Над дальним краем истерзанного артиллерийским барражем леса медленно и лениво поднимались языки жирного пламени, словно там горела нефть. Непроглядный чёрный дым затенил солнце; райское местечко с пугающей быстротой превращалось в подобие адского пекла.
Валленштейн обратился к батальону. Коротко, но точно проинформировал о новой опасности. Приказал ни на миг не ослаблять защиты комбинезона. И – небывалое дело! – «Я отправил командованию категорическое требование о нашем немедленном отводе».
– Господин лейтенант, разрешите обратиться…
– Что, Фатеев? – Глаза у лейтенанта Рудольфа казались совершенно потухшими и мёртвыми. – Знаю, о чём ты, штабс-ефрейтор. Нет, ты ничего не мог сделать. Ты спас людей. Остальные… просто не прислушались к твоим приказам. Ты не мог, собственно говоря, приказывать им, а признать, что какой-то штабс-ефрейтор сообразил, чем это пахнет, раньше, чем они, – было никак невозможно.
– Я не о том, господин лейтенант. – Я сейчас, как и в самом начале службы, – само воплощение устава. – Я об оружии. Твари довольно крупные, против них может пойти мелкая дробь, крупнокалиберный дробовик, спаренный с огнемётом… Плюс к тому летают они невысоко, вероятно, эффективны окажутся гранаты с БЧ объёмного типа.
– Дробь? Где ж мы столько охотничьих патронов наберём, да ещё срочно…
– Господин лейтенант, прошу вас, доведите это соображение до компетентных лиц в командовании…
– Да брось, Руслан, не тянись. Доведу… конечно. Ребят жалко. Погибли ни за грош… Да и мы – кто знает, дотянем ли до рассвета, – закончил он совершенно будничным тоном, категорически не вязавшимся с произнесёнными словами.
Мы оба оглянулись на горящий лес. Отсюда надо убираться. Без настоящего действенного оружия батальон просто погибнет здесь, без доблести и славы. Бессмысленно.
Однако нас оставили в покое. Спало пламя, угас огонь, задохнувшись в мокрой траве и густых зелёных кронах. Однако новых роёв не появилось.
Ребята мои бодрились, хотя вид имели и бледный. Мой авторитет взлетел на недосягаемую вышину. Перспектива геройской гибели от живой тучи ядовитых летучих гадов никого, само собой, не радовала.
– Командир… – начал Микки. – Командир, что будет-то? Что делать станем?
– Как мыслишь, командир, раздолбали «боги войны» этих тварей в реке? – тут же присоединился Раздвакряк.
– Раздолбать, Кряк, не раздолбали. Эта система как капля воды. Разделишь пополам, а она потом снова сольётся и вновь целая, как ни в чём не бывало. Нет, пока не найдём источник слизи – тут и ядерная бомба не поможет.
– Так летунов послать! Даром, что ли, они свои усиленные пайки жрут? – вступил в беседу Назариан. Ему, похоже, мысль о том, что кто-то может получать усиленный паёк, в то время как он, Назариан, довольствуется обычным, доставляла прямо-таки физические мучения.
– Самолёты тут не помогут, – авторитетно заявил Гюнтер. – Тут, камраден, нужно, чтобы кто-то нашёл исток, а уж потом…
– А исток наверняка в пещере, – сказал я. – Не идиоты же они.
– Кто «они»? – спросил Раздвакряк.
– Ну те, кто эту хренотень тут устроил. Не сама ж собой она возникла!
– А если в горах, то что тогда, командир? – осведомился Микки. – Лупанём бомбой, всё и завалит к чёрту! Все пещеры обвалятся!
– Может, обвалятся, а может, и нет. Заряд придётся всё равно внутрь тащить. К самому истоку, чтобы уж наверняка.
– Интересно, и кому туда тащиться выпадет? – вздохнул Раздвакряк. – Бедолаги подрывники… или сапёры?
– Не надейся, Селезень, – сверкнул белыми зубами Мумба. – Вот нас небось и пошлют. Чисто конкретно наше родное отделение. Ты запалы понесёшь, а…
– Типун тебе на язык, чернушка, – отмахнулся Кряк. – Надо ж такое ляпнуть!
– Камрад Мумба совершенно прав, – меланхолично заметил Гюнтер. – Мы все должны быть готовы в любой момент отдать свои жизни за возлюбленный фатерлянд…
– Желательно лет через семьдесят, – фыркнул Назариан. – Я ещё пожить хочу. А вот тогда – пожалуйста.
– Оставим, ребята, – поднял я руку. – Гюнтер прав. Скорее всего исток укрыт глубоко под горами. Кто-то отвёл воды с ледяных шапок, пустил часть под землю, а под землёй… ммм… я бы поставил нечто вроде термоса-инкубатора, промываемого водой. Должна же была эта дрянь откуда-то взяться?
– Так, может, она сама и кончится? – с надеждой спросил Микки.
– Едва ли, – покачал я головой. – Если это на самом деле крупномасштабная акция по вытеснению эндемичной флоры и фауны…
– Господин штабс-ефрейтор, я-то сам понял, а вот для прочих – наверное, объяснить нужно?
– Ну, если объяснить… представь себе опухоль. Раковую опухоль. Клетки размножаются постоянно. Отделяются от основного очага, проникают в кровоток, переносятся на другое место, вновь проходят сквозь стенку сосуда, закрепляются на новом месте, и готово – метастаз. Если бы я делал эту систему, то источник постарался бы поставить неисчерпаемый. С минимумом энергопотребления, если можно так выразиться. Короче, размножается эта дрянь где-то там, высоко, и стекает сюда. А пузыри… и раковые клетки… вспомните «амёбу». Жаль, что не сожгли её… Короче, чтобы покончить с этим, надо добраться до истока. И выжечь там всё, вплоть до камня и даже больше.
…Я не ошибся. Приказ отыскать всех выбравшихся на берег «амёб» мы получили буквально через несколько минут. Батальон начал сворачиваться. Предстояло совершить марш через степь, до тех мест, где на ровную иссушенную поверхность бывшего озера могли опуститься транспортные самолёты. У «инкубатора» оставался небольшой заслон. Я ничуть не удивился, когда в этот заслон попал и наш взвод. Но пока – найти уползшую «амёбу».
Мы долго шли по следу. Он вёл через почти непроходимые заросли, канава уже остыла, липкая слизь блестела, словно стекло. След мало-помалу расширялся, незаметно становясь всё глубже. «Амёба» явно собиралась перевалить через невысокую холмистую гряду, за которой, тоже в уютной и укромной долине, текла ещё одна небольшая речушка.
Раковые клетки… метастазы… – само просилось в голову.
На сей раз мы шли, что называется, во всеоружии. Половина отделения тащила тяжёлые ранцевые огнемёты. Вторая половина загрузилась сверх всякой меры вакуумными гранатами. Броня в режиме полной защиты. Конечно, приходится попотеть, но тут уж ничего не поделаешь. Жизнь, как говорится, она дороже.
«Амёбу» мы догнали, когда она медленно и упорно, словно лосось на нересте, ползла вверх по течению. Ползла прямо посередине реки, обдаваемая фонтанами брызг, а за ней…
А за ней уже тянулся мутноватый след «студня» с бесчисленными вкраплениями коричневых пузырьков.
Мы не успели.
Тем не менее ребята полили «амёбу» огнём с особым удовольствием.
Её поверхность закипела, пузыри вздувались и лопались; по реке потекли струи пылающей смеси. Резко и остро запахло палёным мясом. «Амёба» заметалась, но против струи старого доброго напалма-Б устоять, конечно же, не могла. Осела, рассыпалась чёрным огарком, и вода подхватила его, размывая останки. Сочащаяся струя слизи, поганившая чистые речные струи, прекратилась. Правда, осталось то, что уже поплыло по течению. Маленькие коричневые бусинки, совсем неопасные…
– За мной! – Я махнул рукой.
Вода в реке вскипела под струями огня, словно мы вознамерились обнажить само русло. Я видел, как некоторые из зародышей пытались всплыть, отчаянно выпутывались из уже успевшей развиться сети артерий. Некоторым это удавалось. Какие-то бесформенные уродцы попытались ринуться на нас, но мы были готовы. Огнемёты встретили их ещё в воздухе – кто оказался способен взлететь или заскакал, подобно крупным жабам, ловко отталкиваясь от плотной склизкой поверхности. Мы сожгли их всех. И без устали преследовали слизь вниз по течению – к сожалению, река была бурной, и пенящиеся среди камней волны очень быстро разорвали клейкий язык, в котором вызревали зачатки грядущих метастазов.
Мы остановились у порогов. Дальше идти не имело смысла, и мы просто сообщили командованию о выполнении задания.
Рутина. Пришёл, увидел, уничтожил. Других форм общения с этими созданиями просто не существует.
Батальон уходил. Мы избегали приближаться к жуткой реке. Командование перебрасывало сюда авиацию. Счастье, что дно высохших солёных озер являет собой почти идеальный аэродром. А в запруженной котловине медленно продолжали зреть зародыши. Мы уже знали, на что они способны.
Прилетели научники, развернули свой лагерь – в тщательно откопанном котловане поставили восемь стандартных блок-контейнеров, после чего всё залили бетоном и засыпали землёй. С жучками-паучками, вылупляющимися в этом милом болотце, приходилось считаться. Как говорится, «уважать себя заставил».
…И лучше выдумать не смог.
При научно-контрразведывательной экспедиции (других у нас, как известно, нет) оставили небольшой отряд. Два взвода с БМД. На всякий случай. Потому что массированную атаку не выдержать ни целому батальону, ни полку, ни даже дивизии.
Теперь мы не расставались с бронёй. Теперь мы всегда носили её в состоянии «максимальной защиты». Осторожно, крадучись, мы подбирались к жуткому месту, сгибаясь под тяжестью огнемётов – прикрывать научников. Те, облачённые в настоящие скафандры, осторожно подпускали к «реактору» какие-то механические зонды и тому подобную машинерию. Результатами с нами, само собой, делиться никто не собирался. Но я видел, отбывая свою очередь в дозоре, – зонды и щупы возвращались назад, все изъеденные коррозией. Реактор очень быстро научился атаковать сталь едкими органическими кислотами, причём опять же явно с какими-то неизвестными нам катализаторами, потому что никакая кислота, даже самая концентрированная, не смогла бы так быстро разъесть железо.
Придётся танки золотом покрывать, не иначе…
Ходили мы и за запруду, туда, где был второй водопад. Запиравшая реактор дамба была явно сложена руками, мало отличными от человеческих. В запруде было устроено несколько отверстий, через которые стекала в оголившееся речное русло тонкая струя прозрачной жидкости. Без всяких там коричневых пузырей и прочей гадости. Жидкость со всеми мыслимыми предосторожностями взяли на анализ – это оказалась вода. Самая обычная вода, с повышенным содержанием органики, но тем не менее не опасная, по крайней мере на первый взгляд. Как бы