три месяца, 18 декабря 1914 года начальник штаба русской армии заявил британскому послу и французскому посланнику , что у России вполне достаточный запас людей, способных возместить колоссальную убыль на фронте, но русской армии не хватает стрелкового оружия и подходят к концу запасы артиллерийских снарядов. По свидетельству британского посла Бьюкенена, “это был гром среди ясного неба”.
Между тем на фронте пропадал цвет английской молодежи. Между 1914-1918 годами на поле брани легло целое поколение. В эти дни полковник Лоуренс, будущий «принц Аравийский», писал: «До каких же пор нации будут обескровливать свое будущее?» Разуверившийся в профессионалах лорд Солсбери предупредил поколение парламентариев, которые придут на смену нынешнему: «Ни один урок преподанный жизнью не кажется более важным, чем тот, что вы не должны доверять экспертам. Если вы верите докторам, вы не приблизитесь к истине; если вы верите теологам, вы не на верном пути; если вы верите солдатам, вы не обеспечите себе безопасности».
К лету 1915 г. Черчилль в свете поражений России и тяжелых потерь Франции пришел к выводу, что Антанта не может далее представлять собой союз равных. Ослабление России и Франции дает Британии шанс возглавить Антанту. В меморандуме правительству в середине июня 1915 г. Черчилль подчеркнул политическую значимость поражений французских и русских армий и указывал на возникшие у Лондона возможности. Британия, писал он, «владеет морями, в ее руках находится кошелек коалиции, она становится важнейшим арсеналом». Для признания союзниками английского лидерства необходимо лишь наглядная демонстрация английской военной мощи.