Я не стала озвучивать мою мысль о том, что, если ребенок, которого сейчас носит Ребекка, будет воспитан другими родителями, это не так уж и плохо.
– Похоже, наши мысли двигались в одном направлении. Я думала о том, как остановить съемки и ранить Марка в его самое больное место – его кошелек и его эго. Это предполагало использование моих… «способностей». Это также потребовало бы ваших журналистских талантов и возвращения на страницы газеты вашей серии статей о зарытых в Священном городе кладах.
Сьюзи подалась вперед.
– Вы правы. Нам с вами пришли одинаковые мысли, и это замечательно. Я очень хочу услышать больше, но еще больше мне не терпится начать.
Я встретилась с ней взглядом.
– Мне тоже. Но я никак не решусь, так как результат будет один и тот же – карьера Джека застопорится навсегда, независимо от того, снимет Марк свой фильм или нет. Возможно, Марк сделает меня козлом отпущения, чтобы Джек обвинил во всех грехах меня.
Сьюзи удивила меня своим смехом.
– Не беспокойтесь об этом, Мелани. Поверьте мне. Марк Лонго – не единственный, кто имеет хорошие связи в издательском мире. И у Джека немало поклонников, включая меня.
– Почему вы не говорили мне об этом раньше?
– Не потому ли, что вы никогда не отвечаете на мои телефонные звонки или сообщения.
Я покраснела:
– Извините. Просто я…
Она подняла руку.
– Можете не продолжать. А теперь, – сказала она, вытаскивая разлинованный блокнот и карандаш, – нам предстоит работа.
Глава 17
Я толкнула дверь пекарни «Нормандская ферма» на Брод-стрит. Ноздри мне тотчас защекотали мои любимые ароматы свежеиспеченного хлеба и кофе. После недавнего внезапного закрытия пекарни Рут я была вынуждена найти новый источник кондитерских изделий и кофе со взбитыми сливками поблизости от моего офиса. Арендная плата заведения Рут выросла в три раза, и дочери уговорили ее уйти на пенсию, купив ей небольшой дом на той же улице, где они жили с ее внуками. Кэтрин Хименес занималась как размещением объявлений, так и была агентом по продажам, конечно, так что я осталась не только без милой улыбки Рут и вкусного кофе с пирожными, которые ждали меня каждое утро, но и столкнулась с острой необходимостью найти поблизости замену.
Найдя в центре небольшой обеденной зоны столик, я села за него с моим большим стаканом кофе и круассаном с ветчиной и сыром грюйер. Я думала отнести эти лакомства через несколько дверей в свой кабинет и съесть за своим рабочим столом, но я не хотела, чтобы Кэтрин видела, как я сижу или ем, потому что я никогда не видела, чтобы она сама это делала.
Не успела я откусить первый кусочек круассана, как услышала скрип ножек отодвигаемого стула, а затем почувствовала удар по ножке моего стола. Мой кофе выплеснулся. С набитым ртом я раздраженно подняла глаза и, к великому своему удивлению – что, однако, не уменьшило моего раздражения, – увидела, как Майкл Фаррелл опустился на стул, который теперь стоял рядом со мной.
– Доброе утро, Мелани. Я как раз собирался зайти к вам в офис, но увидел, что вы зашли сюда. Надеюсь, вы не против.
Хорошо, что у меня был набит рот, иначе я бы сказала ему, что я очень даже против. Он воспринял мое молчание как согласие и откинулся на спинку стула. Сделав глоток кофе, я устроила грандиозное шоу: посмотрела на часы и телефон, а затем на два календаря.
– Мне казалось, наша встреча состоится через полчаса.
Я произнесла это не как вопрос. Когда дело касалось расписаний, я никогда не ошибалась.
– Знаю. Вероника присоединится к нам в вашем офисе. Просто я хотел поговорить с вами наедине… Когда мы говорим об Адриенне и продаже дома, она принимает все слишком близко к сердцу, и я хотел бы перейти к делу до нашей официальной встречи.
– Слишком близко к сердцу? Адриенна ее сестра и была убита кем-то, кто так и не предстал перед судом. Кем-то, кто спустя более двух десятилетий после того, как Вероника и ее родители похоронили Адриенну, гуляет на свободе. Дом, от которого вы так стремитесь избавиться, – последняя ниточка, которая связывает Веронику с ее умершей сестрой. Я думаю, совершенно логично, что она принимает все близко к сердцу.
Он поджал губы, так что, по крайней мере, он выглядел огорченным.
– Разумеется. Я понимаю. Но эмоции затмевают ее рассудок. Я имею в виду задержку с продажей дома, чтобы его отремонтировать. Я уже дошел до того, что уже все равно. Я устал от визга пил и грохота молотков. Мы должны немедленно закончить этот бесконечный ремонт, отправить рабочих домой и выставить дом по той цене, которую вы сочтете разумной. Меня не волнует, получим мы максимальную цену или нет. Мне надоело топтаться на одном месте.
Я сдержалась, зная, что нам с Вероникой еще нужно потянуть время. Выдавив из себя улыбку, я сказала:
– Правда, Майкл, они почти готовы. Софи говорит, что еще максимум месяц. А учитывая состояние, в котором будет дом, когда мы выставим его на продажу, не пройдет и дня, как мы будем завалены предложениями. Вот увидите, мы получим даже больше, чем просим. В Чарльстоне историческая недвижимость идет нарасхват, особенно если дом был отремонтирован.
Я ободряюще улыбнулась, как на всех своих рекламных фото.
Он уже качал головой, но я уже подключила тяжелую артиллерию.
– А пока у меня в офисе есть целый список домов, которые я могу показать вам и Веронике. Чтобы найти идеальный, потребуется некоторое время. Вы ведь, наверное, захотите, чтобы он стал вашим домом навсегда, верно? Так что давайте использовать это время с умом. Обещаю вам, если мы начнем искать уже сейчас, у нас будет две сделки – продажа и покупка – за один день. Раз – и готово.
Он на мгновение задумался.
– Она… вам что-то сказала?
– Кто… вы имеете в виду Адриенну?
Он смущенно кивнул:
– Да. Это ведь то, чем вы занимаетесь, верно?
Я расправила плечи:
– Вообще-то я известна как напористый риелтор. Я помогаю моим клиентам осуществить их мечту. Вам просто нужно доверять мне, и все.
Я начала завертывать недоеденный круассан в салфетку, намереваясь закончить разговор и вернуться в офис, но он положил руку мне на плечо.
– И вы?..
Я не стала спрашивать его, что он имел в виду.
– Нет, ни разу. – Что было правдой. Адриенна ни разу не говорила со мной напрямую. Она лишь появлялась и иногда подталкивала меня в нужном направлении, но ни разу не заговорила со мной. И я была убеждена: она бережет силы для чего-то такого, чего я еще не поняла.
Он опустил руку.
– Если Адриенна… заговорит с вами, не могли бы вы сначала сказать об этом мне? Вероника сейчас очень уязвима. Я же сообщу ей об этом так, чтобы она не слишком расстраивалась.
Я прищурилась:
– А что, по-вашему, может сказать Адриенна, что могло бы расстроить Веронику?
Он покачал головой, его лицо выражало раскаяние.
– Понятия не имею. Я лишь… – Его глаза, казалось, увлажнились, и я тотчас смягчилась по отношению к нему. – Я люблю свою жену. Она прошла через многое. Когда Линдси окончит школу, Вероника останется одна, каждый день одна, и я не знаю, как это может отразиться на ее психическом здоровье. Вот почему я хочу переехать как можно скорее. Чтобы нам начать новую жизнь, пока Линдси все еще живет с нами, чтобы облегчить для Вероники смену обстановки.
– Я понимаю, Майкл, и я…
Он потянулся через стол и взял меня за руку. Я почувствовала себя неловко, но подумала, что, отдернув руку, поставлю себя в еще более неловкое положение, и потому не стала этого делать.
– На самом деле? – В его глазах появилась неожиданная боль, и я тотчас невольно смягчилась по отношению к нему. – Учитывая то, что происходит с вашим собственным браком, я не уверен.
Я отдернула руку, моего сочувствия как не бывало.
– Моя личная жизнь никак не связана с моей способностью делать все возможное для моих клиентов. Как я уже сказала, я прошу еще только один месяц… месяц, чтобы закончить все ремонтные работы и чтобы я могла подыскать для вас новый дом.
Он задумчиво посмотрел на меня:
– И вы уверены, что это займет только месяц?
– Абсолютно, – сказала я в надежде, что я права, и еле подавила желание скрестить за спиной пальцы.
Майкл, похоже, расслабился: его плечи слегка поникли, а сам он откинулся на спинку стула.
– Я просто хочу, чтобы это закончилось.
Я кивнула:
– Вы хорошо знали Адриенну?
Он смерил меня цепким взглядом и пожал плечами:
– Не очень. Она была младшей сестрой Вероники. Они были близки, разница всего в три года. Но она была сущим ребенком, честное слово. Она была подружкой невесты на нашей свадьбе, и я видел ее на семейных торжествах, но этим мои отношения с ней ограничивались. На первом курсе я помог ей въехать в ее комнату в общежитии, а затем еще раз во время рождественских каникул.
– Она переехала? Почему? Проблемы с соседкой по комнате?
Он покачал головой:
– Та же самая соседка. Просто они хотели комнату побольше, и такая комната освободилась.
Я села прямо.
– А были другие студенты, которых вы помните, которые помогали ей с этим?
Какое-то время помолчав, он кивнул и продолжил:
– Да, была еще пара парней. Ее бойфренд – я не помню его имени – и, кажется, парень, которого она знала по парусной команде. На вид типичный спортсмен, понимаете? И я почти уверен, что это была парусная команда, потому что она была одержима парусным спортом. – Он усмехнулся. – Что всегда казалось мне забавным, потому что она сама не была моряком. Но она любила смотреть соревнования.
– Вы помните его имя?
– Нет. Только то, что он был высокий и стройный. Блондин. Очень загорелый. – Майкл печально усмехнулся. – Но они все такие, верно? – Он взглянул на часы. – Нам пора.
– Еще кое-что. На той неделе, когда умерла Адриенна, она отчаянно пыталась сказать Веронике что-то такое, чего не хотела говорить ей по телефону. Но они так и не встретились лично. Она умерла прежде, чем они смогли поговорить. Вы хотя бы представляете, что это могло быть?