— Всем спуститься вниз! Задраить люки и пушечные порты!
Нарастание силы ветра произошло внезапно. Сплошная завеса дождя закрыла весь горизонт, и яркий солнечный день в одно мгновение поглотила черная мгла. Океан закипел как гигантский котел и покрылся огромными валами. В страшном рокоте бури тонули раскаты грома.
Продолжалась эта свистопляска всего несколько минут. Затем ветер вдруг стих, ливень прекратился, и на прояснившемся небе мелькнул робкий солнечный луч.
«Причуда» вышла из шквала с разбитой кормой, сломанным рулем и трюмом, полным воды. Лишившись управления, она стала игрушкой вспененных волн, которые наступали на нее, словно покрытые снегом горные гряды. Непрерывные удары то слева, то справа сотрясали корпус судна, расшатывая доски наружной обшивки, шпангоутов и бортовых стрингеров. Практически весь экипаж вынужден был посменно работать на трюмных помпах, пока конопатчик и двое плотников пытались заделать щели и починить руль.
Во второй половине дня ветер снова усилился, а горизонт постепенно затянул сплошной облачный покров. Дрейфуя по ветру, бригантина неумолимо продвигалась в сторону островов Святого Духа, но теперь этот курс больше пугал, чем радовал пиратов. Судя по карте, подступы к любому из шести островов архипелага были прикрыты извилистыми ожерельями скал и коралловых рифов, а те немногочисленные проходы, которые в тихую погоду позволяли судам достичь укромных бухточек, являлись недостижимыми для дрейфовавшего без руля и ветрил пиратского корабля.
Охватившее большую часть разбойников уныние не могло не насторожить вожака. Уж кому-кому, а ему, просоленному морскому волку, было хорошо известно, к каким катастрофическим последствиям приводит гнетущая атмосфера, воцаряющаяся на борту неуправляемого судна. В любой момент уныние могло перерасти в глухое раздражение, а потом и в ожесточение, которое, как правило, вымещалось на первом попавшемся козле отпущения.
Чтобы хоть как-то подбодрить своих людей, Тейлор велел выкатить на палубу бочонок рома, и каждая очередная смена, направлявшаяся к помпе, имела право промочить пересохшие от ветра и морской соли глотки эликсиром блаженства.
В четыре часа пополудни капитан вызвал на квартердек штурмана и Джона Барни. Вытянув руку в направлении могучих кряжей высококучевых облаков, выраставших за кормой, он отрывисто спросил:
— Что это, по-вашему, джентльмены?
Барни сощурился и некоторое время молча обозревал горизонт. Было видно, как с плоского основания темных хмурых туч срывается дождь, а над их белоснежными клубящимися вершинами все еще простирается ослепительно яркая синяя полоска неба.
— Идет шторм, — наконец ответил он.
— Пожалуй, — кивнул мистер Флай. — Слишком много чаек вокруг.
— Сможем ли мы уйти от него? — поинтересовался Тейлор.
— Если бы мы успели починить руль и заткнуть пазы в корпусе, — неуверенно промолвил штурман, — у нас были бы неплохие шансы…
— Откровенно говоря, — сказал Барни, — многое будет зависеть не столько от судна, сколько от людей. Даже протекающий парусник в руках хорошей команды может выстоять там, где добрый парусник, находящийся в руках дурной команды, обязательно скажет этому миру последнее «прости».
Неожиданно с нижней палубы донеслись проклятия, и спустя короткое время на шканцы выбрались пять или шесть моряков со стертыми в кровь руками. Во главе этой отчаянно жестикулирующей и орущей группы находился боцманмат Нэд-Багровый Нос.
— А я вам говорю, что все наши несчастья начались после того, как на борту появилась эта ведьма! — услышал капитан хриплый голос боцманмата. — Выбора у нас нет: либо мы немедленно выбросим ее в море, либо она отправит нас в сундук к Дэви Джонсу!
— Что за шум, Нэд? — окликнул боцманмата Дик Тейлор. — На тебя возбуждающе подействовал ром?
— Нет, капитан. На меня возбуждающе действует губернаторская дочка, запертая в вашей каюте! Она принесет нам беду, это точно!
За кормой послышался тоскливый крик чайки.
— Откуда у тебя такие сведения, Нэд?
— Откуда? Да ведь всем известно, что женщина на корабле — к несчастью. И все, что произошло с нами, подтверждает это.
— Сэр! — подал голос голландец Хендрикс, стоявший чуть позади Багрового Носа. — Есть предзнаменование, которое мы расцениваем не иначе, как предупреждение свыше.
— Что еще за предзнаменование? — спросил капитан, с неприязнью рассматривая с высоты квартердека столпившихся внизу разбойников.
— Нынче утром Лохматому приснились клубы серного дыма, напоминающие женскую фигуру. Это дурной знак, сэр. Он предвещает нам погибель.
— Да чтоб вы сдохли, канальи! Погибель нам предвещает лишь облачный вал, который приближается со стороны кормы, — ответил Тейлор. — Если мы не успеем починить руль и не остановим поступление воды в трюм, всем нам понадобиться последний лоцман — тот, который проведет нас в царство теней!
— Команда думает иначе, — упрямо стоял на своем Багровый Нос. — Команда полагает, что сначала надо избавиться от ведьмы, сидящей в вашей каюте, сэр.
— У тебя что, мозги набекрень, Нэд? Это — заложница! Потеряв ее, мы потеряем надежду на богатый выкуп.
— Лучше потерять надежду на выкуп, чем голову!
Багровый Нос в нетерпении махнул рукой сообщникам, приглашая их пройти вместе с ним в капитанскую каюту. Но тут Джон Барни резким ударом сбил с ног штурмана, выхватил у него из ножен саблю и, спрыгнув с квартердека вниз, преградил боцманмату дорогу.
От неожиданности Багровый Нос отпрянул назад, челюсть его отвисла, но, быстро опомнившись, он протянул трясущуюся от бешенства руку к пистолету.
— Поздно, Нэд! — крикнул ему капитан.
В ту же секунду грянул выстрел. Боцманмат пошатнулся, судорожным движением схватился за грудь и, выпучив стекленеющие глаза, повалился на палубу.
Второй пистолет Дик Тейлор навел на опешивших дружков Багрового Носа.
— Одно неосторожное движение, ребята, — оскалился он, — и кто-то из вас отправится вслед за этим тупоголовым бараном.
Приятели убитого боцманмата замерли у его тела, в нерешительности переглядываясь между собой. Тем временем, привлеченные звуком выстрела, на шканцы устремились квартирмейстер, боцман и прочие члены команды. То тут, то там раздавались удивленные голоса:
— Что случилось? Кто стрелял? Кого убили?
Воспользовавшись толкотней и неразберихой, воцарившейся на судне, Ян Хендрикс, Лохматый и другие участники неудавшегося покушения на жизнь мисс Моррис сочли за лучшее ретироваться; они бросились туда, откуда пришли, а именно — в трюм. Там, забаррикадировавшись и взяв в заложники конопатчика, они решили не выходить наверх до тех пор, пока капитан не сменит гнев на милость и не простит их.
Но капитану было уже не до них. Сплошная стена облачности и дождя приблизилась к бригантине вплотную, ветер перестал просто свистеть и завывать, а перешел в ужасающий рев, который настолько заглушил все остальные шумы, что разряды молний и раскаты грома стали трудно различимы. Океан встал на дыбы и покрылся плотным серым облаком из пены и брызг. Ливень обрушился на судно, точно водопад, а гигантские волны, разбиваясь о наветренный борт, бурлящими потоками устремлялись через палубу в подветренную сторону.
Двух матросов, не успевших спуститься вниз, настиг кулак Нептуна; он с такой силой двинул их в спину, что бедняги, взмыв над фальшбортом на высоту семи футов, в мгновение ока были поглощены разбушевавшейся стихией.
Вода просачивалась теперь не только в трюм, но и в жилые помещения. Казалось, она течет отовсюду: сквозь щели палубного настила и надстроек, пазы обшивки, пушечные порты и окна кают. Откачивать ее у изможденных матросов не было ни сил, ни желания.
В капитанской каюте весь пол был залит водой, с шумом врывавшейся через разбитое кормовое окно. Кэрол, страдая морской болезнью, корчилась на койке, откуда ее постоянно сбрасывало при каждом очередном крене судна на правый бок.
Капитан, квартирмейстер, штурман, Джон Барни и Гвинеец Пат, укрывшиеся в большой каюте, находились не в лучшем положении. Все готовились к самому худшему. Но прошла ночь, наступило хмурое утро следующего дня, а «Причуда» все еще болталась на вздыбленной белой поверхности Атлантического океана, то взлетая на пенный гребень волны, то вдруг проваливаясь в пропасть с отвесными стенами, в которую ревущим водопадом низвергались гигантские потоки.
В последующие дни ветер дул неравномерно. Периоды относительного затишья чередовались с сокрушительными шквалами, и Барни, неплохо изучивший климатические особенности Гвинейского региона, объяснил Тейлору, что такое резкое изменение погоды связано с наступлением переходного сезона от зимы к лету, когда жаркий и сухой северо-восточный пассат[41] уступал место влажному юго-западному муссону[42].
На пятый день шторм начал стихать, однако временами пена все еще срывалась с гребней волн, залетая вместе с фонтанами соленых брызг на верхнюю палубу бригантины. В девятом часу утра, когда снопы солнечного света прорвались сквозь толщу свинцовых облаков, пираты выбрались наверх и, скользя по мокрым доскам палубного настила, осмотрелись по сторонам. Впереди, прямо по курсу, виднелись два гористых острова. Ветер и течения влекли «Причуду» к тому, что был крупнее и лежал несколько севернее.
Капитан Тейлор взял подзорную трубу и навел ее на остров. С минуту он молчал, потом, повернувшись к штурману, спросил:
— Джим, тебе знакома эта земля?
— Нет, сэр. Но, если верить карте, мы приближаемся к островам Святого Духа. Тот, что лежит у нас на курсе, может быть островом Коммодора.
— А ты что скажешь? — капитан испытующе взглянул на Джона Барни.
— Думаю, мистер Флай прав. Два северо-восточных острова архипелага называются островами Адмиралтейства и Коммодора. Я никогда не бывал здесь, но знаю, что земли эти необитаемы, а подходы к ним чересчур опасны из-за подводных камней.