апястье стукаются друг о друга, звякнув, как колокольчики. — Первое: держись от него подальше.
— Я бы с радостью, — говорит Люси. — Но именно он ищет Кейта.
— Вот и хорошо. Свое дело он знает, — говорит Китти. — Когда-то, миллион лет назад, Джулиан Кэш сделал несчастной мою Джейни. Тогда мы все думали, что ему прямая дорога в ад, но он попал не в ад, а в армию.
Люси обещает Китти отправиться домой, непременно что-нибудь съесть, а потом лечь на диван и положить на лоб мокрую салфетку. Но вместо этого она едет на угол Западной Мейн-стрит и Седьмой, и ей даже удается найти место для парковки возле парикмахерской.
— Люси, у меня все расписано, — говорит при виде ее Ди. — Возьми номерок. У меня будет время только после обеда.
Она отходит от кресла, обмотав голову клиентки полотенцем и оставляя ее сидеть перед зеркалом.
— Я слышала, у тебя сын сбежал, — мрачно говорит Ди.
Она достает из кармана рабочего халата пачку легкого «Кента» и нашаривает коробок спичек.
— Слава богу, мои уже выросли и живут отдельно. Запросто могут свести с ума, без проблем.
Ди протягивает руку, берет в пальцы прядку волос Люси, рассматривая цвет.
— Все-таки я считаю, тебе надо слегка подкраситься, — говорит она. — Нужно меняться.
— Это ведь ты стригла Карен Райт? — спрашивает Люси.
Ди делает глубокую затяжку и кивает.
— Веришь? — говорит она. — Она была тут у меня всего две недели назад. Теперь буду на ночь запирать дверь на два замка.
— У нее был друг или кто-нибудь, с кем она была близка? — спрашивает Люси.
— Со своей дочкой. Вот с кем она была близка. Она держала ее на коленях, даже когда я ей голову мыла. Даже думать не хочу, где теперь девочка.
— Она не работала?
— Она работала матерью на полную ставку, — говорит Ди. — Некоторые теперь, когда это слышат, реагируют так, будто это преступление. — Ди гасит окурок в пепельнице. — Вообще-то она, конечно, не рвалась на работу, — признает Ди. — Не то чтобы я хотела сказать что-то против. По-моему, у нее заканчивались деньги. Она никогда не расплачивалась ни кредиткой, ни чеком, хотя мне это удобнее. Только наличными. А когда была на мели, то смеялась, мол, пора опять в Хартфорд-Бич.
Люси явно не понимает смысла этой фразы, и Ди добавляет:
— Тебе, значит, не приходилось бывать на мели.
— Пока нет, — говорит Люси.
— В Хартфорд-Бич ломбард. Обручальных колец там полно — когда долги за квартиру, все едут туда.
Пятнадцать минут уходит у Люси на то, чтобы добраться до Хартфорд-Бич, хотя теперь на перекрестках она останавливает свой «мустанг» на красный свет; потом еще пятнадцать минут колесит по городу, разыскивая «Ломбард Хэллета». Когда она наконец выключает зажигание, система охлаждения выходит из строя, и в радиаторе вскипает вода. Люси выскакивает из машины, распахивает капот и отскакивает назад, увернувшись от струи горячего пара. Она вспоминает Нью-Йорк, где цветут кизил и азалии. Здесь, в Хартфорд-Бич, стоят поблекшие от жары лаймы, вонючие, как дешевый крем после бритья. Люси идет по улице в поисках бензоколонки, и туфли ее увязают в горячем асфальте. По правую руку она видит ломбард, «Макдоналдс» и «Сан банк». Слева — патрульная машина из Верити, до того заляпанная грязью, что Люси не сразу удается прочесть надпись «К-9». Из машины выходит Джулиан Кэш и, облокотившись о капот, разминает поясницу. В руке, которой он приветствует Люси, он держит банку теплой колы. Все стекла в патрульной машине опущены, из окошка высовывает голову Лоретта.
— Удивительно, как могут собаки выдерживать такую жару, правда? — говорит Джулиан, когда Люси подходит ближе. — Кажется, вот-вот спятит и кинется на первого встречного.
— Глазам не верю, — говорит Люси. — Выследили за мной.
— Вы мне солгали, — говорит Джулиан. — Вы не сказали, что обувную коробку зарыл ваш сын, так что, по-моему, я вам ничем не обязан.
— Разве? — говорит Люси. — А по-моему, вы обязаны заниматься розысками моего сына. Вам это и поручено.
— Я всего лишь хотел убедиться, что вы не знаете, где он.
Джулиан допивает колу, внимательно наблюдая за Люси, и она это видит.
— Я не знаю, — говорит она.
— Теперь верю, — отвечает ей Джулиан. — Вы слишком интересуетесь погибшей девушкой.
— Женщиной, — говорит Люси.
— У нас тут всех называют парнями да девушками, — говорит Джулиан. — Будто взрослеть — это беда.
Джулиан достает сигарету, прикуривает и потому замолкает. Он и сам не знает, с чего это он так разговорился; будто кто-то нажал у него внутри на кнопку, вот он и болтает, чего в жизни не болтал. Даже знать не знал, что думал о таких вещах.
— Китти Басс вам обо мне наверняка наговорила. Но знаете, у Китти есть одно прозвище. — Он и впрямь не может остановиться; может, инфекция такая есть, и он ее подхватил. — Китти Длинный Язык, — произносит он. А когда Люси одаривает его ледяным взглядом, то прибавляет: — Как вы понимаете, не я это придумал. Просто вспомнил. Лично я Китти очень уважаю.
— Вы и дальше намерены за мной следить? — спрашивает Люси.
Лицо у нее красное, а платье взмокло от пота и липнет к телу, как змеиная кожа.
— Нет, — говорит Джулиан. — Я намерен позвонить Марти Шарпу, чтобы он прислал эвакуатор, пока вы тут будете выяснять, что отдавала в залог ваша соседка. А потом поеду домой за другой собакой.
Вид у Люси такой, будто она изо всех сил сдерживается, потому что если даст себе волю хоть на секундочку, то разрыдается прямо тут на тротуаре.
— Мы с Лореттой выехали из дома в четыре утра и вернулись ни с чем. Второй пес у меня работает по ветру. То есть в смысле, что у него сверхчутье.
Джулиан треплется и треплется, так что уже язык заболел. Он даже вдруг думает, что если еще постоит тут немного, то может произойти катастрофа вполне в духе мая месяца, короче, из тех, что меняют жизнь навсегда.
— Ладно, идите, — говорит Джулиан. — Сейчас я вам вызову эвакуатор.
Джулиан звонит на станцию и просит связать его с Марти, после чего садится в свою машину, внутри которой такая жара, что у человека вполне может вскипеть кровь. Он смотрит на витрину ломбарда; зеленый тент над входом тот же самый, что много лет назад. Когда Джулиану было тринадцать, он прибежал сюда из Верити, двенадцать миль туда и двенадцать обратно, чтобы купить охотничий нож. Он не думал, в какое отчаянное положение нужно было попасть, чтобы заложить за гроши нож с настоящей костяной рукояткой. Нож этот потом Джулиан не один год хранил за отодранной доской в кладовке мисс Джайлз, а чистил его спиртом и шлифовал мягкой фланелькой. Едва в дверях появляется Люси, Джулиан сразу же понимает, что она там что-то выяснила; у нее та же торопливая походка, как у Лоретты, когда та берет след. Люси огибает свою машину и неохотно подходит к патрульной машине. Она садится на пассажирское место, а Джулиан старательно не отводит глаз от витрины ломбарда.
— Ну? — спрашивает Джулиан.
— Я была бы вам очень признательна, если бы вы подбросили меня домой, — говорит Люси. — Если вам не по пути, я вызову такси.
Расстояние между ними меньше двадцати дюймов, поэтому Джулиан отодвигается к своей дверце.
— Я не сказал Уолту Хэннену, что в «девять-один-один» звонил ваш сын. Мы-то с вами знаем, что это был он. И что аллигатор в коробке не жертвоприношение в духе вуду, тоже не сказал. По-моему, мне можно рассказать, что она там заложила.
Пока Люси обдумывает его слова, он успевает включить зажигание, тронуться с места и развернуться в обратную сторону.
— Ожерелье с сапфирами, две с лишним недели назад, — наконец произносит Люси.
— Значит, у нее были деньги, — говорит Джулиан.
— Были, — говорит Люси. — До развода.
Она смотрит в окно на дорогу; машина движется на восток, к Верити.
— Он не виноват, что аллигатор умер, — наконец говорит она. — Он пытался его накормить латуком, но тот все равно умер.
— Я и не говорил, что он виноват, — говорит Джулиан.
— Он умер сам у нас в ванне.
— Ладно, он умер сам. А когда вы его хоронили или бог знает что вы там с ним делали, вы положили в коробку два золотых кольца, так?
Люси кладет ногу на ногу и отодвигается на сиденье, повернувшись к дверце спиной.
— Нет, — сознается она. — Колец не было.
— Все понятно, — говорит Джулиан.
— И что же вам понятно? — требовательно вопрошает Люси.
— Что кольца он спер. — Джулиан смотрит на Люси, хотя должен смотреть на дорогу. — Мы с вами оба это знаем.
— Ну и что это доказывает? — говорит Люси.
— Ничего, — отвечает Джулиан. — Кроме того, что ваш сын вор.
Они проезжают окрестности Верити, где когда-то фермеры выращивали аллигаторов, и Джулиан вдруг думает, что как можно скорее нужно от нее избавиться. Болтает он как ненормальный. Еще немного, он и вести себя станет как ненормальный.
— Я не сказал, что ваш сын кого-то убил.
— Но подумали, — холодно говорит Люси.
— Нет, — говорит Джулиан. — Никто так не подумал, кроме вас.
Украдкой он скашивает глаза в ее сторону и снова видит пульсирующую на шее жилку.
— Слушайте, не ешьте вы себя поедом. У вас все основания подозревать сына в чем угодно. Он сам ищет себе приключения. Можете мне поверить. Я-то знаю. Я в семнадцать лет убил человека.
Он слышит, как у Люси участилось дыхание, и думает про себя, что зашел слишком далеко. Если он немедленно не заткнется, придется купить себе намордник.
— Вы сказали это, чтобы мне стало легче? — говорит Люси.
В стекло машины бьет свет, до того золотой и ясный, что Джулиан почти забывает, какой нынче день. Это день его рождения, самый жуткий день в самом жутком месяце, когда не хочется вообще никакого света. Хорошо, хоть об этом он не проболтался, потому что если бы она — да хоть и не она — его пожалела, это было бы выше его сил. Он бы лег и загнулся тут, прямо на дороге, которая ведет в Верити, и уже никогда бы не встал.
Ангел лежит на спине под деревом и сквозь ветки смотрит на самолет компании «Дельта», нацелившийся на Ла Гуардиа. Ему давно минуло девятнадцать, очень давно, и хотя он все так же умеет мгновенно взобраться на верхушку лавандового дерева, носит все ту же белую футболку и синие джинсы, никто его не замечает. И он больше не оставляет на земле следов.