вернутся».
В конце марта англичане осуществляют десантную операцию против Сент-Назера (на атлантическом побережье Франции). К апрелю они изыскали возможности увеличения производства танков, самолетов и пушек. Все резервы были брошены в дело.
Согласно союзническим планам, скоординированным на конференции в Вашингтоне, предполагалось остановить японскую экспансию в середине 1942 года, а затем блокировать Японию и, взяв ее в кольцо, начать войну на истощение. При этом, в отличие от Рузвельта, у Черчилля не было особых ожиданий в отношении боеспособности китайского союзника. После Пирл-Харбора генералиссимус Чан Кайши широким жестом предоставил англичанам и американцам «все китайские ресурсы» для общего дела – победы над Японией. Но у Черчилля этот жест китайцев не вызвал никакого энтузиазма, так как сам Китай чрезвычайно нуждался в помощи. Он видел также имперские амбиции Чан Кайши. Когда глава гоминдана предложил выделить две китайские дивизии для защиты жизненно важной для Китая (с точки зрения предоставления помощи) бирманской дороги, Черчилль отверг это предложение. Он опасался, что «защитники» Бирмы никогда в дальнейшем не уйдут из этой страны.
Черчилль наметанным глазом оценил американскую ориентацию на Китай и уже в начале 1942 года пришел к заключению, что Рузвельт переоценивает возможности китайцев, желаемое выдает за действительное, и в целом ошибается по поводу китайских возможностей. Придание Китаю значимости почти равного по мощи Британской империи члена коалиции, приравнивание возможностей китайской армии к боевой мощи СССР было, с точки зрения английского премьера, ошибкой глобальной стратегии Рузвельта. Черчилль по возвращении из Вашингтона пишет, что главным поразившим его в американской столице открытием «был Китай». Когда уезжающему в Китай генералу Стилуэлу Рузвельт сказал: «Передайте Чан Кайши, что мы намерены возвратить Китаю все потерянные им территории», то англичан, владевших Гонконгом, это намерение президента не обрадовало.
В начале 1942 года Черчилль, который в течение нескольких десятилетий диктовал речи стенографисткам, приступил к освоению новой техники – магнитофона. Он записал речь в палате общин 11 января на магнитопленку («чтобы не повторять ее снова в 9 вечера по радио»). В этой речи, Черчилль, только что бывший в воздухе 18 часов, самым большим достижением визита в США назвал то, что «администрация Соединенных Штатов определила Гитлера в качестве главного врага». Разумеется, британским законодателям было важно услышать и то, что впервые в истории своей страны они объединили необъятные ресурсы британской империи в общий пул с Соединенными Штатами. Незримо возникла опасность в некий час потерять контроль над этими ресурсами.
Для политика важна пресса – Черчилль обедал с корреспондентами 30 марта. Мнение прессы: «Подкупает полное отсутствие помпы. Премьер был одет в «костюм сирены» (сконструированный Черчиллем комбинезон, снимаемый одним движением «молнии». – А.У.). У премьера завидный аппетит».
В марте 1942 г. американцы и англичане разделили мир на три зоны. Ближний Восток и Индийский океан – зона ответственности Англии. В Атлантике и Европе предполагалось совместное руководство. В Вашингтоне был создан Совет по делам ведения войны на Тихом океане, в него входили представители девяти стран, а председателем стал Ф.Рузвельт (заместитель – Г.Гопкинс). То был, помимо прочего, инструмент, рассчитанный на распространение американского влияния в регионе как в ходе войны, так и по ее окончании.
21 марта 1942 года Черчилль выступил перед страной с довольно неожиданной темой – будущее страны после победы. Немцы еще оккупировали Европу от русского Орла до французского Бреста, а Черчилль посчитал нужным заглянуть в будущее. Он предвидел создание Национальной службы здоровья, социального страхования «от колыбели до могилы», предоставление возможностей образования всем классам общества, чтобы страна извлекала лидеров «изо всех типов школ». Традиции должны уважаться, но «править должна более широкая система». Свободное предпринимательство и государственная собственность должны сосуществовать, они должны вместе «тянуть вперед поезд нации».
В условиях, когда военное руководство Британии рассматривало возможности японского вторжения в Австралию, когда военный кабинет обсуждал возможные последствия крушения режима Чан Кайши, премьер-министр начинает обращаться к России как к главной надежде Британии на выживание. Британская разведка представила премьер-министру данные о грядущем полномасштабном наступлении немцев весной на советско-германском фронте. Гитлер в Берлине 15 марта 1942 г. заверил своих слушателей, что Россия близка «к абсолютному поражению». Черчилль воспринял это как признак подготовки немцев к крайним усилиям на восточном фронте. Ожидая кульминации мировой борьбы, Черчилль интенсифицирует переписку со Сталиным. В телеграмме от 12 марта 1942 г. упоминаются «четкие указания» избегать задержек в поставках британских военных припасов России. Черчилль также обещал, что «с улучшением погоды английская бомбардировочная авиация увеличит число своих рейдов на Германию».
Россия начинает доминировать в стратегическом мышлении Черчилля. Он размышляет о переводе части британских войск с Ближнего Востока и Северной Африки (численность которых была 635 тыс. человек) на более значимые фронты, а именно, на Северный Кавказ. Он пишет генералу Окинлеку, командующему войсками в Северной Африке, о необходимости перевода 15 эскадрилий на русский левый фланг на Кавказе, сообщает своим ближайшим сотрудникам, что Сталин доволен увеличением британских поставок (они увеличились на 50% по сравнению с июлем 1941 г.). При всем понимании того, где решалась судьба войны, Черчилль ни на минуту не забывал о своей миссии охранителя имперской мощи. Его видение будущего предполагало сохранение главных имперских путей, в частности, защиту Египта), действия на европейской периферии, относительно небольшие операции, использование до конца сил Советской Армии и высадку в Западной Европе лишь на этапе коллапса либо СССР, либо Германии. Он думал прежде всего о предотвращении отпадения от Британской империи четырехсотмиллионной Индии, сохранении пути в Индию через Ближний Восток, обеспечении жизнеспособности империи.
В начале апреля Черчилль пытается предугадать дальнейшие действия японцев. «Обращаясь как любитель к любителю, – пишет он Рузвельту, – я полагаю, что самым разумным для японцев было бы нанести удар из Бирмы на север, в направлении Китая… Это поставит под угрозу и Индию». Черчилль пообещал в случае вторжения помочь Австралии, но «все зависит от гигантской русско-германской битвы».
Рузвельт пишет письмо Сталину, в котором выражает сожаление, что огромные расстояния мешают им встретиться. Возможно в следующем году такая встреча станет возможной и хорошим местом для нее была бы Аляска. Но суровая реальность не позволяет откладывать согласования стратегических целей. Необходим посредник, который пользовался бы доверием главы советского правительства. Рузвельт предложил Сталину послать В.М.Молотова для обсуждения «предложений, предполагающих использование наших вооруженных сил с целью помощи критически важному Восточному фронту». Последовал ответ, что Молотов прибудет в Вашингтон «для обмена мнениями» в деле организации второго фронта в Европе. Но прибудет он в Вашингтон через Лондон.
Во время ужина с Гопкинсом и Маршаллом 14 апреля 1942 года Черчилль признал, что наиболее эффективным способом помощи русским была бы высадка в Северной Франции. Но Британию сдерживают два обстоятельства – оборона Индии и Ближнего Востока: «Мы можем потерять здесь армию в 600 тысяч человек и весь человеческий резервуар Индии. Нельзя допустить также падение Австралии». Таковы сдерживающие Британию мотивы. Гопкинс согласился, что «каждая страна сражается за свои собственные интересы», но следует все же координировать усилия. Черчилль, по-видимому, больше оценил первую часть фразы. И Рузвельт, что бы ни думали его генералы, присоединился к премьеру, послав в апреле 1942 года сто самолетов не в Северную Атлантику, а в Индию. Можно смело предположить, что переориентация Гопкинса и Маршалла, согласившихся с его системой приоритетов, готовность Рузвельта на данном этапе помочь в деле сохранения Британской империи и природная сила позволили Черчиллю к концу апреля 1942 года выйти из затяжной депрессии. 27 апреля Иден, обедавший с премьером, отметил, что тот восстановил форму. Он снова готов был обсуждать все мировые проблемы и лучился энергией. Он впервые за долгие месяцы посетил Чартвел и написал сыну 2 мая: «Весна здесь во всей красе. Гусь, которого я называл морским адъютантом и черный лебедь стали жертвами лисы. Но Желтый кот растрогал меня своей преданной дружбой, хотя я не был здесь восемь месяцев».
Идя навстречу американскому пожеланию, Черчилль 10 апреля, во время обеда с королем Георгом, Маршаллом и Гопкинсом пообещал предоставить Индии после войны право самоуправления. Одновременно Черчилль постарался наладить более тесные связи с Москвой. Два главных соображения владели Черчиллем. Первое, в СССР в текущий период решалась судьба войны; второе, Черчилль начинал понимать, что, даже в случае победного ее исхода, западный союзник Великобритании – Соединенные Штаты – будут стремиться вытеснить Британию с доминирующих позиций в Европе, Азии, Африке и Австралии. Британская империя вынуждена была лавировать, она должна была искать способ не только противостоять своим противникам, но и противопоставить союзников друг другу.
Между тем удары судьбы не прекращались. В апреле британский конвой из двадцати трех судов потерял на пути основную часть судов. В Мурманск пришли лишь восемь кораблей. В Бирме Мандалай сдался 3 мая – страна, присоединенная к Британской империи отцом Уинстона Черчилля, стала добычей японцев. Но премьера в мае более всего занимала проблема плавучих пирсов. «Они должны подниматься и опускаться вместе с прибоем» – речь шла о броске через Ла-Манш. Отвлечься, однако, не удавалось, Роммель начал продвижение в Западной пустыне. Черчилль буквально заклинал командующего британскими силами в Египте Окинлека: «Отступление было бы фатальным. Речь идет не только о военной стороне дела, сколько о факторе наличия воли. Благослови вас всех Бог».