В свете этого решение об отмене очередного каравана (март 1943 г.) Черчилль не посмел принять единолично, он запросил мнение Рузвельта и получил его согласие. При этом Рузвельт настаивал на том, чтобы Сталина не уведомляли о прекращении поставок до августа или даже до сентября 1943 года. Очевидно, что президент понимал, каким ударом по союзной солидарности будет такая новость. Никто не может сказать, чем руководствовался Черчилль, но он пренебрег запретом Рузвельта и сообщил Сталину горькую правду о фактическом закрытии северного пути. Нетрудно предоставить себе реакцию советского руководства. Страна шла к сражению на Курской дуге, немцы готовились к решающей битве и в этой обстановке Рузвельт и Черчилль приняли решение не открывать второй фронт и прекратить жизненно важные поставки. Драматизм ситуации отражен в ответе Сталина: «Я рассматриваю этот неожиданный шаг как катастрофический обрыв поставок стратегических сырьевых материалов и оборудования Советскому Союзу Великобританией и США, потому что тихоокеанский канал поставок имеет ограниченные возможности и не очень надежен, а южный путь имеет небольшие пропускные возможности, оба эти пути не могут компенсировать прекращение поставок северным путем. Ясно, что это обстоятельство не может не воздействовать на положение советских войск». Между Москвой и Лондоном снова похолодало. Посол Майский прямо указал, что послевоенное сотрудничество будет зависеть от сотрудничества военных лет.
В течение января 1943 года немцы сумели быстрыми танковыми ударами остановить и даже повернуть вспять движение не обретших еще боевого опыта американцев и части союзных с ними французов. В битве при Кассеринском перевале немцы (февраль 1943 г.) вначале снова погнали союзников на запад, но затем их танки начали застревать в горных проходах, а союзники задействовали британскую авиацию. Американцы сражались с каждым днем все лучше, немцы же растянули коммуникации. 20 марта 1943 года танки американского генерала Паттона начали наступательные операции против войск Роммеля с запада, а Монтгомери приступил к атаке с востока, со стороны Египта. После ряда поражений 11 дивизий Роммеля стали терять боевую мощь и Монтгомери с Эйзенхауэром получили шанс взять его в клещи. Половина из 50 посланных к германо-итальянцам судов была потоплена. Над тунисскими аэропортами немцев стала господствовать союзная авиация. Весенняя распутица ограничила подвижность немецких панцерн. К 4 марта 1943 года Гитлер вынужден был признать, что в Африке «все кончено».
Западные союзники ужесточают воздушную войну. Им помогло то обстоятельство, что 25 февраля англичане разгадали главный код военно-воздушных сил Германии. Отныне, зная о месте концентрации люфтваффе и их планах они могли себя чувствовать в небе Германии вольготнее. 3 марта был совершен грандиозный налет на Гамбург. Это было начало той практики, когда англичане бомбили германские цели ночью, а американская авиация – днем. Английские бомбардировщики обрушились на индустриальный Эссен.
В переписке с западными лидерами Сталин указывает, что советские наступательные операции завершатся в феврале. Черчилль 9 февраля конкретизирует западные операции текущего года – Восточный Тунис, Сицилия, другие части Средиземноморья и приготовления к «высадке через Ла-Манш в августе». Сталин отвечает 16 февраля с обидой: из-за замедления англо-американских операций в Тунисе, начиная с декабря 1942 года Германия перевела на Восточный фронт двадцать семь дивизий, пять из которых – бронетанковые.
Во время визита в Вашингтон в марте 1943 года министра иностранных дел Британии Идена, писал, что президент спросил мнение английского министра о «тезисе Буллита», изложенном в пространном меморандуме, полученном Белым домом несколькими неделями ранее. Буллит утверждал, что СССР «коммунизирует» европейский континент, если Соединенные Штаты и Англия не блокируют «красную амебу в Европе». Иден ответил так: «Даже если бы эти страхи оказались основательными, мы все равно должны найти путь сотрудничества с Россией». Рузвельт указал – и Идеи с ним согласился – что путь к будущему основывается на идеях, противоположных тезису Буллита. Нужно найти систему сотрудничества с Россией, а не противоборства с ней. Собеседники пришли к согласию, что цели и методы советской внешней политики определяются не неким планом захвата главенствующих позиций в Европе, а оценкой американских и английских намерений. Но Рузвельт при этом полагал, что опора на Англию в Европе и на Китай в Азии будет служить американцам дополнительной гарантией.
Ключевым вопросом обсуждений стала оценка того, каким будет после войны Советский Союз и его внешняя политика. О чем бы ни говорили, какие бы проблемы ни поднимали Рузвельт с Иденом, в конечном счете они обращались к СССР. Оба были согласны в том, что прибалтийские республики войдут в Советский Союз. Рузвельт завершил дискуссию словами о том, что согласие на включение прибалтийских республик в состав СССР можно будет использовать как один из факторов в общем компромиссе с советским руководством. Данью реализму со стороны Рузвельта явилось мнение, что Советская Россия будет настаивать на предвоенных границах с Финляндией. Между американцами и англичанами было решено, что Финляндия представит собой после войны сложную проблему. Но не самую сложную – таковой станет Польша. Рузвельт и Идеи пришли к согласию, что Восточная Пруссия должна войти в состав Польши. По мнению президента, жители Восточной Пруссии обязаны оставить свою территорию подобно тому, как греки покинули турецкую территорию после первой мировой войны. Рузвельт говорил, что это суровое решение, но неизбежное. Оно необходимо для поддержания мира, пруссакам нельзя доверять.
В середине февраля простуда Черчилля перешла в воспаление легких. Когда Черчилль возмущенно запротестовал против ограничения его рабочих усилий, доктор Моран сказал ему, что пневмонию называют «другом пожилых людей». Почему? «Да потому, что она уносит их тихо». На Черчилля это подействовало. Он приказал приносить ему «лишь самые важные сообщения» и дать читать роман.
Болезнь не помешала Черчиллю настоять на том, чтобы боевые действия против Сицилии осуществлялись чисто британским контингентом. Четыре британские дивизии изготовились в Тунисе, а две были выделены из группировки, размещенной в Триполи, и еще две дивизии были брошены на запад из Ирана.
О характере Черчилля красноречиво говорит эпизод, когда больной, во власти высокой температуры Черчилль решил послать в Северную Африку телеграмму о желательности включения во французский комитет Фландена, запятнавшего себя коллаборационизмом. Пришедший к премьеру Иден сообщил, что задержал телеграмму. Черчилль обеими руками уцепился в кровать: «По какому праву вы вторгаетесь в мою личную переписку?» Иден ответил, что данная телеграмма не личного содержания. Черчилль обиженно сказал, что он еще не мертв. Температура явно поднималась, Иден удалился в палату общин, где премьер несколько раз пытался найти его по телефону. Вечером Иден возвратился к больному, его первыми словами были: «Вы помните телеграмму, которую я намеревался послать? Возможно, лучше воздержаться». Иден пишет об этом эпизоде как о «характерном для мистера Черчилля, открывающем нечто, что нельзя не любить. Сначала возмущение, умноженное лихорадкой, затем размышление и великодушное приятие без малейших колебаний; эти черты привлекали к нему симпатию даже тех, с кем он был строг. Я ничего не говорил в этот вечер, но он знал, что я чувствую».
Раскинувшись на подушках, Черчилль размышлял о критической важности переживаемого момента. Немцы начали контрнаступление в Донбассе. Широко обсуждалась возможность применения ими отравляющих газов. По поводу применения газов Черчилль направил записку комитету начальников штабов: «Мы отомстим, отравив германские города газом в максимальных размерах». Начальники штабов ответили, что Британия готова к газовой атаке.
3 марта на пути к выздоровлению Черчилль прибыл в Чекерс. Здесь он делал грудную гимнастику и принимал лекарства. Вошедшей в обеденную комнату, где вместе с Черчиллем сидела сугубо мужская компания, медсестре, несшей красного цвета капсулу на серебряном подносе, Черчилль процитировал библию: «Цена доброй женщины выше рубинов». Эта же медицинская сестра вспоминает, что премьер-министр часто писал свои речи в ванной «Он гордился, что может закрывать краны пальцами ног. Я была поражена его огромной энергией и энтузиазмом, его решимостью преодолеть болезнь как можно скорее. Он ел очень много (ростбиф на завтрак) и совершенно не делал упражнений… Он очень любил смотреть кино, особенно хронику, и был особенно доволен, когда видел себя: «Посмотри-ка, и мы здесь!» Он был добр ко мне, и ему было интересно узнать от меня, что мой муж служил хирургом на миноносце в русских конвоях».
Черчилль думал о причинах военных неудач англичан. Освобождение Бирмы задерживалось. «Военные операции нельзя рассматривать как строительство моста; гарантии успешного результата здесь ждать не надо, в их проведении требуется гений, импровизация, энергия разума». Начальники штабов просили узнать у Сталина о советских военных планах. Наше военное участие слишком незначительно, чтобы задавать такие вопросы, – отвечал Черчилль. «Против шести дивизий немцев, стоящих против нас, Сталин сражается с 185 дивизиями».
15 марта Черчилль отправился из Чекерса в Дичли-парк. Секретарша Элизабет Лейтон описывает часовую езду, когда премьер «всю дорогу диктовал текст, и я была в ужасном состоянии, пытаясь услышать его невнятный после болезни голос – тут не было места шуткам – и удерживая бумагу и карандаши, разлетающиеся на каждом резком повороте, держа в руках его спички, его запасную сигару, придерживая его личный ящик ногами… Чем больше бываешь с ним, тем лучше понимаешь его забавные желания, причины, по которым он сердится, ему нравится, если ты знаешь, какую сигару он хочет закурить, какой карандаш ему требуется в данный момент. Я думаю, что более всего ему нравится быть уверенным, что при нем не скажут ничего, что не было бы продуманным и безусловно необходимым!!! Нет ничего на свете, что он ненавидел бы больше, чем потеря хотя бы одной минуты своего времени!»