— Ты думаешь, это из-за меня? Нет, она — обуза.
— Она — моя мама, — огрызнулась я. — И, возможно, она способна на большее, чем мы думаем. — Я не могла поверить, насколько твердо защищала ее. Но за последние несколько дней моя симпатия к ней возросла. И я не могла не думать о том, как бы я облажалась, если бы мне никогда не дали второго шанса исправить то, что я сломала. Разве она не заслуживает того же?
Беллами не ответил, но напряжение между нами никуда не делось. Он осторожно опустил меня на сиденье на палубе. Ной поспешил принести мне полотенце, и я вытерла хвост, надеясь, что скорее раньше, чем позже, встану на ноги. Мама наблюдала, как нижняя часть моего хвоста, оставшаяся незакрытой полотенцем, медленно разделилась, превратившись в две ноги. Я вздрогнула, все еще не до конца привыкнув к боли, но теперь она удивляла меня гораздо меньше.
— Я услышала крики. Что я пропустила? — МакКензи, подпрыгивая, сбежала по ступенькам, ведущим из кают, протирая заспанные глаза. Я встала, продолжая заматывать полотенцем обнаженную нижнюю часть тела.
— Они могут объяснить, — сказала я, кивая на Ноя и Беллами. — Прямо сейчас я должна поговорить с мамой. — Я сделала все возможное, чтобы подбодрить ее улыбкой, но она не выглядела убежденной. Мне было интересно, знала ли она о том, что Беллами запер маму.
Я отвела маму обратно в ее комнату, где она все еще смотрела на меня так, словно у меня было три головы… что, я думаю, не так уж сильно отличалось от хвоста. Она была такой тихой, но я знала, что в ее голове, должно быть, проносится миллион мыслей и вопросов. Я жестом предложила ей сесть на кровать, и она неохотно подчинилась.
— Все, что ты только что видела, и есть причина, по которой мы здесь. — Я заправила влажную прядь волос за ухо. Я продолжила рассказывать о проклятых пиратах и Корделии и о том, как мы не дали ей погубить человечество. Я объяснила, что у меня на лице шрам от того, что меня похитил Тейн, Морская корона и Бастиан, и все, что было между ними. — Жертва Майло разделила нас на столетия. И найти этого парня может быть единственным способом вернуть его.
Она кивнула, все еще заметно потрясенная. С трудом шевеля губами, она медленно наклонилась и положила руки на бедра.
— Означает ли это, что я… — Она не смогла закончить вопрос.
— Да. — Я накрыла ее руку своей. Это было странно, но я не позволила себе отстраниться. Я должна была помочь ей пройти через это. — «И вот почему ты почувствовала внезапную потребность найти меня и прийти к океану. Это русалочья часть тебя зовет. И она вернется.
Она покачала головой.
— Нет, нет. Я не хочу иметь с этим ничего общего. Даже если бы это было возможно, я бы никогда…
— Я тоже, — сказала я. — Но рано или поздно тебе придется ответить на зов, иначе он поглотит тебя изнутри. — Я подумала, стоит ли упоминать, что у нас не было душ, но решила приберечь эту ужасную новость для другого раза. — Не волнуйся, — сказала я ей. — Тебе не нужно ничего делать прямо сейчас. Может пройти много времени, прежде чем ты снова почувствуешь это. — Я действительно надеялась, что так и будет.
— Значит, я ни в чем не виновата, — сказала она, чего я никак не ожидала. — Ни в чем не виновата моя мать. Ни в чем не виновата моя бабушка. — В ее медово-карих глазах заблестели слезы. У меня защемило сердце от жалости к ней. Она все это время винила себя. Так же, как и я, пока не поняла, что все это было не в нашей власти.
— Нет, это было не так. И я прошу прощения за каждый раз, когда обвиняла тебя. — Я слегка сжала ее холодные руки.
— Не извиняйся, Трина. Меня не было рядом с тобой. Я никогда ни от чего тебя не защищала. И не важно, по какой причине, я никогда этого не переживу. — Она наклонилась вперед, и слезы ручьями потекли по ее лицу. — Сейчас я здесь ради тебя, и клянусь, что буду проводить каждый день, пытаясь стать той матерью, которой я не могла быть, когда ты была младше.
— Мама…
— Нет. — Она фыркнула, потянулась к моему шраму и нежно провела по нему большим пальцем. — Ты не сможешь меня остановить.
— Хорошо, хорошо, — я обняла ее, шепча что-то в ее волосы, которые слабо пахли лавандой и чистым бельем. Хотела сохранить этот момент, но не могла перестать беспокоиться о том, как бы не дать моей маме-русалке прыгнуть за борт в следующий раз, когда вернется сирена.
16. Коралловый
Беллами
Это был не конец света, но то, что Грейс Дельмар свободно разгуливала по этому кораблю, вызывало у меня беспокойство. Меньше всего нам было нужно, чтобы кто-то еще встал на пути этого более длительного, чем ожидалось, путешествия. Я бы не простил себе, если бы что-то случилось с мамой Катрины под моим присмотром. Катрина никогда бы меня не простила, хотя и говорила, что простит. Но я не смог бы смириться с тем, что это случилось.
Но мне надоело бороться с ней за это. Пусть ее неуравновешенная мама присоединится к нам. Главное, чтобы она не мешала. Судьба Майло зависела от того, как мы выберем время, но мне не нужно было напоминать Катрине об этом. И все же я не мог не задуматься, не был ли Майло единственным, кого можно было спасти. Если эта богиня могла повернуть время вспять, возможно, она смогла бы вернуть и Серену.
Возможно, именно это и означали цифры. Возможно, Серена тоже оставила мне подсказку. Возможно, она этого не осознавала. Или, может быть, она направляла меня даже после смерти. Может быть, это было последнее «я люблю тебя». Цифры координат мелькали у меня в голове, вызывая в воображении образы того, как она смотрит на меня снизу вверх, ее карие глаза сияют, когда она прощается со мной каждое утро, когда я должен возвращаться на свой обреченный корабль.
Я должен был сойти с ума, чтобы подумать, что это не просто совпадение. Не было никакой возможности…
Поэтому я нажал на газ, чтобы разогнаться, несмотря на встречный ветер. Это было последнее, что я мог сделать для Серены. Она просила меня сделать все, что в моих силах, чтобы спасти Майло. В конце концов, он пытался помочь мне помешать Вальдесу убить ее. Он пытался и потерпел неудачу, как и я. Но, возможно, то, что она помогла мне спасти его, было всего лишь ее способом сказать, что она простила нас. В ее сердце было слишком много страсти, чтобы испытывать горечь.
— Когда я ныряю, словно возвращаюсь домой после долгого отсутствия. Будто я была создана для того, чтобы находиться под водой. С этим ничто не сравнится.
— Мне нравится слушать, как ты говоришь об этом, — сказал я, целуя ее в лоб. — Мне нравится слушать, как ты говоришь обо всем. — Мы лежали на песке вдвоем, в уединении, позволяя приливу смыть следы нашего совместного времяпрепровождения. Серена села, водя пальцем по моей обнаженной груди, улыбка появилась на ее темных губах, припухших от поцелуев. — Теперь, когда мы повеселились, я могу сообщить тебе новости.
— Что? — Я тоже приподнялся на локте.
— Я получила работу. Я собираюсь стать русалкой в Буэнависте! Миссис Гутьеррес сказала, что я прошла прослушивание лучше всех! — Ее глаза засияли ярче лунного света, когда она говорила. Я не смог сдержать улыбку.
— Я знала, что ты справишься. Судя по тому, как ты относишься к воде. Ты настолько похожа на настоящую русалку, насколько это вообще возможно. — Я подмигнул. — Так когда ты приступаешь?
— Через несколько дней, когда появится мой хвост. Жаль, что у меня нет фотографии. Он великолепен! Она даже позволила мне выбрать цвет.
— Дай угадаю, — я вдохнул ее тропический аромат, наклоняясь ближе к ней и играя с тугими завитками на конце одной из ее кос. — Апельсиновый.
— Коралловый, если быть точным, — ухмыльнулась она.
Я закатил глаза, усмехаясь.
— Коралловый, — повторил я. — В этом есть смысл. Ты будешь выглядеть прекрасно, как всегда.
— Ты должен прийти на мое первое выступление. — Серена, дразня, схватила меня за руку, но я замер от ее слов. — Ты ведь придешь, правда?
Как я мог сказать ей, что не могу? Мы встречались вот так, под ночным небом, уже несколько недель, и я никогда не рассказывал ей правду о себе. О том, почему я мог встречаться с ней только ночью. Она никогда не спрашивала.
— Шоу проходят… днем?
— Ну, большинство из них. Иногда они будут проходить вечером. Но первое из них состоится в день открытия в следующую субботу. Пожалуйста, приходи.
Я выпрямился, стряхивая песок со спины и с ворчанием потирая лицо.
— Что? Что случилось? — спросила Серена.
Я действительно подумывал о том, чтобы просто нырнуть в воду и стать призраком, раствориться в морской пене и исчезнуть. И я, возможно, так бы и поступил, если бы уже не привязывался к этой девушке на протяжении незабываемых ночей.
— Я должен тебе кое-что сказать, — сказал я, беря ее нежное личико в свои ладони. Она впилась в меня своими большими невинными глазами под идеальными темными ресницами. Я колебался, но каким-то образом мне удалось сказать ей, что я был мертв уже много веков и привязан к ночи. И, верная своей дикой и бесстрашной натуре, она не обращала на это внимания.
Я вернулся в настоящее, когда корабль налетел на волну. Мне нужно было собраться с мыслями, чтобы сосредоточиться на открытом океане передо мной. Вода была неспокойной, а ветер дул не в нашу сторону. Я не мог так долго отключаться.
До Пуэрто-Рико оставалось еще как минимум два дня пути, а может, и больше, если мы не сможем ускориться. Мне нужно было, чтобы Катрина вернулась на корму и двигала нас вперед своей мощью. Я знал, что она разозлилась на меня за то, что я запер дверь в каюту ее мамы. Но ей придется подавить свою гордость и забыть об этом, потому что, судя по моим подсчетам за время, проведенное в одиночестве за рулем, за то время, что мы плыли, Майло уже почти год находился в ловушке своего времени.
Я попросил Ноя посидеть за рулем, а сама поспешил вниз, чтобы найти Катрину. Она как раз выходила из каюты мамы, и выражение ее лица сказало мне все, что мне нужно было знать.
— Не злись, — я прислонился к стене в крошечном, тесном проходе корабля. — Можно подумать, что к этому времени ты уже привыкла ожидать подобного от пирата.