отное, поэтому нации представляют собой сообщество борцов, которое должно быть готово к битве». Гитлер верил только в силу, которая единственная могла, с его точки зрения, обеспечить выживание Германии. Гитлер утверждал, что крепость расы и ее выживание зависят от ее чистоты. Это требует очищения от инородцев. Черчилль одним из первых понял, что «Майн кампф» – это не болезненная игра ума беззвестного австрийского подданного, а действенная идеология той Германии, которая не смирилась с поражением. Гитлер в недвусмысленных выражениях излагал тевтонскую стратегию «создания нового Рейха посредством объединения разбросанных в Европе германских элементов. Раса, которая потерпела поражение, может быть спасена только обретя уверенность в себе. Ее армия должна поверить в свою собственную непобедимость».
Известно высказывание Черчилля, что, хотя он презирает нацизм, если бы Англия потерпела поражение в войне, она должна была бы «найти такого же борца для восстановления своего мужества, борца, который ведет страну на завоевание достойного места среди наций мира». В отличие от многих политиков, отказывавшихся воспринимать Гитлера и национал-социалистическое движение серьезно, Черчилль уже на ранней стадии достаточно реалистично определил потенциал этого явления. Мы видим как изменяется его представление о главной угрозе интересам Британии в Европе. Прежде он полагал, что негативные для Британии результаты войны заключались в выделении на мировой арене двух колоссов: Соединенных Штатов и Советской России. Сила обоих центров была пока лишь латентной – в обоих в 20-е годы победил изоляционизм (и Черчилль хотел бы видеть этот изоляционизм продленным в бесконечность). Он выступал за раскол и разъединение Советской России, поскольку опасался влияния этого гиганта в Европе, где ослабленными оказались и Германия и Франция. Но в конце 20-х годов обретает силу германский национализм. Во весь рост встает угроза того, что Германия станет нацией, посягающей на европейское устройство, выберет путь насильственного пересмотра версальской системы. И Черчилль начинает думать, кого можно противопоставить новой угрозе.
Со своей стороны, Гитлер почти с самого начала своей общенациональной известности объявил Черчилля своим врагом, открыто указывая, что Германии следует опасаться этого защитника британских привилегий в мире. Гитлер видел для себя сложности в том случае, «если Черчилль прийдет к власти в Великобритании вместо Чемберлена». Черчилль уже тогда рискнул сделать предсказание, что «Германия неизбежно будет перевооружена». Не много политиков в Европе так рано и так отчетливо увидели эту опасность. Черчилль сумел увидеть потенциал нацистского движения, возможность прихода крайне правых сил к власти в этой самой крупной индустриальной стране Европы. Прямое и косвенное содействие восстановления германской мощи вызвало его яростное противодействие. В 1928 г., когда Соединенные Штаты предложили Британии и Франции сократить свои вооруженные силы и одновременно уменьшить германские репарации, Черчилль в резкой форме выступил против этого предложения. На заседаниях кабинета министров во второй половине 20-х годов он выступал категорически против уменьшения репараций со стороны Германии. Именно тогда, на самой ранней стадии германского реваншизма Черчилль предложил создать специальные нейтральные зоны внутри примыкающих к границам германских земель. Что еще важнее: Черчилль во второй половине 20-х годов в пику господствующей тенденции выступил за сохранение большой и сильной французской армии, которая, по его мнению, «является щитом Англии».
В одном из выступлений в Канаде он с сожалением высказался о решении Франции сократить свою полевую армию. Он напомнил аудитории, что Германия имеет вдвое больше молодых людей призывного возраста, чем соседняя Франция. Находясь в Америке в 1929 году, Черчилль призвал к увеличению британского и американского военно-морских флотов. Было заметно, что послевоенному благодушию приходит конец. В 1927 году нескольким энтузиастам удалось завлечь министра финансов на маневры экспериментальных механизированных сил. Увидев новые танки на учениях, Черчилль немедленно потребовал от военного ведомства упразднения кавалерии и полного переключения на танки. Заметим, что к этому выводу пришел профессиональный кавалерист, и сделал это раньше Гудериана и де Голля (не говоря уже о Тухачевском и Буденном).
Самый крупный в истории мировой экономический кризис начался в буквальном смысле на глазах у Черчилля, бывшего в конце октября 1929 г. в Нью-Йорке и видевшего панику на Уолл-стрите. Этот кризис вызвал потрясения мирового масштаба. Он вдвое увеличил число безработных в Англии и в большинстве стран Европы и способствовал радикализации политической жизни во многих европейских странах, прежде всего в Германии. Кризис был своего рода рубежом – концом послевоенной эпохи и началом новой, сулящей неожиданности.
Британская империя с точки зрения чисто территориальной достигла пика своего территориального расширения в 1933 г. с завоеванием Гадрамаута, отдаленного княжества в Аравии. Это был, возможно, апогей британского территориального расширения, то была высшая точка территориального могущества основанной в шестнадцатом веке империи. Максимум территории под «Юнион Джеком». Никогда уже не будет в истории британской империи того зрелища, какое представлял собой боевой крейсер, на борту которого принц Уэллский в том году проходил через Суэцкий канал и Красное море. Самолеты королевских военно-воздушных сил пролетали в церемониальном строю над наследником английского престола, а войска различных народов, находившихся под политическим контролем Британии, были выстроены по обе стороны Красного моря. Никто уже не мог в будущем заставить этих людей писать плакаты «Скажите отцу, что мы счастливы находиться под британским покровительством». В те годы отец – король Георг V из Букингемского дворца каждый год обращался к своим подданным и ко всему миру. Никогда больше не будут иметь такого глобального значения ежегодные имперские конференции в Лондоне.
Британия еще могла смотреть на себя как на величайшую военную силу земли, но, вступая в четвертое десятилетие века она, бывшая первой на железных дорогах и на морских коммуникациях, стала уступать на шоссейных дорогах и в воздухе. Надежда британского авиационного флота – лайнер Р-101 оказался хуже других западных образцов. Черчилль надеялся, что этот суперлайнер свяжет между собой главные оплоты империи – Канаду, Австралию, Новую Зеландию, Индию, но напрасно. Первый Р-101 вылетел 4 октября 1930 г. из Гарлингтона в Карачи, но долетел лишь до Франции, где разбился неподалеку от Парижа. Гибель Р-101 почтили скорбным молчанием государственные деятели, прибывшие со всех концов света в Лондон. В определенном смысле это была минута молчания по имперской мощи Британии.
Стало ощутимым движение центробежных сил. Чтобы приостановить их действие, правительство консерваторов пошло на трансформацию империи в «Содружество наций». А 1930 году был выработан Вестминстерский статут, это была самая масштабная попытка приспособить империю к новейшим временам. Владения Англии с белым населением стали «автономными», равными по статусу метрополии и объединенными общей верностью короне. Автором статута был Ян Сметс, известный деятель из Южной Африки и старинный друг Черчилля. Но статут можно интерпретировать и как начало распада Британской империи. Законы, принимаемые палатой общин, уже не были обязательными для парламентов отдельных доминионов.
И все же в начале 30-х годов Черчилль верил, что империя может долго служить основой мирового могущества Британии. Да, пик пройден, но необходимая солидарность правящего класса еще наличествует. Англичане встают, когда на волнах Би-би-си накануне Рождества к нации обращается «Его британское величество, божьей милостью король Объединенного королевства Великобритании и Ирландии, и британских доминионов за морями, защитник веры, император Индии». Следовало рационализировать эту гигантскую систему, куда входили доминионы, королевские колонии, и договорные китайские города. Территория империи все еще была в три раза больше римской империи периода максимального подъема. Оксфордский словарь определял слово империализм как «распространение Британской империи с целью защиты торговли, союза ради взаимной обороны внутренней империи». Первым значением слова «имперский» в этом словаре значилось «величественный». Премьер-министр Болдуин определял имперскую систему таким образом: «Британская империя твердо стоит как великая сила добра. Ее овевают все ветра и она омывается волнами всех морей». Историк Колин Кросс заключил: «Обладая влиянием на всех континентах, Британская империя является мировой державой в буквальном смысле; по масштабу влияния она является единственной мировой державой». В дальнейшем такое гордое самоутверждение уже будет самообманом. Известный американский обозреватель Уолтер Липпман напомнил английскому правящему классу слова Эдмунда Берка, что они одна империя в мире не может долго просуществовать без единства правящего класса, готового на жертвы. Кризис этого единства и увидел Черчилль в намечающемся расколе британской элиты.
Несчастьем для страны было то, что ее самый яркий политик оказался несгибаемым консерватором в социальных вопросах и тем самым на этапе грандиозных социальных трансформаций своей страны почти исключил себя из национальной жизни. Своей непримиримой (и почти иррациональной) позицией в отношении большевиков и в индийском вопросе он поставил себя вне основного потока английской политики. В эти годы (30-е) имперские мечтания стали видеться английскому избирателю романтическими бреднями. Основная масса населения выступила за конституционные уступки Индии. В то же время с великой депрессией наступали суровые времена, кончилась эра «просперити», а министр финансов Черчилль не имел рецептов экономического оздоровления. Он молчал, когда обсуждалась жгучая проблема безработицы, вопросы протекционизме и выхода из кризиса. Современники в те годы не в пользу Черчилля делали сравнения с Ллойд Джорджем, который тоже часто плыл против течения, но был значительно более гибким.