– Да, бумагу тебе действительно выдали, – охотно согласился следователь. – Чтобы усыпить твою бдительность. И ведь-таки усыпили!
– Тогда, опять же, не понимаю, к чему ваши вопросы, герр оберфюрер. Если меня хотят расстрелять, то для этого не нужны допросы. Как вы утверждаете, у вас достаточно доказательств. Значит, есть что-то, чего вы не знаете. Я правильно рассуждаю?
– У менее терпеливого и человечного сотрудника к вам бы уже применяли третью степень устрашения, – делано вздохнул секурист. – Меня интересует ваша деятельность на Новом Крыму, Фатеев.
– Моя командировка…
– Перестаньте, герр бывший обер-лейтенант. Разумеется, у вас все документы в порядке, отметки заградительно-этапных комендатур, воинских касс, продаттестат и вообще всё, что только можно себе вообразить. Ни у кого другого не возникло б и тени сомнения, что вы действительно были в командировке, если ограничиться вашим электронным следом, пребывая в полной уверенности, что подделать эти данные невозможно. Но мы следили за вами с самого начала. Мы знаем, что вы покинули Каппу на корабле контрабандистов. Они направлялись на Новый Крым. На ваши ползуны в Берлине по-прежнему высокий спрос. Дальше мы, само собой, потеряли вас из виду, наша агентура на Новом Крыму сработала непрофессионально. Оцените мою откровенность, Фатеев, – я рассказываю вам всё это для того, чтобы вы не думали, будто мы блефуем.
Похоже, что они действительно не блефовали.
Что ж, сменим тактику.
– Герр оберфюрер, на этот ваш вопрос очень просто ответить. Везде и всюду я, как мог, боролся с врагом Империи. С небезызвестной Дарианой Дарк.
– Ага! – Он так и подскочил на стуле. – То есть ты признаешься, что был там, на Новом Крыму?
– Мне не в чем признаваться, герр оберфюрер. Понимайте меня, как хотите. Я только хочу сказать, что могу в любой момент уйти от вас туда, где вы меня не достанете.
– Ну, это вы все говорите. Не волнуйся, у нас прекрасные реаниматологи, достанут и с того света. Так… ну а поподробнее о твоей деятельности в Новом Севастополе.
– Я уже ответил. Моей целью было поднять восстание против Дарианы Дарк.
– Зачем?
– Не хотел полного уничтожения моей родной планеты как результата карательной операции имперских Вооружённых сил. Полагал, что, если удастся покончить с Дарианой, вторжения не будет.
– Очень интересно, – заметил секурист. – И как же тебе удалось убедить господина Валленштейна дать тебе такую командировку?
– А он и не давал. Его подписи подделаны.
– В том числе и электронные? – секурист откровенно потешался.
– Их защита тоже не абсолютна.
– Очень хорошо. Превосходно. Надо будет попросить тебя продемонстрировать способы этой подделки… – он ехидно растянул губы. – Что же дальше?
– Дальше я не смог уничтожить Дарк.
– Что и следовало ожидать.
– И я вернулся в бригаду, когда она высадилась на моей планете. Предъявил поддельные подписи.
– Да, легенда у тебя получилась неплохой, – кивнул секурист. – Скажу больше, очень впечатляющая история. Что же дальше?
– Служил, герр оберфюрер. Участвовал в деле на Омеге-восемь, затем – здесь, на Каппе.
– Это мы, само собой, тоже знаем… А как насчёт поразительной удачливости твоей и шарфюрера Паттерс? Вся бригада только об этом и говорит.
Вся бригада об этом говорить не могла. Для остальных Туча просто необъяснимым образом оказывалась нацелена строго на одну точку.
– Как следует из показаний рядовых солдат твоей роты, людей, находившихся рядом с тобой в окопах, вместе с шарфюрером Паттерс вы не укрывались, в отличие от других, а словно старались дать этим созданиям увидеть себя и почувствовать?
– Мы заметили, что Туча хорошо идёт на живца.
– Гениальное прозрение, не иначе, – съязвил секурист. – Почему-то ни у кого другого подобные фокусы не прошли.
– Может, они выставляли неправильных людей? – пожал я плечами. – И уж совсем непонятно, почему я должен за это отвечать.
– Ты для начала будешь отвечать за дезертирство, – гестаповец с сосредоточенным видом клацал кнопочками на своей планшетке.
– За дезертирство полагается суд военного трибунала в составе командира части, начальника штаба и непосредственного начальника дезертировавшего военнослужащего. Разбирательство ускоренное. Приговор – расстрел. К чему такие сложности, герр оберфюрер?
Сейчас должен начать меня покупать. Потому что и впрямь – хотели бы прикончить, так лежал бы я уже горсточкой остывшего пепла.
Однако секурист ответил мне совсем иным:
– У меня мало времени, Фатеев, арестованных, к сожалению, больше, чем квалифицированных дознавателей с соответствующим допуском. Теперь тобой займутся специалисты несколько иного профиля, – он кивнул на молчаливую троицу. – Захочешь что-нибудь сказать – не стесняйся, всё фиксируется. Первая сессия – вводная, так сказать, близкое знакомство с нашим арсеналом. Потом я тебя ещё навещу.
Он поднялся. Странно, заставил я себя удивиться. Странно, потому что при пытках очень важно правильно задавать вопросы.
Я именно заставил себя удивиться, потому что слабая плоть уже кричала неслышимым криком.
Что ж, сейчас тебе предостоит на собственной шкуре узнать, каково это – быть «несгибаемым героем».
Трое молчаливых людей в масках, невозмутимых и равнодушных, неспешно позвякивали своим инструментарием.
– Как обычно, Георг? – вдруг нарушил тишину один из них.
– Нет, начнём с классики, – высоким, каким-то немужским голосом отозвалась другая маска. – Пожалуйста, Клаус, друг мой, набор номер восемь, от одной восьмой до одной шестьдесят четвёртой.
– У объекта скверные пальцы, может не пойти сразу…
– На одной восьмой у кого угодно пойдёт, – заметил Георг.
Вновь позвякивание.
Страх тёк в моих венах, растекался по телу, проникая в каждую клеточку. Что поделать, я, видать, мутант в недостаточной степени. Боли нельзя не бояться. Это безусловный инстинкт выживания. Её нельзя не чувствовать – но можно преодолеть, желая себе ещё большей боли.
Говорят, что можно преодолеть.
Интересно, проверяли ли они на себе эту методику.
– Одну шестьдесят четвертую, Ханс, держатель. Клаус, дезинфекция.
Пшиканье. Холодное облако окутывает пальцы. Вновь по-звякиванье. Мягкое пожатие.
– Обойма. Микрометр. Спасибо, Ханс. Начинаем. Ушные фильтры на счёт три. Один… два… три!
Пришла боль, и мир распался на части. В такие моменты очень пригодилось бы умение терять сознание по собственному желанию.
Крик ударился о потолок, рухнул обратно.
– Три миллиметра, Георг.
– Прекрасно. Ещё одну на шестьдесят четыре, Клаус. Лёгкие выбрасывают только что с неимоверным усилием втянутый воздух.
– Четыре миллиметра.
– Одна тридцать вторая, Клаус.
– Перебой. Ещё перебой. Сердце…
– Стимулятор, три кубика.
– Вторая на двух миллиметрах.
– Задержись.
Тьма. И я кидаюсь в неё, понимая, что там – спасение.
– Фатеев!
Та же комната. Я в той же позе. Тот же оберфюрер. Трое в масках, держат руки на отлёте, перчатки и комбинезоны испачканы красным. То есть моей кровью, тупо проговариваю я себе.
Странно, но ничего не болит. Правда, рук я вообще не чувствовал. Попробовал пошевелить пальцами – ничего. Мне словно ампутировали кисти.
– Болевая блокада, – заметив мои попытки, пояснил секурист. – Сейчас тебя поставят на ноги.
Я молчал. Им что-то от меня надо. Надо. От меня. От меня. Надо…
Ничего не значащие слова мечутся по сознанию, словно бильярдные шары.
Секурист наклонился, заглянул мне в глаза. Сделал какой-то быстрый жест.
Один из палачей быстро сунулся вперёд с ампулой-самовпрыской.
Окончательно я пришёл в себя, когда меня запихали в машину. Охрана в чёрных комбинезонах, украшенных двойными «молниями» на петлицах.
Бронетранспортёр долго петлял по улицам, потом вырвался из города. Не знаю, сколько продолжалась поездка – может, несколько часов. Я пребывал в полусне; и ещё очень сильно мёрзли руки. Секурист сидел рядом, заботливо поддерживая меня, словно брата.
А потом железный гроб замер, броневая плита откинулась; темнота, режущие лучи фонарей. Меня подхватили под руки, куда-то повели.
– Фатеев, – негромко произнёс голос. – Вы слышите меня, Фатеев?
– Слышу, – механически ответил я. Почему я не чувствую кисти рук?..
– Вы можете говорить? Вы меня видите?
– Нет, – сообщил я. – Что-то с руками…
– Это для вашей же пользы. Боль была бы непереносима.
– Хватит! – резко перебил другой голос, низкий и сильный. Знакомый голос… я слышал его… где?
– Руслан Фатеев, я не играю в прятки. Меня зовут Адальберт. Эрцгерцог Адальберт.
Я слепо вглядывался в темноту. Меня посадили на стул, посреди яркого круга света. За его пределами – мрак.
– Пробы твоей крови дали невероятный результат, – Адальберт (или человек с похожим голосом) говорил резко, уверенно, наверное, ещё рубил при этом ладонью воздух. – Руслан Фатеев, ты не человек.
Докопались. Но как? Неужто я сам открыл им дорогу, когда пытался «дать силы» биоморфу в себе? Таившийся доселе только в извивах хромосомной ДНК (или где-то ещё на субклеточном уровне) зверь вырвался из клетки. Его засекли.
– Руслан Фатеев, от твоего желания сотрудничать может зависеть судьба Империи.
– Мне наплевать на Империю, – ответил я. – Жрите друг друга.
Назвавшийся Адальбертом рассмеялся.
– Это неправда, Фатеев. Иначе ты был бы с Дарианой Дарк, а не с нами.
– Я не с вами, кем бы вы ни были.
– Нет, ты с нами, – с нажимом произнёс голос. – Когда помогал истребить Тучу на Каппе-4.
– Что вы от меня хотите? – Я очень устал. Блокаторы не пропускали боль от истерзанных пальцев в сознание, взамен я расплачивался чудовищной слабостью. Неадекватный размен… в редких случаях. И сейчас как раз такой. Предпочёл бы чувствовать всё, но не ощущать себя двухсотлетним старцем.