Он: Я около твоего дома. Зайти?
Я: Нет, нет, нет, я сейчас.
Мама разгружала посудомоечную машину.
– Иду на ужин, – бросила я, схватила пальто и выскочила на улицу, пока она не начала меня расспрашивать.
– Привет, – сказал Дэвис, когда я села в машину.
– Привет.
– Ты ужинала?
– Я не голодная, но если хочешь, можем где-нибудь поесть.
– Нет, не хочу. – Он откинулся на спинку кресла. – Я, вообще-то, не люблю есть. Желудок слабый.
– У меня тоже, – сказала я, и тут мой телефон зазвонил. – Мама. Молчи. – Я провела по экрану пальцем, принимая вызов. – Да?
– Скажи водителю этого черного джипа, чтобы немедленно вернулся и зашел к нам.
– Ну мам!
– Дело дальше не пойдет, пока я с ним не встречусь.
– Ты его уже встречала. Когда нам с ним было по одиннадцать.
– Я – твоя мать, а он – твой… кем бы ни был, я хочу с ним поговорить.
– Хорошо, – сказала я и нажала отбой. – Нам… в общем, надо зайти, поговорить с мамой, если ты не против.
– Отлично.
Прозвучало как-то по-особенному – у него ведь больше не было мамы. Все мои знакомые чувствовали себя неуютно, обсуждая при мне отцов. Они волновались, как бы я не вспомнила, что папы нет, будто я могла об этом забыть.
Я никогда не замечала, какой маленький у меня дом, пока не увидела его глазами Дэвиса. Линолеум на кухне завернулся по углам, стены пошли трещинами, мебель старше меня, а книжные полки – разные.
Дэвис выглядел тут огромным и чужим. Я даже вспомнить не могла, когда в последний раз видела у нас в гостях парня. В Дэвисе, конечно, не шесть футов[6] роста, но потолки при нем почему-то казались низкими. Мне стало стыдно за наши пыльные старые книги, стены, увешанные семейными фотографиями, а не картинами. Я понимала, что смущаться тут нечего, но все же чувствовала себя неуютно.
– Рад вас видеть, миссис Холмс, – сказал Дэвис и протянул руку маме.
Она его обняла. Мы сели за кухонный стол, за которым почти никогда не собиралось больше двух человек. Теперь создалось впечатление, что здесь очень тесно.
– Как дела, Дэвис? – спросила мама.
– Неплохо. Как вы, наверное, слышали, я теперь сирота, в некотором роде. Но все нормально. А вы как поживаете?
– Кто за тобой присматривает?
– И все, и никто, наверное. В смысле, у нас есть управляющая домом и юрист, который занимается финансовыми делами.
– Ты учишься в одиннадцатом классе, в «Аспен-Холле»?
Я закрыла глаза и мысленно умоляла ее не нападать на Дэвиса.
– Да, – ответил он.
– Аза – не какая-то девчонка с другого берега реки.
– Мама, – сказала я.
– Знаю, ты можешь получить все что угодно и сразу, а из-за этого человек начинает думать, будто ему принадлежит весь мир и люди – тоже. Но я надеюсь, ты понимаешь: у тебя нет права…
– Мам!
Я виновато взглянула на Дэвиса, однако он не заметил – смотрел на маму. Хотел что-то сказать, но осекся, потому что глаза наполнились слезами.
– Дэвис, что с тобой? – встревожилась она. Он снова попытался заговорить, но лишь всхлипнул. – Дэвис, прости, я не думала…
Он покраснел и проговорил:
– Извините.
Мама протянула к нему руку через стол, но остановилась.
– Просто не обижай мою девочку. Она у меня одна.
– Нам пора, – объявила я.
Мама и Дэвис продолжали смотреть друг на друга. Наконец она сказала:
– Домой к одиннадцати.
Я схватила Дэвиса за руку и потащила к выходу, бросив на маму гневный взгляд.
– Ты нормально? – спросила я, когда мы сели в «Эскаладу».
– Да, – тихо ответил он.
– Она просто слишком за меня волнуется.
– Я понимаю.
– Тебе нечего стесняться.
– Я и не стесняюсь.
– А что с тобой тогда?
– Трудно объяснить.
– У меня есть время послушать.
– Она неправа. Я не могу получить все что угодно и как только пожелаю.
– А чего тебе не хватает?
– Для начала, матери.
Он включил заднюю передачу и отъехал от дома.
Я не знала, как продолжить, поэтому лишь произнесла:
– Прости.
– Знаешь, как было у Йейтса во «Втором пришествии»? «У добрых сила правоты иссякла, а злые будто бы остервенились»?[7]
– Да, мы его читали на занятиях по углубленной программе.
– Я думаю, что недостаток веры в собственную правоту – гораздо хуже. Потому что в этом случае тебя просто несет течением, понимаешь? Ты – всего лишь пузырек в прибое империи.
– Хорошо сказано.
– Стащил у Роберта Пенна Уоррена. Меткие фразы у меня всегда ворованные, потому что сила правоты иссякла.
Мы ехали через реку. С моста было видно Пиратский остров.
– А знаешь, твоей маме не все равно. Большинство взрослых внутри – пустые. Они пытаются наполнить себя выпивкой, или деньгами, или Богом, или славой, или чем-то еще, чему поклоняются. И все это разлагает их изнутри, пока не останется ничего, кроме тех самых денег, или выпивки, или Бога, в которых человек искал спасения. И мой отец такой же – на самом деле он исчез много лет назад, вот почему, наверное, меня не особенно зацепило. Я хочу, чтобы он вернулся, но уже слишко давно хочу. Взрослые думают, что они имеют силу, а в реальности наоборот – сила имеет их.
– Паразит считает себя хозяином, – уточнила я.
– Да, – ответил он. – Да.
Когда мы подошли к дому, сквозь стеклянную стену я разглядела в столовой на одном конце огромного стола тарелки и бокалы для двоих. Между ними мерцала свеча. Весь первый этаж заливал мягкий золотистый свет. Мой желудок вывернулся наизнанку, есть я не хотела, но все-таки пошла за Дэвисом внутрь.
– Похоже, Роза приготовила нам ужин. Надо попробовать хотя бы немножко из вежливости.
– Привет, Роза, – сказал он. – Спасибо, что задержалась.
Она заключила его в широкие объятия.
– Я сделала вегетарианские спагетти.
– Не стоило.
– Дети у меня взрослые, так что ты и Ноа – мои единственные мальчишки. А уж когда ты сказал, что у тебя свидание с девушкой…
– Не с девушкой, а с подругой детства.
– Из подруг детства получаются самые лучшие девушки. Вы ешьте. Увидимся завтра.
Она еще раз обняла его и поцеловала в щеку.
– Отнеси что-нибудь наверх, пусть Ноа тоже поест. И уберите за собой. Вытереть тарелки и сложить их в посудомойку не так уж трудно, Дэвис.
– Понял.
– У тебя такая странная жизнь, – заметила я, когда мы уселись за стол.
Передо мной стоял «Доктор Пеппер», а перед ним – «Маунтин дью».
– Наверное, – согласился Дэвис и поднял свою баночку. – Выпьем за странности.
– За странности.
Мы чокнулись и сделали по глотку.
– Роза тебе как мать, – сказала я.
– Конечно. Она меня знает с младенчества и заботится о нас. Но ей за это платят, знаешь? И если бы не платили… в смысле, ей бы пришлось найти другую работу.
– Ну, да.
Полагаю, родители – те, кто любит тебя не за деньги, а просто так.
Дэвис поинтересовался, как у меня дела, и я поведала, что мы с Дейзи чуть не поссорились. Я спросила, как прошел его день в школе.
– Нормально, – ответил он. – У нас там ходят слухи, что я убил не только папочку, но и маму, поэтому… Не знаю. Нельзя принимать это близко к сердцу.
– Такое любой примет близко.
– Переживу, а вот за брата волнуюсь.
– Как он?
– Забрался ко мне в кровать вчера и плакал. Я почувствовал себя так плохо, что одолжил ему Железного человека.
– Мне очень жаль.
– Он просто… Наверное, в какой-то момент понимаешь: тот, кто о тебе заботится, – всего лишь человек. Он не всесилен и не может защитить тебя от страданий. С одной стороны. А Ноа начинает осознавать, что человек, которого он считал героем, оказался в какой-то мере злодеем. И это паршиво. Он верит, что папа вернется и докажет свою невиновность, а я не знаю, как объяснить, что отец на самом деле виноват.
– Тебе о чем-нибудь говорит выражение «рот бегуна»?
– Нет, но полиция тоже спрашивала. Они сказали, это было в папином телефоне.
– Да.
– Отец – личность разносторонняя, однако не бегун, точно. Он считает, что спорт – ерунда, потому что Туа откроет секрет вечной жизни.
– Серьезно?
– Да, папа уверен, что Малик найдет в крови туатары что-то такое, что замедляет старение, и тогда он победит смерть.
Дэвис пальцами показал «кавычки».
– Вот почему он завещал все Туа. Надеется войти в историю.
Я спросила, правда ли туатара получит деньги, и Дэвис усмехнулся.
– Ей достанется все. И бизнес, и дом, и вся собственность. Нам с братом хватит денег на колледж и все остальное, но богатыми мы не будем.
– Если у вас есть на учебу и жизнь – вы уже богаты.
– Верно. И отец нам ничего не должен. Мне бы только хотелось, чтобы он вел себя по-отцовски. Ну, знаешь, отвозил Ноа в школу по утрам, проверял уроки, не исчезал посреди ночи, чтобы избежать суда. И так далее.
– Мне очень жаль.
– Ты часто так говоришь.
– Я часто так чувствую.
Дэвис посмотрел на меня.
– Аза, ты когда-нибудь влюблялась?
– Нет. А ты?
– Нет.
Он взглянул на мою тарелку.
– Ладно, если никто не собирается есть, пошли на улицу. Может, облака разойдутся хоть ненадолго.
Мы надели пальто и вышли. Ночь была ветреная, и я втянула голову в плечи, но Дэвис смотрел на небо.
Я заметила на поле, рядом с флажком, отмечавшим лунку, два шезлонга из тех, что раньше стояли у бассейна. Флажок похлопывал на ветру, издалека доносился шум машин, но в целом вокруг была тишина – цикады и сверчки с холодами умолкли. Мы легли на кресла рядом друг с другом, и я посмотрела вверх.
– Вот разочарование, – сказал Дэвис.
– Но ведь там все есть? Метеоры падают, мы их просто не видим?
– Верно.
– И как это выглядит?
– В смысле?
– Если бы не было облаков, что бы я увидела?
– Сейчас. – Он достал телефон и открыл какое-то приложение. – Вот тут в северном полушарии находится созвездие Дракона. По-моему, оно больше похоже на воздушного змея, но ладно. Вон в той области видны метеоры. Сегодня луна почти не мешает, и можно наблюдать пять-десять метеоров в час. В общем, мы сейчас летим сквозь пыль, оставленную кометой Джакобини – Циннера, и это выглядело бы очень красиво и романтично, если бы только мы не жили в сумрачной Индиане.