Черчилль снова бросил в дело всю свою энергию. Через парламент был проведен закон о военных закупках, позволивший более эффективно решать вопросы огромной рабочей силы, подключенной к войне. Коллеги по кабинету писали, что он снова в «наполеоновском настроении».
Черчилль был благодарен Ллойд Джорджу и дал в «Мировом кризисе» лестный политический портрет этого лидера. «Ллойд Джордж обладал двумя характерными чертами, которые позволяли ему жить в гармонии с самим собой в этот период конвульсий. Во-первых, это способность жить настоящим. Каждое утро он обозревал насущные проблемы свежим взором, незамутненным предвзятыми суждениями, прошлыми оценками, былыми разочарованиями и поражениями. В горниле кризиса, когда мир представлял из себя калейдоскоп, когда каждый месяц удивительные события изменяли все ценности и отношения, эта неистребимая умственная бодрость, направленная к достижению победы, была редким благословением. Его интуиция справлялась с кризисом лучше, чем логический процесс менее гибких умов. Свойство жить в настоящем и начинать каждый день с нового старта прямо вело к его второму бесценному достоинству. Ллойд Джордж в этот период, казалось, обрел уникальное свойство создавать из поражений базу для грядущих побед. Так кризис с подводными лодками привел его к созданию системы конвоев; после поражения при Капоретто он создает Верховный военный совет; катастрофа 21 марта 1918 года (начало наступления немцев. – А.У.) привела его к формированию объединенного командования и крупным американским подкреплениям. Он не сидел, ожидая, когда развитие событий позволит изречь мудрое суждение. Он вцепился в гигантские по масштабу события и всегда стремился подчинить их себе, не испытывая боязни в отношении возможных ошибок и их последствий. Традиции и рутина не беспокоили его. Он никогда не пытался превратить какую-либо фигуру среди военных или морских чинов в фетиш, за которым можно было бы спрятать свою репутацию. Им ничто не отрицалось априорно. К его прирожденному свойству управлять людьми ныне добавилось высокое чувство пропорции в определении военной политики и способность вникнуть в прежде чуждые проблемы». Многое из сказанного Черчиллем о Ллойд Джордже можно отнести к самому Черчиллю. Во всяком случае, он указал, какие качества его восхищают и к чему он хотел бы стремиться. Его восхищала прежде всего творческая сила.
Черчилль вернулся в кабинет отнюдь не в роли триумфатора, он вернулся в элиту достаточно осторожно, стараясь использовать шанс восстановления своих позиций на национальной арене. «Таймс» открыто советовала в день его возвращения «позабыть о любительской стратегии». (Журналисты из «Таймс» не знали, что за десять дней до занятия министерского поста Черчилль уже предложил Ллойд Джорджу захватить один из островов близ северного германского побережья, сформировать танковые части для высадки на побережье, создать для осуществления десанта искусственную гавань. Предвосхищая нормандскую высадку 1944 года, Черчилль на двадцать лет обогнал свое время). После наступления Хейга под Пашендейлем (октябрь 1917 г.), когда англичане заплатили цену в 324 тысячи своих солдат за продвижение на семь километров, министр боеприпасов предоставил военному кабинету обширный меморандум, главной идеей которого было обсуждение альтернативной стратегии, предусматривающей широкое использование танков и концентрированные удары военно-воздушных сил.
Черчилль, как и Ллойд Джордж, считал неразумным предпринимать решающее наступление на Западном фронте в 1917 году, ограничившись помощью слабым итальянцам. Но генерал Хейг внял призыву французов двигаться вперед, что ограничило его возможности помощи Италии. В результате итальянскую армию ждало сокрушительное поражение при Капоретто, а англичан – кровавая бойня под Пашендейлем. В субботу 27 октября 1917 года (десять дней до новой революции в России) Ллойд Джордж пригласил Черчилля (еще не члена кабинета) сыграть в гольф, как когда-то в Уолтоне. Играли они «ужасно, будучи полностью поглощены итальянскими делами». Было решено оказать итальянцам помощь, Черчилль брался за прямое снабжение итальянской армии.
Видя усердие Черчилля, даже его недоброжелатель Хейг смягчился: «У меня нет сомнений, что Уинстон намерен сделать все возможное, чтобы обеспечить армию необходимым, но в то же самое время он не может не вторгаться в крупные вопросы стратегии и тактики, для решения которых он не имеет подлинной сноровки».
В России восторги и надежды первых дней февральской революции довольно быстро сменились сомнениями и острой критикой двоевластия Временного правительства и Совета рабочих и солдатских депутатов, которое лишало Россию того организующего начала, которое ей необходимо было более всего. Как верно определил Лиддел Гарт, “умеренное Временное правительство взобралось в седло, но вожжей у него не было”. Премьер-министр Ллойд Джордж определенно начинает терять веру во Временное правительство в августе 1917 года, после провала попытки летнего наступления русских армий. Лорд Роберт Сесиль обосновал точку зрения, что “этот лидер” (имелся в виду Керенский) никогда не найдет в себе внутренних сил для превращения своего режима в диктуемую обстановкой диктатуру. Поражение правительства Керенского, последнего русского правительства, верившего в союз России с Западом, означало наступление новой эпохи как для России, так и для Запада.
Большевики видели отношения с Западом иначе. Л.Д.Троцкий писал 30 октября 1917 года: “По окончании этой войны я вижу Европу воссозданной не дипломатами, а пролетариатом. Федеративная республика Европа – Соединенные Штаты Европы – вот что должно быть создано. Национальной автономии недостаточно. Экономическая эволюция требует отмены национальных границ. Если Европа останется разделенной на национальные группы, тогда империализм снова начнет свою работу. Только Федеративная Республика Европы может дать миру мир”.
Когда Людендорф 27 ноября дал свое согласие на переговоры с загадочным русским правительством, у него уже вызрел план нейтрализации России и последующего решающего удара по Западу. Время: март 1918 года. Наивность Ленина и Троцкого заключалась в том, что они верили в силу германской социал-демократии как интернационалистической социальной организации (а не как части германского патриотического фронта). В Брест-Литовске начались мирные переговоры. В Петроград 29 декабря 1917 года прибыли германские экономическая и военно-морская миссии. Их возглавляли граф Мирбах и контр-адмирал Кейзерлинг. Мирбах стал полномочным послом в Москве. Главного своего представителя на переговорах в Брест-Литовске генерала Гофмана Людендорф спросил, можно ли говорить с этими людьми. Гофман ответил утвердительно. Немцы сообщали, что большевики, при всем своем ультрареализме, выглядят несколько наивно в политике и верят в неапробированные догмы. Но и большевики не склонны были легко предпочесть Германию Западу: ведь Запад еще держался за единство России (в заявлениях Ллойд Джорджа, Клемансо и Вильсона не было слов о признании независимости Финляндии, Балтии, Украины, закавказских новообразований), а немцы требовали этого раскола русского государства.
Видимо предшествующая смертельная борьба исключала рыцарственность. Глава германской делегации в Брест-Литовске генерал Гофман, которого многие считали самым талантливым германским генералом: “Русский колосс уже в течение 100 лет оказывал слишком тяжелое давление на Германию, и мы с чувством известного облегчения наблюдали за тем, как под влиянием революции и хозяйственной разрухи былая мощь России постепенно разрушается. “ Выработка условий Брест-Литовского мира была для германских дипломатов захватывающей задачей. Уезжая в Брест, министр иностранных дел Кюльман объяснял депутатам рейхстага, что его главной целью является дезинтеграция “старой России”: “Германия должна признать отделение Финляндии, Украины, Кавказа и Сибири.”
Немцы проявили “полное непонимание” мессианерского пыла большевиков. Делегация во главе с Г.Зиновьевым, задачей которой было осуществление социальной революции в Центральной Европе, была остановлена первым же немецким часовым. Тонны подрывной литературы (особенные усилия были приложены при подготовке газеты “Факел”) были по немецкому требованию сожжены. Германским независимым социалистам было попросту запрещено посещать Советскую Россию. В то же время немецкая сторона недооценила Троцкого, который явно выигрывал словесную дуэль у Кюльмана, вначале не видевшем угрозы в русском эксцентрике. Поскольку мир, затаив дыхание следил за брестской ареной, идеи русской революции распространялись самым эффективным способом. Гофман описывает как “по приказу Троцкого его зять Каменев произнес речь, от которой у всех сидевших за столом офицеров кровь ударила в голову… Русские могли бы выступить с такой речью лишь в том случае, если бы германская армия была разбита, а русские войска вступили бы на германскую территорию”.
Гофман заявил, что длительные дискуссии нежелательны. Немцы поддерживают отделяющихся от России представителей окраинных областей. Тогда Троцкий ответил, что “мы отказываемся подписывать условия мира, но Россия воевать не будет”. Пораженные немцы ждали три дня, а потом заявили, что начинают наступление против Петрограда и Москвы. Штаб Гинденбурга был в ярости от затяжки переговоров. Троцкий покинул пост народного комиссара иностранных дел и приступил к организации новой военной основы России – Красной Армии.
Британская дипломатия в эти дни делает поворот, который мы не можем не отметить. До сих пор на всех стадиях – царизм, временное правительство, советская власть – англичане поддерживали единство России, иной подход даже не возникал. И только в декабре 1917 года Лондон как бы прощается с вековым конкурентом – союзником, страной, с которой он воевал в Крыму, враждовал в Персии, на Дальнем Востоке, и с которым он крушил Наполеона и Вильгельма Второго. Лондон впервые начинает изучать перспективу развала великой страны. Но Ллойд Джордж не был бы гениальным политиком, если бы доверился первой же умозрительной схеме. Будущее не дано знать никому, а настоящее достаточно печально: британская армия не имеет резервов, воля Франции к борьбе на исходе. Италия зализывает раны после жестокого поражения у Капоретто. Какова цена донесениям из Петрограда, говорящим, что Ленин и Троцкий – платные агенты Германии? Примитивных оценок следует избегать. Обстоятельства сегодняшнего дня не должны скрывать перспективы, в которой Россия всегда будет одним из самых значительных факторов.