меть значение – солдаты, выбирая между русской и немецкой пулями, предпочитали вражескую. Сейчас же нас уничтожали «беовульфами» и с помощью бьющей из-за горизонта тяжёлой артиллерии, идеально укладывая снаряды в цель. Мои ребята погибли и так, ни один не побежал, ни один не отступил без приказа. Но на нас надвигалась такая орда, что задержать её могла лишь такая же или же…
Или же Туча.
Мы брели без дорог, выбирая места погуще и потемнее; и не зря – над головами то и дело гудели вертолёты, и стремительные боевые «физлеры», и транспортные; трещали винтами юркие «шмели», а отыскав цель, наводили на неё «беовульфов»; по дорогам справа и слева двигался сплошной поток имперской техники в строгом порядке, сделавшим честь бы и самому «Лейбштандарте» или «Гроссдойчланд». Танки, штурмовые орудия, зенитные установки, транспортёры всех мастей и калибров, установки УРО – тоже самые разнообразные, от лёгких противотанковых «Hollefeuer» до тяжёлых тактических «Eber». Ползли на восьмиосных длинных тягачах и приснопамятные «Igel».
Похоже, здесь высадился целый моторизованный корпус. Но эмблемы на бортах продолжали утверждать, что мы видим перед собой исключительно охранные дивизии, за единственным исключением[8].
Ни Инга, ни Костя не ныли, не просили «дать передохнуть» за весь наш томительный марш. Впрочем, «отдыхать» нам приходилось и так, помимо нашего желания: когда над головами раздавалось знакомое «шрр-трр» воздушных разведчиков. За эти дни оно уже успело так въесться в душу, что, казалось, этот проклятый звук не исчезнет вообще никогда и ни за что. Я рассчитывал, что нам встретятся другие окруженцы, так же, как и мы, пробирающиеся на запад; но лесные тропы оставались пустынны, и это несмотря на то, что леса здесь скорее напоминали широко разбросанные редкие заплатки на просторном покрывале полей. Трижды мы чудом ускользали от облав, каратели со всё той же «закрученной колючкой» на рукавах, «карантинники» 203-й охранной, частым гребнем прочёсывали местность. Нам удалось отсидеться, отлежаться; а шагавшие в цепи солдаты, похоже, просто отрабатывали свою дневную порцию шнапса.
…До своих мы добрались только на четвёртый день пути, когда прикончили последние крохи из розданных ещё во Владисибирске рационов. Дорогу преградили скалы; красноватые отвесные склоны поднимались прямо из моря свежей травы. Наверху, на вызывающе высоком флагштоке, развевалось знамя Федерации, а рядом с ним – наш, новокрымский, или, вернее сказать, русский триколор. Перед кряжем возле каждой рощицы, каждой кучки деревьев кишмя кишело от имперской техники; держась в почтительном отдалении от скал, с которых могли очень даже просто накрыть одним залпом, имперцы зарывались в землю, словно готовясь к длительной обороне. Ещё на дальних подступах я стал замечать позиции реактивной артиллерии, полевые станции запуска беспилотников, украшенные алыми крестами кубики и параллелепипеды развёрнутых полевых госпиталей; рейхсвер словно собирался штурмовать линию долговременного укрепрайона.
Разумеется, я помнил о заградительных отрядах и обо всём том, что нас ждало, сумей мы добраться до своих. Проверка и, очень возможно, показательный процесс. Но ведь не зря ж я провёл много месяцев в «Танненберге», изучив боевой комбинезон вдоль и поперёк. Поиграл с мнемочипом, имевшим, помимо прочего, и опцию записи радиопереговоров бойца. Само собой, при опасности пленения все записи можно было стереть одним движением пальца, так что даже имперские специалисты бы ни до чего не докопались.
…Можно было бы долго рассказывать, как мы пробирались среди снующих туда-сюда имперцев, и солдат, и транспортёров. Прятаться от вертолётов мы перестали – здесь хватало таких же точно вояк, как и мы, в безликих бронекомбинезонах. Трёхцветные эмблемы мы, поколебавшись, стёрли. Было в этом что-то постыдное, вроде того, как «окруженцы» сорок первого, вернее, часть из них уничтожала документы, спарывала петлицы и нашивки.
Но нам надо выйти отсюда. Мне надо вывести двух своих последних бойцов, сохранить хотя бы их. Имперцы наступают, что называется, без дураков, это не полицейская, а настоящая армейская операция. И, значит, обороняться надо совершенно по-другому. Если, конечно, ещё осталось чем обороняться.
Так или иначе, редкой для Нового Крыма беззвёздной ночью, когда с недальнего океана наползла хмарь, заткавшая всё от горизонта до горизонта, мы пересекли линию фронта. Там, где широкое шоссе ныряло в прорезанную через скалы долинку, само собой, нечего было и соваться: и имперцы, и защитники Нового Крыма укрепили это место до последних пределов возможного.
В глухой час мы полезли на скалы. Кошка с тросиком входила в комплект каждого имперского бронекомбинезона, а тут у карателей вдобавок нашлась и небольшая, но мощная персональная лебёдка, облегчавшая подъём; за моё время в «Танненберге» с подобным сталкиваться не приходилось.
Мы тяжело перевалились через гребень, ещё не веря, что снизу нас не заметили; но, как оказалось, опасность нам грозила как раз с другой стороны, потому что, не успели мы отползти от края, как прямо в лица нам упёрлись винтовочные дула.
– Бросай оружие! Руки вверх! – прошипел голос на общеимперском, с акцентом, который я не смог распознать. Не наш и не говор шахтёров Борга, который вообще ни с чем ни за что не спутаешь.
Мы тотчас исполнили команду.
– Спокойно, ребята, спокойно, мы из первой добровольческой, я сержант Александр Сергеев, четыре дня отступали от Владисибирска…
– А это уже ты в другом месте объяснять будешь, приятель! – рыкнули мне.
Нас подняли на ноги и рысью погнали прочь, в глубь позиций.
На гребне гряды, среди громадных стоячих камней, в шутку именовавшихся здесь «менгирами», раскинулись позиции тех, кто защищал Новый Крым: я невольно удивился, не заметив никого, кто носил бы броню. И это только укрепило меня в невольных подозрениях – что Дариана Дарк готовится-таки выпустить на нас Тучу. Для неё, пожалуй, это будет неплохой размен: мятежная планета вкупе с армейским корпусом Империи. Что же до поселенцев… вот сейчас поглядим вокруг и посмотрим, есть ли тут поселенцы…
Само собой, ночью не больно-то поглазеешь, но нигде не было слышно и характерного говорка рудничного люда. Случайность? – возможно, но, будь их много на передовой, как раз больше была б вероятность случайно на них натолкнуться, а не случайно пропустить.
Инга и Костя сперва бурно радовались «нашим», а потом не менее бурно протестовали, не желая расставаться с трофейным, таким трудом и кровью доставшимся оружием. Здесь-то, насколько я мог судить, в ходу имелись исключительно «куртцы».
– Товарищ сержант, куда они нас?.. – дрожащим голоском спросила Инга.
– Ничего особенного, девочка, это просто проверка. Вышедших из окружения всегда так проверяли. Всегда, – постарался я её успокоить. Будем надеяться, она не так хорошо изучала историю и не знает, сколько таких вот «окруженцев» в сорок первом было расстреляно заградотрядами без суда и следствия, просто для борьбы с «дезертирством и паникёрством»…
Я не ошибся. Нас загнали в палатку, зажатую меж тремя здоровенными обломками скал и даже накрытой сверху, точно настоящий дольмен, четвёртым камнем. Причуда природы, а ведь когда-то здесь, равно как и возле «менгиров», всерьез искали следы «протокрымской цивилизации»…
«На проверку» нас вталкивали поодиночке, предварительно безо всякой деликатности освободив от бронекостюмов. Ингу при этом бесцеремонно общупали; нас с Костей держали под прицелом. Я не мог понять, что это за люди и откуда – не наши, новокрымские, не храбрые французы из «Камбрэ»… Все разговоры шли только на общеимперском.
Первым на допрос потянули меня.
Трое. В форме Федерации, со всеми положенными регалиями. Редкие птицы на Новом Крыму. Многочисленные звёздочки, дико смотрящиеся здесь аксельбанты и шевроны с нашивками мне лично ничего не говорили.
– Сержант Сергеев? Александр Емельянович? – сухо осведомился сидевший в середине за походным столиком офицер с парой больших звёзд на золотых погонах – подполковник, что ли?
Наши, русские, имена он произносил, само собой, коверкая. И я по-прежнему не мог понять по его выговору, откуда же этот человек.
– Так точно, товарищ подполковник! – выкатив глаза, отрапортовал я.
Начальство во всех армиях мира одинаково.
– Жетон, – потребовал другой, с одной звездою – майор?
Я снял с шеи цепочку. Третий офицер – старший лейтенант, судя по трём маленьким звёздочкам, – сунул его в сканер. На экране появились фотографии, фас и в профиль, побежали строчки досье. Смотрите-смотрите, это не какая-нибудь вам кустарная липа, это – настоящая работа. Медицинские файлы с первого дня жизни, оценки за первый класс, первое сочинение, книги и фильмы, что брал в библиотеках, даже траты по кредиткам – всё тут.
– Пальцы, – скомандовал лейтенант. Я повиновался.
– Та-ак… – неопределённо протянул подполковник. – Ну, Сергеев, предлагаю вам добровольно рассказать представителям Особого Совещания всё о вашей изменнической деятельности, а также назвать пособников. Должен предупредить, что другие предатели из вашей дивизии уже во всём сознались и дают показания о преступной сдаче Владисибирска имперско-фашистским захватчикам…
Наверное, наших вышло из окружения совсем мало, мелькнула мысль. «Тройка» такого калибра – подполковник, майор и старлей, – ей только генералов судить, никак не какого-то там старшего сержанта-ополченца, который «в рядах» без году неделя.
– Не могу знать… – преданно и глупо тараща глаза на подполковника, отбарабанил я. – Командовал отделением. Держали оборону. Потерял троих в боестолкновении у фермы…
– Какой ещё фермы?
– Не могу знать, карты нам не выдали, товарищ майор!
– Ну, а потом?
– В соответствии с приказом отступали. Заняли оборону. Во время боя погибло ещё пятеро. Когда нас окружили, с двумя последними бойцами выбрался из города. Шли на запад, к своим, – я развёл руками. – И вот вышли.