Я разом вспомнил тварь с антеннами.
– На Зете-пять мы пытались… справиться сами. С тем, что было создано нами… именно нами, без «маток» и всего прочего…
– А когда не получилось, – перебил я, – вы погнали на убой несчастных лемуров.
– Да, – признался Кривошеев. – Твари, которых мы создали… оказались малоэффективны. Мы стремились… к идеальному солдату. Мы хотели… миллионы бойцов. Людей. А получили… пшик. Госпожа Дарк… сама расстреляла нескольких главных виновников провала.
– Значит, на Зете…
– Вы имели дело с лемурами под нашим контролем…
– Нет, дурак. Дети! Они…
– Самые удачные попытки слияния человека и биоморфа… ничего лучшего мы не достигли… тканевая совместимость оставляла желать много лучшего… мы пытались также подсаживать биоморфов вместо удалённых органов… тут добились некоторого успеха, хотя тоже нельзя сказать, что получились эффективные модели…
– И потом вам не осталось ничего другого, как идти проторённой дорожкой? Использовать подсунутые вам «матки»?
Трясясь, Кривошеев кивнул.
– А как они могут перемещаться с планеты на планету? Ну хорошо, ваши люди могли развести зародыши обычными рейсовыми кораблями. Досмотр зачастую бывает формален. Но как «матки» могли взлетать с планеты? Как могли преодолевать космос? Как могли отыскивать свои крысиные ходы в подпространстве?
Кривошеев задрожал ещё сильнее. По лицу и шее обильно струился пот. Килограммов пять он сегодня точно скинет, как пить дать.
– Э-эт-то… не от нас… не от нас…
– Верю, – сказал я. – Если б было от вас, нас бы уже не существовало. С такими технологиями вы стёрли бы Империю в порошок без всяких биоморфов. Так откуда же тогда…
Кривошеев в панике бросил взгляд на прикованную к двери Дарк. Похоже, он оказался в ловушке. Если он ответит и я оставлю ему жизнь, его потом прикончит сама Дариана. Если он не ответит – его прикончу я, причём самым мучительным образом, какой только он, Егор Фёдорович Кривошеев, мог себе вообразить.
Победил, конечно же, страх перед непосредственной опасностью. Несмотря на зловещее шипение Дарианы: «Молчи, гад, не то такое с тобой сделаю – реактор раем покажется!»
– Каждой «матке» полагался генератор…
– Какой генератор? Откуда?
– Н-не знаю. Г-генераторы… антигравитации. Большие такие, мощные…
– Ещё бы – поднять в небо такую махину! Ну, так откуда ж дровишки-то? Где тот лесок?
– П-получили…
– Где? Когда? От кого?..
Это, видимо, было для Кривошеева самым страшным. Страшным настолько, что пересилило его ужас даже перед Дарианой или передо мной.
– Я их… не видел. Они… они… она – только она… была с ними…
– КТО?!!! – заорал я.
– Ы… ы… – Кривошеев силился вытолкнуть слова сквозь против его воли сжимающиеся губы. Лицо сперва побагровело, потом посинело.
За бронированной дверью меж тем продолжалась возня; судя по звукам, ребята притащили автоген и собирались вскрывать дверь, так сказать, хирургически.
…И всё-таки он сказал. Но совсем не то, что я ожидал. В конце концов внутренне я уже приготовился услышать о каких-нибудь злобных Чужих, только и мечтающих о том, чтобы стереть человечество с лица земли.
– Был… контакт. После того, как… как мы сумели получить «маток». В лабораторию… прямо и прилетели.
И я услышал преудивительную историю. Историю о том, как странный аппарат – или не аппарат, может, живое существо – спустился с небес ночью к той лаборатории, где до этого появилась первая «матка». Больше всего это напоминало громадное уродливое яйцо, покрытое толстой морщинистой не то кожей, не то чешуёй. Никаких «маленьких зелёных человечков» из него не показывалось. Да и сам «аппарат» к утру почти совершенно сгнил, и всё, что от него осталось, – это пять здоровенных коричневых же «яиц», или «коконов». Когда люди Дарианы осторожно приблизились к «объекту», им преподали наглядную демонстрацию – показали что-то вроде кукольного представления с живыми фигурками: о том, что надо делать с этими яйцами и как закладывать их в те места, на которых предстоит вырастить «маток». И те «яйца», в отличие от всего остального, были отнюдь не из плоти. Под руками людей оказался сплошной металл.
Так Дариана Дарк получила антигравитаторы. Единственную деталь «маток», что не могла быть выращена или синтезирована. За первой посылкой последовали другие. Вскоре Сопротивление уже имело почти сотню антигравов. Правда, все попытки использовать их самими провалились – неведомая технология поддавалась только одной управляющей воле.
Попытались один из антигравитаторов вскрыть – и чудовищный взрыв разнёс половину корпусов университета. С трудом удалось направить официальное расследование по ложному следу: на расположенный тут же Химический факультет, где параллельно в это время велись разработки новейших усиленных взрывчатых смесей.
После этого ещё немало времени ушло на конечную отработку технологии войны. Но выступить повстанцы решили всё-таки с тем, что было создано самими. Видно, какие-то барьеры всё-таки оставались. Инстинкт самосохранения расы – нельзя принимать смертельно опасные подарки от чужаков. Но в то же время – казалось, контроль интербригад над «матками» полный; твари разворачивались в считавшуюся непобедимой армию вторжения, уничтожали всех врагов и в свой черёд тоже погибали, неспособные к размножению, к нормальной жизни живых существ; это было, как я и полагал, именно биологическое оружие, созданное с одной-единственной целью – убивать всех, кто от них отличался.
Несмотря на все усилия, работавшие на Дариану Дарк учёные так и не нашли способа защиты от «маток» и их тварей. Выход был только один – дождаться самоуничтожения новосозданных адовых полчищ, после чего уже без помех занять «освобождённую территорию».
После провала операции на Зете-пять руководство глубоко законспирированного Центра решило, что ждать дальше бесполезно: им казалось, что Империя усиливается день ото дня, в подкупленных относительной безопасностью и комфортом людях пропадает жажда борьбы и сопротивления. Была задумана и спланирована операция «Биоморф»…
Я молчал, потрясённый услышанным. Шипела и плевалась Дарк, за броневой дверью сосредоточенно трудились её ребятки, а мне… мне настала пора уходить. Уходить тем единственным способом, который мне остался. Я не преувеличивал своих сил: сквозь несколько десятков ожесточённых и готовых к бою автоматчиков мне не пробиться, даже прикрывайся я госпожой Дарк. Ранение в ногу не смертельно, а этого будет достаточно, чтобы я оказался в их полной власти. У меня оставалась только одна дорога.
– Спасибо за интересный и содержательный рассказ, – сказал я Кривошееву, выплёскивая в ров содержимое черпака. – Я с удовольствием взял бы тебя с собой… но, боюсь, на этот путь ты со мной встать не захочешь.
– Погоди… – захрипел Кривошеев еле слышно. – Погоди… застрели… её. Убей её. Иначе она сделает со мной такое…
Это было разумно. Пусть трус и негодяй, он рассказал мне то, чего не хватало для завершения мозаики. Он заслужил жизнь.
Я поднял пистолет и повернулся к Дарк. Она уже не билась, она просто обвисала на цепи, приковавшей её к позеленевшему медному ободу. Сейчас она смотрела на меня исподлобья, с яростью смертельно раненной волчицы.
– Стреляй, щенок, – выхаркнула она. – Стреляй, падаль. Жаль, что я…
Она не договорила. Я нажал на спуск – и понял, что промахнулся. Пуля вошла Дариане в правое плечо, пониже ключицы; обильно брызнуло кровью, тело женщины мотнуло, с хряском ударив о броню. Голова её бессильно мотнулась, падая на грудь.
Теперь оставалось только сделать контрольный выстрел. То есть подойти вплотную, приставить ствол к затылку и спустить курок. Мне предстояло хладнокровно пристрелить – вернее, дострелить бесчувственную, безоружную и беспомощную женщину. По моему мнению, эта женщина – буйнопомешанная, угрожающая жизням сотен тысяч и миллионов людей; её даже нельзя уподобить бешеной собаке, потому что собачье бешенство – это беда, а не вина, болезнь, а не сознательное действие. Нажать на курок – спасти десятки, если не сотни тысяч жизней, которые бросит в костёр войны эта психопатка, даже одержимая изначально самыми высокими идеалами и намерениями. Именно одержимая. Бешенство тоже может рядиться не в свои одежды.
Однако доселе я если и убивал – так только в бою. Палачом быть не приходилось. Дариана Дарк получила священный дар жизни от Бога, и мне ли отбирать его, раз уж Божья воля отвела от Дарианы первую пулю?
Тем не менее я шёл. И, наверное, я всё-таки разнёс бы ей затылок, если бы в этот момент дверь наконец не поддалась автогену и верные последователи госпожи Дарианы Дарк не разразились восторженными воплями.
Я выстрелил почти в упор и бросился обратно, к ограждению резервуара. Моя пуля не попала в голову. Она попала в грудь, и я надеялся, что эта рана окажется смертельной.
А последние секунды я потратил не на третий контрольный выстрел, а на то, чтобы сказать пару слов так ничего и не понявшему Кривошееву. Он даже стал вполголоса благодарить меня.
– Выметайтесь все отсюда, быстро! – заорал я, прыгая через перила. – У меня вакуум-бомба! Сейчас тут будет ад!
Кривошеев позеленел.
А я, не тратя больше слов, одним движением махнул через низкие перильца – прямо в объятия тёплой массы грядущего «биоморфа». Я не мог рисковать. Зараза должна быть уничтожена в зародыше. Честно говоря, втайне я надеялся, что госпожа Дарк тихо и мирно скончается от потери крови, прежде чем её успеют откачать, – или что бомба взорвётся прежде, чем её освободят от наручников.
Коричневая упругая масса сомкнулась над моей головой, и человеческое моё сознание тотчас померкло. В мозг хлынул поток видений, настолько ярких и сильных, что я едва не закричал от боли – даже сохранять в себе способность мыслить по-человечески оказалось настоящей мукой.
Я видел Вселенную. Миллиарды миллиардов миров, звёзд, галактик. Я видел непонятные картины планеты, от полюса до полюса покрытой чёрной жижей, на поверхности которой плав