да военных заводов на режим мирного времени. Часы отбили одиннадцать часов утра и улицы стали наполняться взволнованным народом. Приехала Клементина, чтобы разделить момент триумфа. Черчиллю пришли на ум подобные же демонстрации а Уайт-холле в августе 1914 года. «С чувствами, которые невозможно выразить словами, я слышал приветствия смелых людей, вынесших так много, отдавших все, никогда не поддаваться сомнению, не терявших веру в свою судьбу».
Британская империя одержала полную победу, но цена этой победы была такова, что мировое лидерство для Лондона было уже невозможно. Победа была «куплена столь дорогой ценой, что ее трудно было отличить от поражения.” Клементина предложила поехать на Даунинг-стрит, чтобы поздравить Ллойд Джорджа. Путь на Даунинг-стрит был запружен толпой. Автомобиль медленно двигался вперед. Вокруг Ллойд Джорджа собрались министры. Они обсуждали возможности проведения в ближайшее время выборов, а также вопрос, который вставал во весь свой рост: каким образом – и следует ли вообще – оказать воздействие на гражданскую войну между красными и белыми в России. Пока же самым актуальным оставался вопрос, какие условия выставить поверженной Германии.
Вечером в день перемирия – 11 ноября 1918 года – Черчилль ужинал вместе с Ллойд Джорджем. Он рассказал премьеру, что стены домов в Лондоне обклеены портретами Нельсона, Веллингтона и, что было приятно не всем англичанам, портретами Джорджа Вашингтона. Сумеют ли британские политики провести свою страну из войны к миру, как это сделал мятежный американец? Оба политика согласились, что следует получить политические дивиденды победы – провести всеобщие выборы. Ллойд Джордж выдвинул лозунг: «Сделать страну достойной своих героев». Оба политика понимали, что большая контрибуция с Германии невозможна, но общественное давление было таково, что говорить об этом открыто не стоило.
Казалось, что из всех великих держав, которые начали мировую схватку в 1914 г., только Британия в какой-то мере сохранила (а отчасти и укрепила) свои позиции. Ее союзница Франция по существу потеряла лучшие провинции, ставшие полем боя. На полях войны погибло целое поколение французов. Австро-Венгерская империя распалась. Царской России больше не существовало и пока не было ясно, какое государство возникнет на ее обломках. Судьба германской империи, основанной Бисмарком, еще не была решена, но следовало ожидать ограничения ее мощи. Разумеется, Англия была сильно ослаблена четырьмя с половиной годами войны. В первой мировой войне погибло 947 тысяч солдат Британской империи (775 тысяч собственно англичан). Ее огромные золотые и валютные запасы исчезли и одновременно окрепли центробежные силы во всех концах империи. Но Черчилль стремился смотреть на ситуацию позитивно. Заводы Англии не были тронуты, отмобилизованные вооруженные силы никогда не были более могущественны. Хотя долг Англии Соединенным Штатам составил 5 млрд. долл., эта сумма была значительно меньше долга континентальных союзников Британии. Весомы были и ее международные позиции. На Версальской мирной конференции Британия могла рассчитывать на голоса доминионов – Канада, Австралия, Индия, Новая Зеландия и Южная Африка получили самостоятельный статус в международных организациях и поддерживали метрополию в спорных вопросах. На мирной конференции, преодолевая сопротивление Вудро Вильсона, старые колониальные державы создали систему мандатов Лиги наций. Речь шла о дележе колониальных владений потерпевших поражение стран. Можно было смело предполагать, что Лондон получит значительную их долю.
Британская империя, пишет Уильям Манчестер, «вышла из Зала зеркал (где был подписан Версальский договор. – А.У.), увеличившейся на миллион квадратных миль, населенных 13 млн. подданных. Теперь Британский флаг развевался над Германской Новой Гвинеей, Юго-Западной Африкой, Танганьикой, частями Того и Камеруна, над более чем сотней германских островов и над ближневосточными странами, которые позже станут Ираном, Ираком, Иорданией и Израилем. Мечта Родса о создании сплошной колониальной оси между Кейптауном и Каиром наконец-то была осуществлена».
21 ноября 1918 г. гигантская армада кайзеровских немецких кораблей (большинство из которых не совершили в ходе войны ни единого выстрела) под командованием адмирала Людвига фон Ройтера вошла в гавань английского флота Фирт-оф Форт. Адмирал Битти просигнализировал фон Ройтеру: «Германский флаг должен быть спущен на закате».
Лежавший в госпитале временно ослепший после газовой атаки ефрейтор германской армии Адольф Гитлер записал в ноябре 1918 г.:»Я знал, что все потеряно. Но все еще можно вернуть, только бы Германия встала на ноги». Можно утверждать, что уже в эти дни было положено начало тем процессам, которые в своем развитии привели ко второй мировой войне. Внешние атрибуты триумфа не могли скрыть того факта, что в мире появились силы, не только не подвластные Лондону, но и ограничивающие значимость Англии как великой державы.
По окончании первой мировой войны Черчилль предложил написать на памятнике ее героям к жертвам следующее: «В войне – решимость. В поражении – вызов. В победе – великодушие. В мире – благожелательность». Современники не сочли надпись удачной для гранитного памятника, но Черчилль позднее украсил ею титульный лист истории второй мировой войны.
Окончание первой мировой войны и два последующих года были связаны у Черчилля с «русской проблемой». Черчилль был столь воинственен в отношении большевистской России, исходя из своих представлений о будущей мировой политике Британии. Черчилль полагал, что в послевоенном мире главные угрозы Британии будут исходить от Японии и Германии (от первой – как почувствовавшей новые возможности в Азии, и от второй – как неудовлетворенной своим положением в Европе). Для обуздания обеих Черчилль нуждался в союзе с Россией, но с большевиками осуществить такой союз было, по его мнению, невозможно. Помимо прочего, он полагал, что большевики угрожают британским владениям в Азии. Но более всего он боялся, что русские большевики найдут союзника в лице Германии. Поэтому стремление Черчилля задушить большевизм и установить в Москве режим, опираясь на который можно было бы поставить преграду Японии и Германии, не знало пределов.
Приход большевиков к власти Черчилль описывал следующим образом: «Отчаяние и предательство узурпировали власть в тот самый момент, когда задача была уже решена… С победой в руках она (Россия) рухнула на землю, съеденная заживо, как Герод давних времен, червями». Переезд Ленина в Россию он подает как перевоз «бациллы чумы» в запечатанном вагоне. Его старший партнер Ллойд Джордж не был согласен с метафорой о Героде, изъеденном червями. “Черви, которые пожирали внутренности старого режима и подрывали его силы, были вызваны к жизни разложением самого режима. Царизм пал потому, что его мощь, его значение и авторитет оказались насквозь прогнившими. Поэтому при первом ударе революции царизм распался. Когда голодная петроградская толпа вышла на улицу, не считаясь больше с устрашающими указами царского правительства, последнее уже не обладало достаточной силой, даже чтобы спасти скипетр императора. Черчилль, описывая катастрофу в России, говорит: “Пароход утонул близ заветной гавани”. Эта нелепая картина кажется привлекательной только потому, что прекрасный художник вставил ее в рамку блестящей риторики. Черчилль продолжает: “Россия перенесла шторм”. Да, Россия перенесла шторм, но с разбитыми бортами. С негодным, нуждающемся в серьезном ремонте механизмом. Слабый и глупый капитан беспомощно пытался вести ее дальше с помощью дрянных офицеров и с командой, которая вот-вот готова была взбунтоваться и во всяком случае открыто выражала свое недовольство, грозившее перейти в восстание. Генерал Кастельно считал, что Россия неспособна еще раз начать наступление, и сам исключал возможность активного участия России в кампании 1917 года”.
По словам Черчилля, царь был “простецким человеком средних способностей и не лишенным добрых намерений”, но совершенно непригодным к выполнению своих функций. “Ни одно правление акционерного общества не избрало бы Николая в руководители большого предприятия; во всяком случае ему не доверили бы вести дела во время серьезного кризиса. Николаю было тяжело видеть себя призванным вести в качестве верховного правителя огромную страну в самые грозные дни ее истории… И в мирное и в военное время царизм оказался непригодным, – пишет Ллойд Джордж в полемике с Черчиллем, – для такой великой страны, как Россия. Население России не получало образования, было невежественно и не подготовлено ни к чему, кроме самых примитивных задач, которые оно осуществляло самыми примитивными методами. .. Добродетельный и добросовестный государь должен был нести непосредственную ответственность за режим, проникнутый коррупцией, ленью, развратом, протекционизмом, завистью, низкопоклонством, пресмыкательством, неспособностью и предательством”.
Член палаты общин сэр Иен Малькольм путешествовал по России по поручению Красного креста: “Серьезность общественного положения страны не может быть преувеличена; положение страны поистине ужасно. Продовольствие и топливо исчезли… Цены на продукты исключительно высокие, и самые богатые слои населения начинают испытывать нужду в продовольствии”. В то же время опера и балет были открыты каждую ночь.
В 1917-1918 годах в России наступил период дезинтеграции. Это был, возможно, самый тяжелый период в русской истории. 28 января 1918 г. Украинская Рада объявила о своей независимости. В апреле и мае декларации независимости последовали от Грузии, Азербайджана и Армении. Согласно подписанному в Брест-Литовске договору, Россия лишилась прав на Польшу, на Балтийские провинции, на Финляндию.
Вильсон, Клемансо и Ллойд Джордж обсуждали военный аспект русской проблемы и посчитали нужным узнать мнение Фоша. Генералиссимус проявил неожиданный оптимизм: «Этот вопрос не представляет сложности и его решение не потребует серьезных боевых действий. Несколько сот тысяч американских солдат, желающих участвовать в исторических событиях, совместно с волонтерами из Британии и французскими войсками могут с легкостью, пользуясь железнодорожными путями, овладеть контролем над Москвой; в любом случае в наших руках уже три четверти России. Если вы хотите овладеть прежней Российской империей, вам следует лишь отдать мне приказ». Все это очень напоминало легковесное планирование Дарданелльской операции. И «три четверти» были очевидным преувеличением. На севере, в Архангельске и Мурманске располагались примерно 30 тысяч союзных войск; такое же число было на юге у Деникина. Несколько больше интервентов было в Сибири у Колчака, основу которых составили 70 тысяч белочехов. Трудно назвать эти войска крупными в стране, где в годы войны мобилизовали 18 миллионов человек.