Я показала ей список на экране телефона.
– Последняя запись – рот бегуна. Понимаешь, что это значит? – Дейзи покачала головой. – Мне просто жалко мальчишку. Он плакал.
– Это не твое дело. У нас не клуб поддержки сироток-миллиардеров. Наш бизнес называется «Стань богатым», и он процветает.
– Пятьдесят тысяч долларов – не богатство. Если поступать в Индианский университет, даже на половину не хватит.
Кампус находился в паре часов езды от нас, в Блумингтоне.
Моя подруга долго молчала, глядя перед собой, – ушла в свои мысли.
– Хорошо, – наконец сказала она. – Я тут прикинула кое-что в уме. Пятьдесят тысяч долларов – пять тысяч девятьсот часов на работе. Семьсот смен по восемь часов. Если тебе, конечно, дадут полную смену, а ее обычно не дают. Получается два года работы по семь дней в неделю, по восемь часов в день. Может, такие деньги для тебя и не богатство, Холмси, но для меня – да.
– Справедливо.
– И все это лежало в коробке с овсяными колечками.
– Половина – в коробке с пшеничными.
– Знаешь, почему ты лучшая подруга на все времена, Холмси? Уже потому, что ты рассказала мне про деньги. Надеюсь, я такой человек, который поделился бы с тобой шестизначным выигрышем, но, если уж совсем честно, я в этом сомневаюсь. – Она откусила бургер, пожевала и спросила: – А деньги точно не заберут?
– Вряд ли.
– Надо пойти в банк и положить их на счет.
– Дэвис сказал, сначала нужно поговорить с адвокатом.
– И ты ему веришь?
– Абсолютно.
– Ну вот, Холмси, мы обе влюбились. Я – в художника, а ты – в миллиардера. Наконец-то мы попали в высший свет, как того и заслуживаем.
Ужин стоил меньше тридцати долларов, но еще двадцать мы оставили Холли на чай за то, что она нас терпит.
Глава 11
На следующее утро, когда я смотрела в телефоне видео, мне позвонили.
– Аза Холмс?
– Да.
– Это Саймон Моррис. Полагаю, вы знакомы с Дэвисом Пикетом.
– Минутку. – Я незаметно проскользнула через гостиную, где мама проверяла тесты и смотрела телевизор, вышла во двор и села подальше, лицом к дому. – Вот теперь здравствуйте.
– Вы получили от Дэвиса подарок.
– Да. Ничего, что я разделила его с подругой?
– Для меня не имеет значения, как вы распоряжаетесь своими финансами. Мисс Холмс, если подросток приходит в банк с большой суммой, это выглядит подозрительно, поэтому я поговорил с одной из сотрудниц в нашем банке – они примут ваши средства. В понедельник, в пятнадцать минут четвертого, вам нужно приехать в отделение на углу Восемьдесят шестой улицы и Колледж-авеню. Ваши уроки заканчиваются без пяти три, так что вы должны успеть.
– Откуда вы…
– Я внимателен к деталям.
– Можно задать вам вопрос?
– Вы только что это сделали, – сухо заметил он.
– Пока мистер Пикет отсутствует, его делами занимаетесь вы?
– Это так.
– И если он вернется…
– Тогда радости и горести его жизни снова будут принадлежать ему. А до тех пор некоторые из них достаются мне. Не могли бы вы перейти к делу?
– Я немного беспокоюсь о Ноа.
– Беспокоитесь?
– Ему очень грустно, а рядом нет никого, кто присмотрел бы за ним. Разве у них нет других родственников?
– Никого, с кем у Пикетов сохранились бы хорошие отношения. Дэвиса официально признали дееспособным несовершеннолетним лицом и опекуном младшего брата.
– Я говорю не об опекуне, а о человеке, который действительно за ним присматривает. Дэвис – не отец. Они же не будут одни всю жизнь? А что если их отец умер?
– Мисс Холмс, юридическая смерть отличается от биологической. Я верю, что Рассел жив. Но то, что он жив юридически, я знаю наверняка. Законодательство штата считает физическое лицо живым, пока противное не доказано биологической экспертизой либо пока не пройдет семь лет с момента, к которому относятся последние свидетельства того, что он жив.
– Я не о юридическом. Кто о нем позаботится?
– Но я могу ответить только с точки зрения закона. И в этом контексте его финансами занимаюсь я, домом – управляющая, а Дэвис назначен опекуном. Ваша тревога достойна восхищения, мисс Холмс, но уверяю вас, что юридически все в полном порядке. Итак, завтра в три пятнадцать. Сотрудницу зовут Джозефина Джексон. У вас остались какие-то вопросы по делу?
– Нет.
– Что ж, мой номер у вас есть. Всего хорошего, мисс Холмс.
На следующий день я чувствовала себя превосходно, пока мы с Дейзи не поехали в банк. Я вела машину, а моя подруга рассказывала, что ее новое произведение стало очень популярным, что она получает тонны положительных отзывов, что ей пришлось всю ночь писать сочинение по «Алой букве» и теперь, когда она «выходит на пенсию», у нее появилась надежда выспаться. Я чувствовала себя совершенно нормальным человеком, которому не приходится жить с демоном, заставляющим думать ненавистные мысли. На этой неделе мне лучше, думала я. Наверное, лекарство действует. И вдруг откуда-то появилась мысль: из-за лекарства ты потеряла бдительность и забыла утром поменять пластырь.
Я была уверена, что поменяла его сразу, как проснулась, прямо перед тем, как чистить зубы, но мысль продолжала настаивать. Вряд ли ты его поменяла. Скорее всего, это вчерашний пластырь. Нет, не вчерашний – я наверняка меняла его во время обеда. Но так ли это? Наверное, да. Наверное? Практически уверена. А ведь рана не зажила. Так и есть. Корочка еще не образовалась. И ты оставила ее – страшно сказать! – на целых тридцать семь часов, а бактерии тем временем размножались под теплым, влажным пластырем. Я взглянула на палец. Пластырь был новый. Ты не меняла. Меняла. Точно? Нет, но это определенно прогресс – я не проверяю болячку каждые пять минут. Да, прогресс. В сторону заражения. Поменяю в банке. Наверное, уже слишком поздно. Ерунда. Как только инфекция попадет в твою кровь… Прекрати, это бессмыслица, палец даже не покраснел. Не обязательный признак… Пожалуйста, прекрати, я поменяю пластырь в банке! ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО ВСЕ УЖЕ СЛУЧИЛОСЬ.
– Я ходила в туалет перед обедом? – тихо спросила я у Дейзи.
– Не знаю. Ты села за стол после нас, так что, возможно, ходила.
– Но я ничего не сказала?
– Нет, ты не сказала «привет, я только что вернулась из туалета».
Нужно остановиться и сменить пластырь, правда, тогда Дейзи решит, что я сошла с ума. Я сказала себе, что все хорошо, меня просто заклинило, мысли – всего лишь мысли. Но когда снова посмотрела на пластырь, заметила на нем пятнышко. Да, определенно. Кровь или гной. Пятнышко точно есть.
Я остановилась на парковке перед магазином оптики и взглянула на ранку. Ее края покраснели, в пластырь впиталась кровь. Похоже, его долго не меняли.
– Холмси, ты точно ходила в туалет.
– Уже не важно, там инфекция.
– Нет.
– Ты видишь красноту? – Я показала на воспаленные края. – Заражение. Очень опасно.
Я редко показываю кому-то свой палец без пластыря, но мне хотелось, чтобы она поняла – это совсем не то, что раньше. У меня в самом деле был повод волноваться, потому что кровь появлялась редко, даже если я ковыряла болячку. Значит, пластырь оставался на пальце слишком долго. Это ненормально. С другой стороны, мне всегда мерещилось, будто что-то не в порядке, разве нет? И все же сейчас «не в порядке» было по-другому. Я видела явные признаки заражения.
– Твой палец выглядит точно так же, как и во все прошлые разы, когда ты впадала в панику.
Я выдавила мазь на болячку, рану ожгло, я наклеила новый пластырь. Мне было стыдно перед Дейзи и страшно. Я думала о красноте, воспалении – реакции моей кожи на вторжение паразитических бактерий – и не могла остановиться. Я ненавидела себя. Ненавидела все это.
– Эй! – сказала Дейзи, положив руку мне на колено. – Пусть Аза не обижает Холмси, ладно?
Сегодня все по-другому. Мазь перестала жечь, а значит, бактерии размножаются дальше, проникают в кровь. И зачем я только расковыряла болячку? Почему нельзя оставить ее в покое? Зачем постоянно делать рану на пальце? Руки – самая грязная часть тела. Почему бы не щипать мочку уха, живот, лодыжку? Возможно, я погубила себя из-за глупого детского ритуала. А ведь он мне даже не помогает – то, что я хочу знать, непознаваемо, потому что ни в чем нельзя быть уверенным.
Тебе станет лучше, если снова нанести мазь. Всего пару раз. Двенадцать минут четвертого. Пора в банк. Я отлепила пластырь, намазала палец, наклеила пластырь снова. Тринадцать минут четвертого.
– Хочешь, я поведу? – предложила Дейзи.
Я покачала головой и завела Гарольда. Сдала назад. Снова вернулась на парковку.
Сняла пластырь, намазала палец. Теперь жгло уже не так сильно. Наверное, бактерии почти все погибли. Или проникли слишком глубоко, через кожу – в кровь. Надо посмотреть еще разок. Как там воспаление? Прошло всего восемь минут, слишком рано делать выводы. Стой. Уже три пятнадцать.
– Холмси, – сказала моя подруга. – Нужно ехать. Я поведу.
Я опять покачала головой, сдала назад и заставила себя поехать дальше.
– Не знаю, как быть, – посетовала Дейзи. – Успокаивать тебя, что все в порядке, или волноваться вместе с тобой? Есть вообще какой-то верный подход?
– У меня воспаление, – прошептала я. – И я сама виновата. Все время колупаю болячку, и теперь в нее попала инфекция.
Я – как зараженная паразитом рыба – плавала у поверхности, чтобы меня кто-нибудь съел.
Когда мы наконец приехали в банк, я держалась в сторонке. Дейзи поговорила с администратором, и нас провели в глубину зала, в отдельный кабинет со стеклянными стенами. Стройная женщина в черном костюме положила наши деньги в специальный аппарат, и он зашелестел, пересчитывая банкноты. Мы заполнили несколько бланков, и нам завели два новеньких счета с дебетовыми картами – их можно получить дней через десять. Женщина вручила нам по пять временных чеков и посоветовала не делать серьезных покупок, по крайней мере, полгода, пока «вы не освоитесь со сваливш