«Рейд-1» сбросил полутонный (теплозащита и прочный корпус составляли 90 % массы) зонд в атмосферу Юпитера и ловил данные, пока «яичко» не было раздавлено огромным давлением. В мощных радиационных поясах Юпитера рассчитанная на условия ядерной войны электроника сработала штатно.
В связи с успехом остальная тройка понесла свои зонды дальше. В 81-м «Рейд-2» промахнулся по Сатурну, «Рейд-3» – попал. В 86-м – окучили Уран с «Рейда-4». Концентрация гелия-3 в атмосфере – аж 1:3000! – произвела фурор. Дальше «Рейд-2» и «Рейд-4» летели налегке – «нечетные» сдохли на перегоне «Сатурн-Уран». «Четвертый» замолчал в 88-м, «Двойка» в 89-м отснималась по Нептуну и вместе с обоими «Вояджерами» отправилась в бесконечное путешествие за пределы Солнечной системы. С барельефом Ленина на борту, а то.
Пилотируемую космонавтику также не забыли. К 77 году «Салют-3» исчерпал ресурс. Во время экспедиций к нему был получен гигантский опыт – и в конструировании систем СЖО, способных работать годами – с минимальным ЕУ и ТО, и в космической медицине, позволившей довести пребывание на орбите до полугода, и в технологиях стыковки и дозаправки. Пора было двигаться дальше. Западных аналитиков удивило, что для вывода новой станции использовалась не тяжелая, а средняя версия «Атланта» – вес «Салюта-5» составил те же 30 тонн. Заговорили о том, что советская программа испытывает финансовые трудности. Отчасти так и было, но главной причиной стало не это.
Сам по себе «Салют-5» был почти лишен научного оборудования. Вся масса ушла обеспечение долговременной работы экипажа – уже 6 пеналообразных кают вместо 3, 2 независимых полузамкнутых системы регенерации воздуха и воды, новый БЦВК, комплекс связи. А главное – на одном их концов станции размещался двухметровый шар с пятью усовершенствованными стыковочными узлами. «Лепестки» андрогинного устройства смотрели уже не наружу, а внутрь и имели несколько меньший размер – точность стыковочной системы позволяла. Система сближения также была новой и позволяла значительно повысить надежность. Со стороны кормы корпус станции также изменился – за широкой, 4 метра в диаметре, секцией экипажа монтировалась кубическая конструкция, пронизанная переходным отсеком. На боковых гранях даже на не очень внятной схеме, опубликованной в «Науке и жизни», просматривались какие-то крепления.
Первый старт к «Салюту-5» был неудачным. На участке работы второй ступени разрушился топливопровод, СА совершил аварийную посадку в горах Алтая. Полеты «Н-21» были временно, до выяснения причин аварии, прекращены. Однако оставался резервный вариант – «Заря» – старая добрая «Семерка» с водородной ступенью – рассматривалась в качестве резервного пилотируемого носителя как раз на такой случай уже давно и успела набрать необходимую статистику на разведчиках. Пилотируемая инфраструктура на двух байковских стартах также сохранялась в неприкосновенности.
Запуск состоялся через месяц и прошел штатно. Экипаж – всего два человека – начал готовить станцию к приему новых модулей.
Тем временем на Земле анализировали причины аварии. Выяснилось, что виной всему было плохое качество сварки топливопровода второй ступени. В Самару выехала комиссия. Помимо введения дополнительных процедур контроля были приняты и иные меры – директор завода был снят, несколько инженеров и рабочих – понижены на 2–3 класса и/или уволены, военпреда понизили в звании и отправили на менее ответственную должность за полярный круг.
Непосредственный виновник – сварщик ранее 5-го, а ныне 2-го разряда Сергей Александрович Гирин, уволенный с записью в трудовой, устроился на ВАЗ. Если раньше он закладывал за воротник только по большим праздникам (впрочем, одного Первомая хватило для весьма серьезных последствий) – то теперь такие праздники были у него регулярными. Как и у окружающих – взгляды на жизнь на флагмане советского автомобилестроения были попроще. Однако же времена менялись и там. После очередного закручивания гаек Гирину и еще паре товарищей по бригаде (и совместному времяпровождению, куда ж без этого) было вынесено последнее, но ни фига не китайское предупреждение. Огорчение решили залить в пивнячке, где к группе товарищей подкатился собрат по несчастью – физик из Москвы, по слухам, потерпевший аналогичное крушение, ласково называемый пролетариатом «Агдамычем». После первой кружке все согласились, что налицо типичное нарушение конституционных прав человека на культурный отдых. После второй – решили, что надо что-то делать. Интеллигенция оплодотворила народные массы идеей. Идея сплоченным коллективом была принята на ура – и стихийная демонстрация направилась к воротам завода. Повинтили болезных быстро – но слухи о жестокой расправе с мирной демонстрацией обездоленных рабочих, подпитываемые «Голосом Америки» и «Свободой» разлетелись по таким же пивнячкам в сотнях городов Союза. Народ там был примерно одинаковый, обиженный тем, что принцип «мы делаем вид, что работаем, а вы делаете вид, что нам платите» канул в лету. И агдамычей тоже хватало, причем на удивление скоординированных.
Устинов вызвал Андропова – обсудить проблему. «Пятерка» КГБ почему-то никак не могла справиться с подстрекателями, раздувавшими новый пожар классовой войны. Андропов обещал исправить ситуацию. Однако особых сдвигов не было. Вожди «пивных бунтов» загораживались стенами из цитат классиков марксизма-ленинизма и грудью стояли на защите социальной справедливости и направляющей роли рабочего класса. И деревенской бедноты, естественно.
При этом часть партийного руководства – и регионов, и даже в ЦК – в частных, да и не только, беседах требовала восстановления ленинских норм во внутренней политике. Некоторые даже дошли до прямой фронды – ездили к опальному Суслову, на персональную дачу. В стране и руководстве назревал кризис.
Впрочем, космонавтики этот кризис пока не коснулся. В конце 77-го на первую лунную базу (громковато сказано, конечно – так, жилая бочка в пол-«Салюта») прилетел первый экипаж. Лунник сел в пятидесяти метрах от базы. С поверхности «Бочка» бочку вовсе не напоминала. Укутанная в несколько слоев ЭВТИ (лунные перепады температур – не шутка!), с четырьмя сферами баков движков мягкой посадки по сторонам и короткими стойками шасси, база напоминала неровный булыжник метров шести в поперечнике. Наружу торчали только поворотные панели солнечных батарей сверху да радиаторы системы терморегулирования. Ну и входной люк, конечно.
Теплозащита «Севера» также была усилена, это и увеличение веса СЖО вынудило сократить экипаж до двух человек, советский командир экипажа и француз-пилот. Двое остались на «Салюте-5» вверху.
Первым делом экипаж перегнал луноход с маячком в сторону – на предполагаемое место посадки следующего аппарата, чтобы тот не врезался в остающуюся на поверхности посадочную ступень. Округа была достаточно ровная, места для будущих посадок было много. Однако позже, с началом работы совсем уж постоянной базы, взлетные ступени могли составить существенную проблему – надо было или оттаскивать их в сторонку, либо вообще отказаться от них, перейдя на многоразовые одноступенчатые аппараты – как и планировал Бабакин.
Аккумуляторы – общим весом свыше четверти массы станции, четыре тонны – были почти полностью заряжены, но «почти» не устраивало – нужно было подготовиться к долгой лунной ночи. Ближе к лунному «полудню», на пятый день, приняли «почту» – старая добрая «КТ» доставила 800-килограммовую ГДР-овскую химическую установку по выделению кислорода из лунного грунта. Ее подцепили к луноходику «Пежо» и отбуксировали к «Бочке», благо колесики к ней прикрутить не забыли. Выделение кислорода – процесс энергоемкий, его производили при солнышке и собирали в здоровенный баллон, а вот для сжижения было естественно воспользоваться холодом лунной ночи. Реголит засыпали в приемник – курам на смех – лопатами. Поляки скрепер сделать не успели. Батареи установки, кстати, тоже развернули вручную. Газа в баллон объемом в сотню литров накачали аж десять кило – при давлении под сотню атмосфер. Из лотка для отходов сыпалась отблескивающая металлом пыль – восстановленный титан и алюминий. Отобрали пробы – металлами планировали заняться попозже. Дождались ночи, начали процесс сжижения. И вот тут-то возникла проблема. Где-то что-то недооценили. Утечка тепла через неприкрытые ЭВТИ элементы конструкции была выше, чем ожидалось. Энергии не хватало не то что на сжижение, но и на обогрев базы. Оба космонавта готовы были геройствтать и спать в ушанках – фигурально выражаясь, конечно, но Земля в геройстве отказала. Личное распоряжение Устинова – обстановка была сложная, и вероятная при таких раскладах смерть экипажа, да еще международного, могла поставить точку на слишком уж многом. Опустошая аккумуляторы, пол-литра залили в многослойный дьюар, рассчитанный на 10 литров, законсервировали станцию, установив внутри температуру плюс пять, чтоб только вода не замерзла, и стартовали. Ну, хоть что-то – первые трое суток ночной вахты и первый ночной старт.
По приземлении начали разбор полетов. Выяснилось – чтобы переждать лунную ночь при такой утечке тепла, аккумуляторный блок должен был быть вчетверо больше – то есть весом с саму станцию. Такое расточительство позволить себе не мог никто. Мог помочь реактор – благо как раз ночью охлаждать его одно удовольствие – но «Буки» и «Топазы» работали пока не совсем чтобы надежно, да и ресурс у них был максимум год – даже если глушить их на ночь. Ну и безопасность, само собой. Решили выбросить на посадочном блоке «Севера» дополнительную батарею и дополнительную ЭВТИ для элементов конструкции. Однако же дополнительный пуск сокращал количество экспедиций в 78-м до одной – выделить дополнительную тяжелую ракету на фоне намечавшихся проблем не было возможности.
В привезенной «поллитре» кислорода обнаружили существенное количество хлора, использовавшегося в технологическом процессе. Дышать им было нельзя, да и хранить было стремно – благо везти было недалеко, дьюар выдержал. Немцы рвались на Луну, пощупать установку в работе. Французы согласились. Двое из разработчиков аппарата прошли медкомиссию и готовил