…Имперцы не мудрствовали лукаво, они высаживались на Сибири, самом большом нашем острове: их словно б притягивала их собственная база, вернее, её развалины. Где-то там бродил и притворявшийся безумным каптенармус Михаэль…
– Сколько ж можно тут сидеть?! – первым не выдержал Георгий. – Чего мы ждём? Что имперцы явятся сюда, выкурят нас из норы и тут же расстреляют?..
Вся семья собралась в тесном бункере, даже самые младшие.
– А мы здесь сидеть долго и не станем, – отозвалась мама. – Просто надо знать, когда придёт пора уходить. А уходить надо, когда вокруг будут рваться снаряды, когда имперцы будут прорываться к Севастополю и когда Дариане станет, наконец, не до нас.
– Боюсь, такого никогда не случится, – буркнул Лариосик.
– Угомонитесь, горячие парни, – сказал я. – Я почти уверен, что Дариана пустит в ход Тучу. А здесь – не самое плохое место, чтобы отсидеться.
– А как же наши? Остальные? – вознегодовала Лена. – Мы, значит, станем прятаться, а они – лягут под имперскими пулями?!
– Надо сделать так, чтобы никто не лёг, – сквозь зубы проговорил папа.
– Легко сказать! – сдвинутые Ленины брови не расходились. – Если бы высадился «Танненберг»…
– Он должен высадиться! – с напором бросил я.
– С чего ради?
– Каратели должны умыться кровью. После этого командование…
– Пришлёт первую попавшуюся резервную дивизию. Как ты можешь быть уверен…
– Валленштейн не упустит такого шанса.
– А командование?
– На это, пап, у него должны найтись друзья в Генштабе.
Семья смотрела на меня с сомнением, но сам я уже не сомневался. Если здесь не окажется «Танненберга», а будут действовать каратели… Только так оставался шанс сдержать Дариану. Даже если она действительно рассчитывает на Тучу. Мало кто, кроме «Танненберга», имел столько же боевого опыта столкновений с ней. Если кто и справится с безумным планом моей названой «сестры» (сестры по биоморфам, конечно же) – так это только «Танненберг». Сейчас это уже не батальон, даже раздутый, – это полноценный полк.
…Папа отдавал последние распоряжения. Семья перебиралась в «безопасное место» на один из отдалённых островков, где располагалась небольшая биолаборатория, принадлежавшая компании отца. Я отправлялся «на фронт». Георгия, несмотря на его отчаянные протесты, не отпустили. Мол, ещё навоюешься. Кто нас «там» прикрывать будет?..
Я смотрел на согнутую спину брата и вдруг подумал – а ведь если ты действительно хочешь на фронт, то не посмотришь ни на какие запреты. Сбежишь. А если хочешь повозмущаться для успокоения собственной совести – мол, как же иначе, мама не отпустила! – то, друг дорогой…
Разумеется, я постарался отогнать подобные мысли. Недостойно и грешно даже и помыслить так о брате. Он действительно всегда был послушным сыном. Всегда хотел, чтобы всем было хорошо. Всегда очень переживал, если кто-то с кем-то ссорился. Не то что я.
Так или иначе, мне оставалось только вернуться в Новый Севастополь и отправиться на фронт. В конце концов, лейтенантские погоны в Империи просто так не давали, даже и с «полевым патентом». И потом, каратели, вежливо именуемые «охранными войсками», – это нечисть из нечисти, «стержневая нация» там не служила, и целые полки набирались на отдельных планетах. Говорят, что за поступление в эти войска новобранцу списывали всю криминальную историю…
Имперские регулярные войска были, мягко говоря, далеко не ангелами. Они отметились кровью и в Жлобинском, и в Босвортском восстаниях. Даже успевавшие поднять руки падали под пулями; не брезговали там ни грабежами, ни соответствующим вниманием к женщинам, оказавшимся на «враждебной стороне». Но главную роль сыграли всё-таки охранные дивизии, что шли во втором эшелоне. С них спрашивали только за эффективность и качество «зачистки». Их офицеры могли расстаться с погонами и загреметь на Сваарг не за учинённые насилия и бесчинства «личного состава», а если на объявленной «безопасной» территории вдруг происходил теракт. Так что там не церемонились, там просто не знали такого слова.
И всё-таки, если Михаэль прав, посылка карателей в первой волне представлялась чем-то странным. Они никогда не умели взламывать настоящую оборону, не умели отбивать танковые атаки или драться в настоящих рукопашных. Перед ними всегда ставили совершенно иные задачи. Что, командование рейхсвера резко поглупело? Или Михаэль ошибся (точнее, ошиблись его информаторы)?
Что-то здесь было не так. Какая-то ловушка, западня, «подлянка», что называется…
Моя семья меня даже не отговаривала. Хотя агенту внедрения отправляться на передовую – всё равно что колоть орехи микроскопом; однако что же было делать? Тихо сидеть в лесном бункере? Конечно, многие наши постарались вступить в полицию, иные службы, куда Дариана разрешила доступ новокрымчанам; но риск провала был для меня там слишком велик, и едва ли мне посчастливилось добыть такую информацию, что прошла бы мимо занимавших примерно такие же должности Зденека и других наших ребят. Честнее уж отправиться на фронт. И действительно постараться сделать так, чтобы каратели упёрлись лбом в непреодолимую оборону. Я не сомневался, что, начав с какого-нибудь отделения, мне тем не менее придётся покомандовать куда большими подразделениями: до сих пор мне везло, я выживал. И верил, что выживу и сейчас. Самонадеянно? – возможно. Но если не верить в себя, зачем тогда вообще браться за дело?
Мы простились коротко и скупо, сперва отводя глаза, а потом, напротив, глядя друг на друга, не будучи в силах оторваться.
– Папа, хочу тебя попросить кое о чём.
– Всё, что в моих силах… – его голос-таки сорвался, – всё, что в моих силах, сын. Что не в моих тоже.
– На всякий случай, если мне придётся возвращаться… у меня не будет возможности с тобой связаться. Нужна надёжная явка, где-нибудь неподалёку от Нового Севастополя. Люди, к которым я мог бы прийти.
Отец внимательно взглянул на меня.
– Придётся нарушить неприкосновенность нашей легенды.
– Но неужели ты ни в ком не можешь быть уверен? Тем более сейчас, когда с Дарианы Дарк, скажем так, осыпалась позолота?
Он задумался. И назвал три имени.
Вступить в «Первую Добровольческую Новосевастопольскую дивизию народного ополчения», как выяснилось, было легче лёгкого. Записывали всех, и никто уже не вспоминал про сканирование радужки глаз. Мой слегка подправленный имперский чип не подвёл, и Александр Сергеев, русский, православный, военно-обученный, не успел даже глазом моргнуть, как оказался во главе целого отделения.
Снова отделение, усмехнулся я про себя. Регрессируем, господин имперский лейтенант. Вот только отделение у тебя…
Гордая Первая Добровольческая дивизия дошла до идеала полного равенства. В одном строю стояли мужчины и женщины. Это практиковалось в интербригадах, я знал, но под мою команду такой отряд попал впервые.
Десять человек, шесть парней и четверо девчонок. Совсем молодые. Пятнадцать-шестнадцать лет. Я на их фоне выглядел древним ветераном. Как минимум ветераном Утрехта. Они все успели побывать в «юных интернационалистах», умели маршировать, поворачиваться, недурно стреляли из верной 93-k, но не более того.
Формы нам не выдали. Отделение моё стояло кто в чём, по большей части – всё в тех же туристских многокарманных штанах и штормовках, да туристских же ботинках. Оружие раздавали прямо из ящиков, под патроны ребята подставляли кто что, в том числе – кепки-бейсболки, неловко распихивая боеприпасы по карманам.
– И это всё? – горько изумилась чернявенькая девчонка с по-детски заплетённой аккуратной косой – остальные в моём отделении щеголяли свежеобкорнанными «ёжиками» на головах. – Три десятка патронов? Чем воевать-то станем, товарищ старший сержант?
«Товарищ старший сержант» – это я. У меня на рукаве – наспех прилепленные лычки, даже не пришитые, а прихваченные клеем.
– Не волнуйся, Романова, это только на первое время. Прилетим – ещё отсыпят, – пообещал я.
– Хорошо б, а то гранат к подствольнику только две штуки дали, и то одна – сигнальная… – продолжала сокрушаться девушка.
…Грузили нас в старые, видавшие виды имперские «кондоры» – четырёхмоторные военно-транспортные гиганты. Я и понятия не имел, что на Новом Крыму имелись такие. Или Дариана успела перегнать сюда даже их?.. Владисибирск продолжал оставаться в руках Федерации, и, похоже, имперцы ещё не успели развернуть фронтовую авиацию – иначе никто не дерзнул бы перебрасывать подкрепление беззащитными летающими бегемотами. Достаточно одной ракеты в двигатели…
Отсек «кондора» забился до предела. Сидели кто как, даже лежали, несмотря на опасность угодить во вполне приличную турбулентность и переломать себе кости, попав в госпиталь ещё до боя. Дорога прошла скучно. Кадровики комплектовали взводы по возрастному признаку. В моём, таким образом, и два остальных отделения оказались «детскими садами». А командовала нами весьма фигуристая и представительная дама, живо напомнившая мне незабвенную dame политпсихолога гауптманна фон Шульце.
Анна Леонардовна Бехтерева тотчас потребовала, чтобы к ней обращались не иначе как «товарищ лейтенант» – и точно, на двух странного вида хлястиках у неё на плечах, долженствующих символизировать погоны, чёрной гелевой ручкой было старательно выведено по две звёздочки. Раньше она числилась «сочувствующей» в Шестой Интернациональной, и даже несколько раз ходила на сборы (о чём немедля и с немалой гордостью оповестила всех нас), что и дало ей «право на звание лейтенанта».
Двое других «отделенных» были ей под стать: нервного вида двадцатилетний студент Михаил и мужеподобная девушка, некрасивая и коренастая, примерно моя ровесница, по имени Римма, тоже имевшая некогда какое-то отношение к интербригадам, пока не «отошла от них» и не открыла своё дело – школу спелеологии, скалолазания и подводного спорта. Я плохо понимал, как всё это сочеталось, ну да ладно – судя по количеству впустую истраченных на косметическую хирургию средств, зарабатывала бедняжка неплохо.