К представителям британских доминионов Черчилль не всегда выходил в классических полосатых брюках. Премьер-министра Австралии Мензи он встречал в “костюме сирены – глухо скроенном синем шерстяном одеянии с замком-молнией спереди”. У Черчилля определенно было аристократическое пренебрежение к мнению других о своей одежде; по сердцу ему были и униформы и почти фантастические одеяния. Среди своих он разгуливал в вышеупомянутом собственноручно скроенном “костюме сирены”, на более обязывающие встречи являлся обычно в любимой им форме маршала авиации. Секретарям он диктовал даже из ванной комнаты. Мартин вспоминает, что во время первой встречи с ним премьер был в одном жилете. Определенная эксцентричность была частью его характера. Работать в кровати, пользоваться помощью многочисленных помощников и слуг стало частью его образа жизни. Удивительно читать о его безусловном удовлетворении водворением в премьерскую резиденцию. Посреди пожаров и смертельных тревог он выражает восторг по поводу небывалого комфорта его нынешней жизни. Колвилу в августе 1940 года он говорит, что “никогда в жизни не наслаждался такими удобствами.”
Далеко не всем нравился распорядок его дня. Послеобеденный отдых позволял ему “выжимать из себя максимум творческой энергии”. Но лишенные послеобеденного сна офицеры, генералы из объединенного комитета начальников штабов к полуночи буквально валились от усталости. И все же в этот период своего правления Черчилль почти не встречал противодействия. Хэнки: “Это полная диктатура. Работа Военного кабинета и военных комитетов состоит из длинных монологов одного человека. Другие просто поддакивают. Комитет начальников штабов, измученный бессонными ночами, сведен до положения комитета по планированию.” Ллойд Джордж жаловался австралийскому премьеру Мензи, что “Уинстон выступает в роли главного стратега, не имея необходимой квалификации и поддержки действительно энергичных начальников штабов”. Он хотел бы видеть военный кабинет более профессиональным и менее подверженным капризам Черчилля. Одновременно он хотел бы видеть Черчилля действительно у руля государства, а не рассматривающим руины после очередной германской бомбардировки. В реальности же Черчилль избегал той ошибки, которую несомненно сделал в свое время Ллойд Джордж – не замкнулся в узком кругу приверженцев на Даунинг-стрит 10 и сохранил облик живущего ранами страны политика. В дотелевизионное время (телевидение позднее доведет верховных политиков до положения “голов”, постоянно говорящих в телевизионном углу каждого дома и квартиры), лидер еще был для большинства достаточно таинственной фигурой и каждый его публичный выход имел резонанс. Черчилль использовал этот резонанс для укрепления своей массовой поддержки. С сигарой в углу плотно сжатого рта он медленно обходил жалкое зрелище очередного разрушенного дома и этот образ сопереживающего “старого Винни” стал буквально частью народного фольклора. И он порождал важнейшее из того, что требуется от политика, когда обещал по радио, что он и “мои коллеги, мои товарищи – кем они являются для меня -посвятят всю свою жизнь и энергию, чтобы оказаться достойными, чтобы не обмануть доверия верного и великодушного народа”. Черчилль вызывал доверие.
Надежда Черчилля покоилась на двух главнейших возможностях. Две нейтральные страны – Советский Союз и Соединенные Штаты еще не определили свой курс и Черчилль надеялся на их выбор. Следовало лишь ускорить процесс. Черчилль, с одной стороны, пишет первое письмо Рузвельту, со второй – предупреждает советское руководство о германской опасности.
Пока же, оставаясь в одиночестве, он вел войну двумя доступными ему способами. Первый – массированные бомбардировки Германии. Второй – захват контроля над Средиземноморским бассейном. В первом случае Черчилль находился под воздействием влиятельного накануне второй мировой войны убеждения во всемогуществе бомбардировочной авиации. (Собственно, королевские военно-воздушные силы создавались именно с целью нанесения массированных ударов с воздуха). Как оказалось, количество самолетов было недостаточным, и добиться решающего превосходства лишь с их помощью было невозможно. Тем не менее, бомбардировки Германии осуществлялись на протяжении всей войны. Черчилль так же верил в то, что Британия способна создать преобладающий воздушный флот, как и в то, что немцам никогда не превзойти военно-морской флот Британии.
Что касается Средиземноморья, то еще до войны англичане и французы имели здесь решающее превосходство. С их объединенными военно-морскими силами здесь никто не мог сравняться. Традиционно – уже несколько столетий – английский флот был сильнейшим здесь, что так блистательно доказал адмирал Нельсон при Трафальгаре. В годы первой мировой войны англичане держали Суэцкий канал – свою главную дорогу в Индию, открытым. Но во второй мировой войне ситуация изменилась. Италия вступила в войну против Англии, а союзная Франция потерпела поражение. Это заставило англичан закрыть Суэцкий канал до мая 1943 года. Крупные английские войска в Египте получили сугубо оборонительную задачу – закрыть немцам и итальянцам путь к ближневосточной нефти.
Черчилль верил, что Турция не удержится в нейтральной позиции. Следовало заставить ее выступить на стороне англичан, а затем совместно двинуться на Балканы, заручиться помощью греков и югославов и нанести Германии поражение с юга. Эта идея была всегда дорога для Черчилля. Отсюда и десант англичан в Греции и стремление найти общий язык с югославами.
Но главные надежды Черчилля были связаны с Америкой. Черчилль хотел привязать судьбу Америки к Англии. Рузвельт видел иные сны. Он вел себя с англичанами достаточно жестко: отклонил просьбу об эсминцах в мае – в решающие дни битвы за Францию, а в сентябре предоставил англичанам лишь несколько старых самолетов. Совершенно различным было толкование и сделки «эсминцы-базы». Английская сторона видела в ней формирование общих позиций двух наций, американская сторона хладнокровно видела в ней способ укрепления своих позиций в Карибском бассейне.
И все же в Лондоне сообщение о переизбрании Рузвельта в 1940 году было встречено с большим удовлетворением. Английский премьер писал президенту: «Я молился за ваш успех… Мы вступаем в мрачный период того, что очевидно будет продолжительной и постоянно расширяющейся войной. То, что происходит, будет долго помниться до тех пор, пока по-английски говорят в этом мире». Черчилль приветствовал Рузвельта, готового бросить вызов изоляционистам на внутренней арене и нацистам на внешней.
Между тем объективные обстоятельства складывались далеко не радужно. Британия вступила в войну имея 4,5 млрд. долл. золотом. Единственный способ увеличить эти запасы была ускоренная добыча этого металла в Южной Африке, а также усилия по увеличению экспорта товаров. Среди этих товаров первые места занимали, увы, не промышленные изделия. Речь шла уже в основном о виски и шерстяных изделиях, шедших на американский рынок. Но поскольку английские закупки оружия в США велись в больших масштабах, английский золотой запас начал истощаться. Примерно к ноябрю 1940 г. англичане израсходовали практически всю наличную твердую валюту. Они уже продали 335 млн. американских акций частных владельцев Британии. Стало ясно, что, не имея кредита, Англия не сможет производить массовые закупки в Соединенных Штатах.
Лишить англичан возможности закупать американское оружие было для американцев рискованно. Через два дня после переизбрания на третий президентский срок – 7 ноября 1940 г. президент поспешил заявить, что Англия получит не менее половины всего производимого в США военного оборудования, включая последние модели бомбардировщиков. Это обещание укрепило решимость англичан сражаться, но во весь рост стал вопрос о том, как оплачивать гигантские закупки. Англичане использовали всю иностранную валюту, имеющуюся в их распоряжении, однако все равно эта сумма была вдвое меньше той, на которую они уже заказали вооружения Соединенным Штатам. Для финансового спасения страны требовались экстренные меры. 8 декабря 1940 года Черчилль написал Рузвельту пространное письмо, посвященное состоянию британской экономики. В нем он описывал основные трудности и перспективы ведущейся войны: через несколько месяцев Британия не сможет платить за получаемое от Соединенных Штатов, она приближается к грани банкротства. Англичане уже заплатили 1 миллиард 330 миллионов фунтов стерлингов за американские товары и были способны заплатить еще 1 млрд. 400 миллионов на протяжении 1941 года. Но на этом резервы Англии иссякали. Рузвельт писал государственному секретарю Хэллу, что у англичан остался примерно 1 миллиард долларов наличными, дополнительные 8-9 миллиардов можно найти в Канаде, в Южной Америке, Африке и на Дальнем Востоке, но «откачка» этих средств означала бы критическое ослабление Британской империи. Хотел ли Вашингтон остаться один на один со странами «оси»?
Что-то необходимо было предпринять в этом направлении, в противном случае война может быть проиграна еще до начала решающих операций. Простым и убедительным способом объяснил практическое банкротство Англии посол Лотиан, когда 23 ноября 1940 г. обратился к группе американских журналистов: «Ну, ребята, Англия подошла к последней черте; ваши деньги – вот чего бы мы хотели». 1 декабря 1940 г. министр финансов Моргентау доложил президенту, что у англичан нет необходимых средств для оплаты военных закупок, сделанных ими в октябре. Перед Рузвельтом были два пути: можно было позволить Англии ослабеть до крайних пределов, способствовать распаду британской империи, а потом взять английское наследство под свою опеке. Но это был опасный путь, в процесс могла вмешаться Германия и захватить контроль над распадающейся Британской империей быстрее, чем это сделают американцы. Поэтому президент избрал другой путь: изменение существующих легальных препятствий в американском законодательстве. Ими были закон Джексона и закон о нейтралитете, которые запрещали предоставлять кредиты и требовали оплаты наличными деньгами всех закупок со стороны воюющих держав.