Вот это уже было в корне неправильно. Испанская наваха[73] оружие, конечно, грозное, да и сами потомки конкистадоров не зря считались знатоками ножевого боя. Но вот незадача, русских таким было не пронять. Русский мужик, ушедший в Сибирь, а то и уже родившийся и выросший здесь, совсем не то забитое существо, каким часто оказывается крепостной крестьянин, к примеру, из Малороссии. Здесь слабые и робкие попросту не выживают. И если даже там, в помещичьих усадьбах, случалось, крестьяне поднимали особо зарвавшихся помещиков на вилы, то в этих местах и вовсе привыкли, случись что, сразу браться за топоры. А уже когда все закончится, спрашивать у нарушителя спокойствия, кто пришел и зачем пришел. Если останется, у кого спросить, естественно.
С испанцем поступили достаточно гуманно, всего-то сломав о его спину оглоблю. Конечно, не убили, но в лазарет он попал надолго и остался в городе – тащить его, заработавшего переломы ребер, ключицы и руки в двух местах, было глупостью несусветной. И хорошо еще, что Завойко лишь рукой махнул и замял дело. Иначе морячок запросто мог оказаться и на эшафоте, на людей с ножом бросаться – это совсем неправильно.
Но – губернатор понял ситуацию. Поморщился, будто съел лимон, однако же согласился с разумностью такого подхода и даже обещал присмотреть, дабы сей удалой молодец не выкинул снова чего-то непотребного. А то второй раз, может статься, переломами не отделается. Народ тут суровый, закон – тайга, в лесу же кроме медведей и тигры водятся. Так что кто будет прокурором – вопрос открытый. Именно это Александр и постарался донести до болезного, когда занес ему положенную долю трофеев. Включая те, что еще не были оплачены казной – отстегнул из своих.
Вот такая была ситуация, когда эскадра все же вышла в море и, пройдя Татарским проливом, направилась к берегам Японии. Откровенно говоря, туда Верховцев изначально и не собирался. Проходил уже вдоль них, когда направлялся в Петропавловск, правда, с востока. Впечатления, к слову, острова на него не произвели. Торчат из океана, будто гигантские прыщи. Живописные, конечно, однако за время плавания Александр видал места и поинтереснее. Ну и редкие лодки – рыбаки тут отличные, впрочем, как и в других приморских странах. Так что не было здесь для русских ничего интересного. Их куда более прельщали британские порты, в первую очередь, Гонконг. По свидетельству пленного француза, порт этот был практически не защищен. Выпотрошить его сам бог велел. Туда Александр, в принципе, и направлялся, но разыгравшийся шторм внес в планы свои коррективы, отогнав корабли восточнее.
Хорошо еще, быстро стих, но теперь корабли оказались достаточно близко к Нагасаки, и Верховцев принял решение зайти в этот порт. Не столько чтобы дать отдых командам, все же в море они вышли сравнительно недавно, сколько по просьбе Завойко. Дело в том, что аккурат перед войной в Нагасаки побывала русская дипломатическая миссия во главе с Путятиным, которая подписала с японцами кучу документов, как это всегда бывает у дипломатов, особо важных и критически непонятных. Вот чтобы в Японии сообразили, что, во-первых, драка между великими державами не повод их не исполнять, а во-вторых, не стоит в эту самую драку лезть, даже если где-то вдруг зачешется, и попросили Александра продемонстрировать узкоглазым мощь его эскадры. При случае, конечно. Что же, случай выпал, и русские корабли вошли в гавань японского города.
М-дя… Дыра дырой, маленькие домики, непонятно из чего построенные[74], да кое-как оборудованный порт. И это – один из богатейших городов Японии[75]. Через него торгуют с Китаем, Европой[76]… Если уж богатейший город такое убожество, то что тогда творится в тех, что победнее?
Корабли еще не закончили манёвры, а с берега к ним уже летело маленькое, но на диво шустрое японское суденышко. И буквально через несколько минут по штормтрапу едва успевшей отдать якорь «Миранды» на ее борт поднялся местный чиновник. Поднимался он, стоит признать, с ловкостью невероятной, что говорило о большой практике. И, хотя наверняка был в бешенстве от столь бесцеремонного вторжения, лицо его оставалось совершенно бесстрастным. Аж завидно!
Колоритный был тип. Неопределенного возраста, его узкоглазому лицу равно можно было дать и тридцать лет, и пятьдесят. Невысокий, Александру ниже плеча, худощавый, и даже местное одеяние, мешковатое, с широкими рукавами, не могло скрыть того, что он словно бы свит из одних крепких, будто сталь, жил. Пожалуй, врукопашную с таким идти надо осторожно. Обувь – какие-то тапочки, Александр дома такие надевал, когда осенью становились холодными полы. Голова лысая, будто камень-голыш. И – два меча на поясе, один достаточно внушительных габаритов, второй более похож на кухонный нож-переросток[77].
В поклоне, которым японец приветствовал чужеземцев, причудливым образом смешивались вежливость и презрение. Тягаться с ним в этикете Александр даже не пытался, лишь резко кивнул головой. Японец счел на том обмен любезностями законченным – и заговорил.
Стоило признать, английский язык он знал неплохо. Впрочем, для такого города владеть иностранными языками жизненная необходимость. А вопросы – стандартные, в принципе: кто такие да зачем явились, когда давным-давно было сказано, что чужакам на островах не рады. Впрочем, говорил он положенные слова, но в бутылку лезть не пытался. Отлично понимал, что русские прислали сюда сначала один корабль, потом второй[78], а теперь целую эскадру. Не стоит лезть на рожон, у гостей слишком много пушек.
Что же, ответ был формально вежливым. Мол, попали в шторм, получили повреждения, исправим – уйдем. На берег? А на берег прогуляемся, конечно. А что, кто-то недоволен?
Японец был явно недоволен, однако он уже наверняка успел посчитать количество орудий за закрытыми портами стоящей поблизости «Березины». И впечатлился, ибо серьезных кораблей у Японии физически не было. Вдобавок он хорошо видел, что фрегат – отнюдь не сильнейший корабль эскадры. Его примитивному средневековому мозгу наверняка было понятно, что такое право силы. Поэтому негодовать чиновник не стал, а просто сообщил, что появляться на берегу русским морякам не рекомендуется, после чего и отбыл. Честно говоря, Александру в этот городишко лезть и самому не хотелось, но – увы. Ему требовалось показать японцам, кто тут главный, а сидя на корабле и подчиняясь приказам, выглядишь, скорее, испуганным. Так что придется, куда деваться.
Да и, честно говоря, сидеть на корабле только из-за того, что некая макака тебе что-то запрещает – это вольно или невольно чувствовать себя в заточении. Жизнь, лишенная свободы – всего лишь разновидность смерти. Так что надо, надо прогуляться. И ставящий условия чиновник явно не знал русских привычек, таких, например, как действовать вопреки приказам. Что делать – Азия-с.
Впрочем, сегодня было уже не до демонстрации русского характера. Корабли становились на якоря довольно долго, а в сумерках отпускать людей на берег не было смысла. Хотя бы потому, что вместо демонстрации силы можно было получить полноценный конфликт, вытаскивая людей из неприятностей, в которые они наверняка влезут. То, что русские на берегу, особенно в чужом порту, могут наворотить любую драку, он знал не понаслышке. А с учетом хлипкости местных домов, они полгорода разнесут.
Подумав об этом, Александр задумчиво потеребил серьгу в ухе. Жест, ставший привычным… В Николаевске матросов с такими хватало, а вот офицеры обходились без них, и на полупиратскую вольницу смотрели косо. Верховцеву было наплевать, его волновало мнение тех, с кем предстояло идти в бой, а не тех, кто останется на берегу. Но вот разбираться с решившим отправить в «холодную» Сафина поручиком пришлось именно ему. Мустафа же, как ни крути, формально к офицерскому сословию не относился. А для некоторых ни заслуги, ни собственный фрегат – вообще не показатели. Я – офицер и дворянин, а ты – быдло!
Стоит признать, среди тех, кто защищал Петропавловск, таких не было, они со своими людьми под вражескими пулями стояли плечом плечу и в рукопашной резались, спины друг другу защищая. А вот недавно прибывшее пополнение… Там, правда, тоже этим особо не грешили, но вот один не самый умный нашелся. Впрочем, у подоспевшего тогда штабс-капитана хватило ума решить вопрос без рукоприкладства. Ну, почти – Александр таки успел приложить своего оппонента кулаком по наглой морде. А вот дуэли запретил уже Завойко, в простой матерной форме сообщивший обоим, что они идиоты, которым в войну больше заняться нечем. На этом инцидент был исчерпан, однако натянутость между капитанами и офицерами гарнизона оставалась до самого выхода в море.
– Вашбродь…
Не совсем по уставу, конечно[79], ну да шут с ним. Как с первых дней повелось, так и привыкли. Александр на это внимания попросту не обращал. Обернувшись к побеспокоившему его матросу, он спросил:
– Чего тебе, Пахом?
Кряжистый седоусый помор одернул изрядно потрепанную рубаху, не форменную, а из трофейных, и степенно поинтересовался:
– Вашбродь, а что дальше-то?
– Дальше? Отдыхаем до утра, а там…
– Я не про то, – где-нибудь на официально-военном корабле за то, что кто-то осмелился прервать командира, не миновать бы ему линьков, но у каперов/рейдеров/пиратов все было куда проще. Особенно с теми, кто служит вместе еще со времен первых северных абордажей. На войне – это почти вечность, и многие условности уходят на второй план. – А дальше что, когда домой вернемся?
Александр подумал немного и вздохнул:
– Нам еще вернуться надо. А так… Кончится война – по домам отправитесь. У каждого денег уже столько, что на безбедную жизнь хватит. А если и дальше удача не отвернется, то еще больше будет. Погибших тоже не забудем – сам знаешь, их долю никто не тронет.