– Странно, – сказала Джейн. – Интересно, что это означает? Может, время смерти? Может, на обратной стороне есть имя?
Я посмотрела на свои туфли, а затем на раскисшую землю между асфальтовой дорожкой, на которой я стояла, и надгробным камнем.
– Давайте я посмотрю, – сказал Джек. – Я уже выпачкался в грязи. – Он остановился и посмотрел на памятник. – Вам известно, что это значит, когда колонна сломана вот таким образом?
– Конечно, – сказала я, и это была не совсем ложь. Я действительно помнила, как Софи как-то раз бубнила о кладбищенских скульптурах, иное дело, что я ее практически не слушала. – Но ты давай, расскажи нам.
Его улыбку можно было принять за самодовольную ухмылку.
– Это означает, что жизнь человека неожиданно оборвалась. Обычно сломанные колонны указывают на то, что там похоронен кто-то молодой.
Я мрачно кивнула, а Джек направился к задней части памятника.
– Можешь прочитать имя и даты вслух? – спросила я, когда он ничего не сказал.
Джек ответил не сразу:
– Я бы с радостью, если бы мог. Там просто странный символ – ничего подобного я раньше не видел. Ни имени. Ни даты. – Он обошел памятник, рассматривая его сверху донизу, чтобы удостовериться, не пропустил ли чего.
– Нет. Ничего. – Он вытащил из заднего кармана телефон и начал фотографировать. – Я перешлю их тебе и Джейн. Вдруг у вас возникнут идеи. Может, это просто декоративный элемент, но раз уж мы имеем дело с Вандерхорстами, кто знает?
– Верно, – сказала я. – Сфотографируй и спереди тоже.
Мой телефон был забит фотографиями. Открыв его, я пальцами увеличила фото обратной стороны памятника на экране.
– Сначала я подумала, что это египетские иероглифы, но это не они.
Я смущенно посмотрела на Джека и Джейн, вспомнив, что однажды призналась им, что в детстве, пытаясь скрасить одиночество, научилась читать иероглифы.
Мы остановились перед фургоном. Затем втроем одновременно склонились над телефонами, изучая странную резьбу на снимке.
– Очень красиво, – сказала Джейн, – я даже склонна думать, что это обычный орнамент, хотя я не уверена. Странно, что нет ни имени, ни даты, только этот странный символ и циферблат.
Увеличив картинку, насколько это было возможно, я снова рассмотрела ее. Орнамент состоял из продуманного сочетания элегантных прямых линий и изгибов, которые на первый взгляд мне что-то напомнили, но после тщательного изучения я решила, что это просто случайные отметины.
– Есть какие-нибудь предположения? – спросил Джек.
Мы с Джейн покачали головами. Я подняла глаза и, когда снова посмотрела на экран, ощутила знакомое легкое покалывание.
– Кажется, я уже где-то это видела. Просто не могу понять где.
– Надо показать это Ивонне, – в унисон сказали мы с Джеком и с глупыми улыбками посмотрели друг на друга.
Джейн закатила глаза:
– Вы это серьезно? Советую вам снять комнату. – Она открыла заднюю дверь фургона и забралась внутрь.
Я открыла дверь со стороны пассажирского сиденья, и моему взору тотчас предстала лежащая на нем красная подушка. Я подняла ее, чтобы Джейн и Джек тоже ее увидели.
– Похоже, Адриенна все-таки была здесь. Наверно, она просто была не в настроении говорить.
Я пристегнула ремень безопасности и положила подушку на колени. В голове вертелась дюжина вопросов, но ни на один из них у меня не было ответа. Мой телефон звякнул – пришло очередное сообщение. Я вытащила его из сумки и посмотрела на экран. Кровь моментально застыла в моих жилах.
– Все в порядке? – спросил Джек.
– Если бы, – ответила я.
Я повернула телефон так, чтобы он и Джейн могли прочитать текст.
КОНЕЦ БЛИЗОК. ДАВАЙ КО МНЕ В АД.
– Нам нужно вернуться на чердак, не так ли? – тихо спросила Джейн.
Пульсация в висках усилилась.
– Да, – неохотно согласилась я. – Но только после вечеринки у Ребекки. Хотя, если честно, я не уверена, чего я боюсь больше.
Глава 26
Тусклого света прикроватной лампы было достаточно, чтобы я могла разглядеть этикеточный пистолет и открытый ящик комода. Отрывистые щелчки пистолета были лучше любой психотерапии, даже в сочетании с прерывистым храпом Генерала Ли. Я не спала с половины второго, переставляя ящики и меняя этикетки. Я только что закончила третий ящик, но, как говорится, сна не было ни в одном глазу. Ни единого зевка, ни сонливости, в которой я остро нуждалась, чтобы стереть из памяти последнее сообщение с той же легкостью, с какой оно исчезло из моего телефона.
Мой телефон звякнул. Пришло сообщение. Я замерла, боясь смотреть на него в темноте. Не желая беспокоить Генерала Ли, я взяла телефон с собой в ванную, где включила все лампы, чтобы там было светло как днем. Сев на край ванны, я глубоко вздохнула и посмотрела на экран.
Встали?
Меня обдала холодная волна облегчения. Дрожащими пальцами я напечатала «да» и подождала, когда телефон зазвонит. Вряд ли Ивонна была готова общаться со мной при помощи эсэмэсок. Еще пара секунд, и начальные такты Mamma Mia эхом отразились от мраморного пола. Я быстро провела большим пальцем по экрану, чтобы ответить на звонок.
– Здравствуйте, Мелани. Я так рада, что вы уже проснулись. Я знаю, что еще рановато, но я слишком взволнована и не могу ждать. Хочу поделиться тем, что я обнаружила.
– Вы по поводу образца вышивки в музее?
– Да. И нет.
Я ждала, что Ивонна скажет что-то еще. Она же в свою очередь ждала, что я буду тянуть из нее слова. Интересно, будет ли с моей стороны невежливо кричать или угрожать ей? Впрочем, нет. Вряд ли после этого я смогу жить в мире с собой, поэтому я просто сказала:
– Хорошо. Начнем с «да». Что вы узнали о нем?
– Судя по имени и датам, я готова поспорить на бабушкину нитку жемчуга, что это наша Эванджелина. Имейся у меня привычка делать ставки, но ее у меня нет. Исходя из этого предположения и зная, что ее мать звали Люсиль, я еще немного покопалась в тех местах, где большинству людей даже не пришло бы в голову копать. Но, мне кажется, я умею делать это чуть лучше, чем большинство остальных людей.
Молчание затянулось, и я поняла, что она ждет моей реакции.
– Абсолютно. Вы умеете делать это даже лучше, чем налоговая инспекция, которая выжимает из нас все до последнего цента.
Когда она не ответила, я поспешила добавить:
– Это комплимент. Никто лучше вас не умеет копаться в исторических архивах.
– Спасибо, Мелани. Как я уже сказала, мы уже изучили генеалогическое древо и записи из Галлен-Холла, из которых мы знаем, что Люсиль была замужем до того, как пришла работать в дом на Трэдд-стрит. Вот почему мы, естественно, предположили, что ребенок, которого она выносила, был от мужа.
Я села так резко, что уронила телефон в ванну. Пошарив рукой и выудив его оттуда, я снова прижала его к уху.
– А он был не от него?
– Верно. И я на девяносто девять процентов уверена, что знаю, кто отец.
Я хотела попросить ее опустить драматический пересказ ее блестящих исследований и просто изложить мне факты, но это все равно что просить грозовую тучу прекратить дождь. Я покорно вздохнула:
– Так кто это и как вы узнали? – Я села на пол и, вытянув ноги вперед, прислонилась к краю ванны, готовая к долгому пути.
Ивонна между тем продолжила:
– Тот факт, что бедную Эванджелину похоронили в саду за домом, заставил меня задуматься. Ее мать родилась в рабстве, но Джон Вандерхорст освободил ее после того, как перевез ее в Чарльстон. Возможно, семье как раз понадобилась кухарка, но меня грызла мысль, что это могло быть и нечто большее. Я ничего не смогла найти в личных записях, поэтому мне пришлось подумать об источнике информации, который мы еще не рассматривали.
Я почти слышала, как она затаила дыхание, ожидая моего вопроса.
– И что это было, Ивонна?
– Недвижимость! Я думала, уж кто-кто, а вы догадаетесь. Я начала с земельных участков, принадлежащих Вандерхорстам, включая дом на Трэдд-стрит и Галлен-Холл, а также несколько фирм на Митинг-стрит и Брод-стрит. Они, конечно, не управляли ими сами, а просто сдавали в аренду, но в какой-то момент им принадлежал магазин мужских шляп и женского платья. Я думала, вы оцените последнее.
Она умолкла, чем стряхнула с меня оцепенение, и, надо сказать, вовремя, чтобы я успела отреагировать:
– Да-да, определенно. Как интересно. Итак, помимо того что Вандерхорсты имели меркантильный интерес в различных предприятиях, что еще вы нашли?
– Я думала, вы никогда не спросите! Итак, поскольку Люсиль родилась в рабстве, но затем получила свободу, я решила немного разобраться в этом. Мне удалось найти свидетельство об ее освобождении. В нем говорилось только то, что она была в здравом рассудке и крепком теле и способна содержать себя. Никаких мотивов, конечно, не приводится, но иногда исследователь может сделать некоторые выводы, исходя из обстоятельств. Например, почему дочь Люсиль похоронили в саду за домом? Я задалась вопросом почему, зная, что это фрагмент головоломки. И, конечно же, я не могла не задаться вопросом, почему Люсиль вообще получила свободу. После 1820 года новый закон сделал освобождение раба практически невозможным, выдвинув требование, чтобы оно осуществлялось лишь по решению суда.
Я выпрямилась. В моем мозгу начали сплетаться крошечные нити.
– Продолжайте.
– Я решила изучить сделки с недвижимостью начиная с 1847 года, года рождения Эванджелины. И вот тогда я его нашла!
Она, как обычно, сделала театральную паузу.
– Что вы нашли? – не удержалась я.
– Не нужно кричать, Мелани. Мой слух в порядке.
– Простите, Ивонна. Я была немного взволнована. – Я закусила губу и сделала несколько глубоких вдохов. – Что вы нашли?
– Документ на дом на Генриетта-стрит, владелицей которого значится Люсиль Галлен.
– Галлен? Как плантация?
– Именно. Часто вольноотпущенные рабы брали фамилию своего бывшего владельца, но Люсиль предпочла этого не делать. Не могу сказать наверняка, но догадываюсь почему. Точно знаю одно: у нее имелась причина не брать фамилию Вандерхорст.