Впрочем, ругался Верховцев зря. На самом деле, привели китайца очень быстро. Правда, вид у него был… Похоже, когда его волокли в карцер, то не церемонились, протащив мордой по трапу как минимум дважды. Рваная одежда, синяк на пол-лица и, похоже, сломанная рука. Ну, надо же! Доктор у нас гуманист, оказывается, заключил поврежденную конечность в лубки. Надо будет попенять за истраченные материалы – один черт, пленному жить осталось всего ничего, потерпел бы.
Но смотрел китаец по-прежнему бесстрастно, будто и не понимал ничего. А ведь не может не понимать, китайские чинуши могут быть сколь угодно взяточниками, но круглых дураков среди них не найти. Хотя бы потому, что на каждый чин приходится сдавать серьезный экзамен, и дурак его попросту не осилит. Это Александр уже выяснил, и, признаться, кое в чем такая система ему даже импонировала.
– Итак, – Александр старался говорить максимально безразлично. В горле запершило – все же сегодня он много говорил, напрягал связки, плюс ветерком продуло, а для раненых это противопоказано. Вот и вылезло не вовремя. Подумав секунду, он взял со стола огромную, абсолютно не вписывающиеся в этикет и эстетику кружку с кофе, сделал пару глотков. Горячая жидкость протекла по пищеводу, наполняя организм теплом. – Зачем ты напал на меня, китаец?
– Потому что вы, варвары, пришли в мою страну, убивали наших людей. Я сам был трижды ранен.
– Мы приходили к вам исключительно торговать.
– Все вы на одно лицо[106] и на один нрав.
Александр лишь плечами пожал. Хочет человек заблуждаться – кто он такой, чтоб ему мешать? Вместо этого он спросил:
– И как, легче стало? Вон, от города половины не осталось.
– Тут я ошибся, – китаец медленно кивнул. – Ты, варвар, чересчур быстрый. Я хотел выстрелить так, чтобы прострелить тебе плечо. Все подумали бы, что у меня дрогнула рука. Я признался бы, что меня наняли англичане. И твоими руками я освободил бы от них город…
Китайца понесло. Очевидно, несмотря на бесстрастный вид, он устал держать все происшедшее в себе. И в могилу унести тоже не хотел. А потому говорил, говорил, говорил…
Его отец был офицером. И отец отца. И отец отца отца… Весь род был такой… служивый. Предки никогда не достигали больших чинов – но притом и краснеть им было не за что. За спины солдат не прятались, не по чину не хапали. В общем, для юного героя не было вопросов, кем стать.
Он как раз сдал экзамен на свой первый офицерский чин, когда началась война с Британией. И для грезящего подвигами юноши она стала одним большим разочарованием. Китайская армия, еще вчера казавшаяся ему лучшей в мире, непобедимой, одним видом способной устрашить любого врага, оказалась вдруг жестоко бита.
Уже позже он понял, что противник имел попросту больший опыт, современные тактику и вооружение, а главное – лучших солдат! Еще позже, читая книги, в Китае никогда не издававшиеся, он понял, с кем они связались! Века назад испанцы горсткой головорезов смели громадные империи Нового Света. А британцы победили Испанию! Для века не сражавшейся всерьез китайской армии они были просто не по зубам.
Война закончилась позорным разгромом – небольшой экспедиционный корпус британцев навязал огромной империи мирный договор, позволяющий грабить Китай с легкостью невероятной. И генералы, потерявшие армию, ничего не делали, чтобы в будущем исправить положение. Как во время сражений сидели в безопасном месте, попивая чай и беседуя о высоком, так и сейчас занимались тем же самым. Это было… мерзко!
Трижды раненный, из них два раза тяжело, офицер получил одобрительное похлопывание по плечу и отставку. В самом деле, если у человека с трудом сгибается нога, в армии ему вроде как бы делать нечего. Тем более что влиятельной родни у него нет. Вот только у каждого, кроме отца, есть еще и мать, а у нее свой отец и дед. Семья потомственных чиновников помогла любимому, хоть и выбравшему иную стезю внуку. И стал он чиновником в порту Шанхая, где каждый день мог лицезреть ненавистных англичан, да еще и не по одному разу.
И ведь, главное, ничего не сделаешь! Европейцев после той войны боялись и не рисковали задевать. Оставалось ненавидеть молча и про себя. Так бы все и продолжалось, но тут звезды сложились в особо ехидную фигуру. В Шанхай зашла русская эскадра, и в голове отставного офицера моментально сложился план.
О том, что британцы воюют с русскими, было известно. Чай, не деревенщины, газеты читаем, в том числе и заокеанские. Про русских известно было немногое – сосед, расположившийся на севере и по законам империи считающийся ее вассалом[107]. Во всяком случае, дань платят. Что думали по этому поводу сами русские, в Китае никого не волновало.
Русские не лучше британцев, такие же враги Китая. Очень логично он размышлял. Есть свои, есть враги, все просто. И надо всего-то перессорить врагов, заставить их убивать друг друга. Ну а дальнейшее Александр и сам видел.
Когда рассказ закончился, Верховцев некоторое время молча сидел, глядя в одну точку. Глупость несусветная ведь! И история совершенно дурацкая, а значит, правдивая. В том, что люди из двух зол всегда выбирают большее, Александр успел убедиться. И в том, что, если можно сделать ошибку, люди ее обязательно совершат – тоже. И что теперь?
Кажется, эти слова он произнес вслух. Во всяком случае, Гребешков встрепенулся и ответил:
– Пристрелить да за борт выбросить, всего и делов-то.
– Погоди, Егор Иваныч, не суетись. Ты знаешь, мне этот парень нравится.
– Чего? – взгляды всех присутствующих, кроме не понимающего ни слова по-русски китайца, скрестились на Верховцеве.
Тот усмехнулся:
– А вы подумайте сами. Он ведь такой же, как мы. Точно так же борется за свою родину, как может и как умеет. И не его вина, что других способов, кроме как учинить провокацию, у него не оказалось.
На несколько секунд над палубой повисла гробовая тишина. Даже пронзительные крики чаек, кажется, стихли. А потом Гребешков мрачно спросил:
– И что теперь?
– Да ничего. Просто будем знать, что здесь есть те, с кем можно дружить против англичан.
– Ты в этом уверен, командир? Он – не дурак, согласен. В целом ему даже все удалось, но собственный план он реализовал сам. То есть на роль рук здесь никого не смог найти. А если голове приходится одновременно быть еще и руками…
Гребешков не договорил, но все и так поняли. Если на весь Шанхай нашелся один храбрый патриот, то какой смысл принимать эту страну в расчет? Александр пожал в ответ плечами:
– Тоже верно. Но тогда мне кажется, убивать его – преступление. Без таких людей Китай окончательно станет британской колонией. Вот что… – голос его стал жестким, не терпящим возражений: – Этого – в шлюпку, и отвезите его на берег. Пускай идет на все четыре стороны. И, Егор Иванович, объясни ему разницу между англичанами и русскими. Всё, уберите его с глаз моих…
Через неделю, когда эскадра вышла в море, Александр, наконец, вздохнул свободно. Перед ним снова был океан, и ясно, где враги, а где друзья. И – все просто. Врагов убей, друзей защити. Как хорошо, когда не надо думать об интригах и оборачиваться, чтоб не ударили в спину. Посмотрев на наполненные свежим ветром паруса, он вздохнул, насколько позволяла раненая нога, утвердился на мостике и тихо, так, что никто не слышал, пробормотал себе под нос:
– А теперь – полный вперед!