Напряжение этих дней сказалось на самочувствии Черчилля. Он видел, что нельзя исключить никакой исход и отправил письмо королю, в котором советовал в случае его гибели назначить главой правительства Антони Идена. Черчилль писал королю, что Иден обладает «решимостью, опытом и способностями, которые требуются в наши тяжелые времена».
В полдень 17 июня 1942 г. Черчилль покинул Лондон ради третьей в течение десяти месяцев встречи с Рузвельтом. На моторной лодке Черчилль подплыл к тому самому клиперу «Боинг», на котором он уже летал через Атлантику. Генерал Брук записал в дневнике, какой восторг у него вызывали прекрасно спланированные спальные каюты, обеденный салон, специальные помещения для слуг, туалеты и тому подобное. С наступлением темноты «Боинг» поднялся в воздух и находился в воздухе 26 с половиной часов. Главной задачей летчиков было избежать встречи с германскими «Фокевульфами», нередкими гостями в этой части Атлантики. Как замечает Брук, «премьер-министр был в превосходной форме, он наслаждался полетом как школьник». По прибытии (18 июня) в Вашингтон Черчилль провел ночь в английском посольстве. Утром он сел в небольшой самолет военно-морского флота Соединенных Штатов и вылетел в Гайд-парк, поместье Рузвельта.
Обстановка встречи была действительно драматической. В Африке в этот день Роммель приказал двум колоннам танков направиться к египетской границе, а в Китае японские войска начали наступление против Чан Кайши. Но оба главных деятеля Запада наблюдали прежде всего за началом наступательной операции немцев на советско-германском фронте. За день до приезда Черчилля Рузвельт приказал высшим военным руководителям – Стимсону, Ноксу, Маршаллу, Кингу, сделать что-нибудь для помощи русским. Если Советская Армия начнет общее отступление в июле, то возникнет угроза сдачи немцам Москвы, Ленинграда и Кавказа уже в августе. Президент желал знать, что могут сделать вооруженные силы США для «оттягивания» германских дивизий с русского фронта. Вопрос приобретал критическое звучание. «Если русские продержатся до декабря, союзники будут иметь преимущественные шансы выиграть войну, если же они «свернутся», шансов на победу будет меньше половины». Выбор встал между высадкой в Европе, высадкой в Северной Африке в начале сентября, и посылкой американских войск на помощь англичанам в Египет и Ливию.
Президент встретил своего английского союзника близ взлетной полосы. Они объехали Гайд-парк со всех сторон, стараясь ускользнуть от опеки охраны. «Он приветствовал меня с большой сердечностью. Он сам вел автомобиль и показал мне окрестности Гудзона, места, где находился Гайд-парк, его фамильное имение. Мы любовались прекрасными видами». Черчилля удивляло, как мог Рузвельт управлять автомобилем, не применяя тормоза и акселератор. Почувствовал интерес британского премьера к ручным тормозам, Рузвельт попросил попробовать его мышцы. Все же Черчилль предпочел не разговаривать о серьезных делах в автомобиле.
Вместе они отправились в Вашингтон. Черчилля поместили в той же комнате Белого дома, где он находился в январе. После завтрака премьер-министр вошел к Рузвельту в том самое время, когда президенту вручили листок розовой бумаги, на котором значилось: «Сдан Тобрук, потеряны 25 тыс. человек военнопленными». Это был второй по объему ущерба удар по Британской империи после падения Сингапура. Черчилль испытал шок, он вначале не поверил в истинность сообщения и запросил Лондон. Уточненные данные были еще менее утешительными: 33 тысячи плененных англичан. Под ударом находилась Александрия. Черчилль позднее вспоминал, это был «очень горький момент. Одно дело – поражение, другое – позор». Позиции английской дипломатии были подорваны в тот самый момент, когда Черчилль пытался укрепить их соглашениями в американцами. Теперь он выглядел пассивнее, чем в начале встречи. Центр усилий сместился для него в Северную Африку, где следовало помочь колониальному напарнику – Франции и одновременно ослабить давление на английские войска в дельте Нила.
Как пишет Дж. Чармли, “тот факт, что немцы снова в ходе своего наступления в западной пустыне нанесли поражение англичанам, был последним в длинном ряду военных поражений, и тот факт, что он пришелся на пик задержки британских поставок Советам, которые, казалось, по меньшей мере, были способны нанести поражение германским армиям, дал критикам Черчилля благоприятную возможность для упреков, которой они не преминули воспользоваться”.
Более определенно, чем прежде Черчилль возглавил движение в сторону от «второго фронта». Теперь, по его мнению, высадка во Франции могла обернуться катастрофой. Она не поможет в конечном счете русским, приведет к репрессиям немцев против французов и, главное, заставит отложить главные операции 1943 года. «Ни один ответственный английский военачальник не в состоянии подготовить такие планы на сентябрь 1942 года, которые имели хотя бы минимальные шансы на успех… Есть ли такие планы у американских штабов?» В ходе дискуссий следующего дня (21 июня 1942 года) союзники пришли к выводу о приоритет текущего года: большая операция «отвлекающая немцев» в 1942 году и «второй фронт» в 1943 году. Наиболее эффективные средства помощи советскому союзнику на текущий момент – бомбардировочные рейды против Германии. Кульминацией военных событий года должна стать высадка в Северной Африке – операция «Гимнаст».
Во второй половине дня 21 июня в комнату Черчилля вошли два американских генерала, до сих пор неизвестных премьер-министру – генерал Эйзенхауэр и генерал Кларк. Через четыре дня Эйзенхауэр был назначен командующим всеми войсками Соединенных Штатов на европейском театре.
В этот сложный для британской дипломатии час президент Рузвельт перенимал мантию лидера Запада. В обстановке величайшего напряжения ему теперь следовало оказать помощь слабеющему партнеру. Поздно вечером 22 июня 1942 г. он предложил Черчиллю рассмотреть «ухудшение ситуации на Ближнем Востоке и возможность посылки значительного числа американских войск для боевых действий в пустынных условиях». Рузвельт рассчитывал, что помощь в критический час позволит ему в дальнейшем рассчитывать на поддержку партнера в выработке общей стратегии антигитлеровской коалиции. Американская пресса была далеко не так деликатна, газеты сообщали не только о падении Тобрука, но и о «неизбежном падении кабинета Черчилля». Премьер-министр читал эти статьи. Он был согласен с тем, что британские позициям нанесен тяжелый удар. Во всей остроте стоял вопрос о возможности защитить долину Нила. Если бы Египет – главное связующее звено империи – пал, то это означало бы утрату путей к Ближнему Востоку и Индии. Возможно это был бы конец Британской империи как великой державы.
Рузвельт решил сделать еще один шаг в деле оказания помощи попавшему в сложное положение союзнику. 23 июня он предложил послать несколько эскадрилий американской авиации в Индию, с тем, чтобы англичане могли переместить часть своей авиации из Индии на Ближний Восток, в район Каира, в направлении которого устремился генерал Роммель. Не теряя ни минуты, Черчилль сообщил об этом Эттли в Лондоне и Окинлеку на Ближнем Востоке. Рузвельт пошел еще дальше. Самолеты П-40 (базирующиеся в Род-Айленде) и легкая бомбардировочная авиация (размещенная тогда во Флориде) получили распоряжение отправиться в Судан и Египет, а 57 самолетов Б-25, находящихся в Калифорнии, были посланы для охраны окрестностей Каира. Черчилль, осмелев, попросил, чтобы 40 американских бомбардировщиков, находившихся уже в Басре и предназначенных для боев в районе Сталинграда, были направлены в Египет.
И Черчилль и Рузвельт осознавали не только военное, но и дипломатическое значение своих действий. Впервые явственно для многих обнаружила себе уязвимость Британской империи. Относительно небольшие усилия с американской стороны (столь существенные для Британской империи) позволили Рузвельту, пожалуй, впервые, говорить с Черчиллем «чуть больше: чем равный с равным». Премьер-министр, разумеется, оценил помощь в сложный час, но он (с его острым чувством истории) понимал стратегическую значимость происходящего. Соединенные Штаты начинали играть большую роль в тех регионах, где раньше их влияние почти не ощущалось – в Индии, на Ближнем Востоке, в Северной Африке, Китае, Средиземноморье. Наметился своего рода исторический водораздел. Одна империя перенимала позиции у другой. Британская империя теряла свое могущество, а Соединенные Штаты укрепляли свои (теперь уже мировые) позиции.
Между тем в Лондоне было не все так спокойно, как о том говорил Иден, поднятый в 5 часов утра звонком Черчилля. В парламенте был сделан запрос: «Палата общин отдала должное героизму и выдержке вооруженных сил короны в обстоятельствах исключительной сложности, тем не менее она не имеет полного доверия к общему характеру ведения войны». Нервозность в столице передалась многочисленным фронтам. Чтобы успокоить генерала Окинлека, Черчилль прислал ему следующий комментарий: «Не испытывайте ни малейшего беспокойства по поводу происходящего дома, какими бы ни были мнения относительно того, как ведутся бои и как они велись ранее, пользуйтесь моим полным доверием, я разделяю с вами ответственность до конца».
Именно в этот момент англичанам было сказано, что каждый мужчина, способный носить оружие, должен быть призван на военную службу и умереть во имя победы. Черчилль понимал сложность складывающейся ситуации, исторического рубежа для своей страны: «Мы находимся примерно в таком же положении, как если бы произошло вторжение в Англию и нами должен править тот же дух экстренности». Неудачи на подходе к Александрии и Каиру поставили под угрозу «сонную артерию» Британской империи. Черчилль сравнивал отступление на границах Египта с поражением на собственно английской земле. Британская империя обороняла самые существенные свои коммуникации, в историческом плане она окончательно переходила от наступательной стратегии к оборонительной. Это был тяжелый час для британской дипломатии и для Черчилля лично. Черчилль заручился помощью американцев, но Черчилль при этом стал и менее значимым союзником. Он стал зависимым союзником.