– Ты правда готов отказаться от четырех миллионов? – спросила она, и от ее тона я почувствовал себя совершенно никчемным.
Отказываться мне не хотелось, но моя новоиспеченная жена приревновала бы, если б я целый день проводил в окружении сексуальных актрис. К тому же я ничего не знаю о подборе актеров, да и вообще как вести бизнес, я никогда ни о чем подобном не мечтал. Так что это было твердое решение.
Вдобавок к четырем миллионам от продажи бизнеса мама получила три миллиона после смерти папы. Не знаю, почему он застраховал жизнь на такую огромную сумму, ведь зарабатывала в нашей семье мама. И ей выплатили страховку. Так что в ее закромах было семь миллионов долларов.
И еще дом. Конечно, атмосфера страшных сказок подойдет не каждому, но один только земельный участок стоил как минимум два миллиона. Плюс антиквариат и шкафы, набитые дизайнерской одеждой, обувью и мехами. У мамы был винтажный «Ягуар», приличного размера счет в акциях и пенсионный счет. В общем, я оценивал ее состояние где-то в десять-двенадцать миллионов долларов, в зависимости от того, за сколько можно продать чудной старый дом.
В худшем случае я рассчитывал выйти с оглашения завещания с тремя-четырьмя миллионами, что составляло треть ее состояния. Может, и с половиной, но, помимо Винни, существует еще мамин брат, дядя Рой, и выводок его детей. Если она включила в завещание Нейтана, а она наверняка так и сделала, то не обделит и остальных. Поэтому я приготовился разделить свою долю.
– Всем доброе утро, – поздоровался адвокат. – Я Саймон Реддинг.
Он обогнул стол, встретившись взглядом с каждым из нас, включая девицу в твидовом костюме, которая, как я полагал, у него работает.
– Мне жаль, что мы встречаемся при таких трагических обстоятельствах, – продолжил он. – Прежде чем мы начнем, я хочу выразить свои соболезнования. Пусть Луиза останется в наших лучших воспоминаниях.
Мы все склонили головы. Тетя Рита шмыгнула носом. Но больше никто не издал ни звука.
– Раз вы присутствуете здесь, значит, упомянуты в завещании. Прежде чем я оглашу последнюю волю Луизы, хочу подтвердить, что это подлинный и законный документ.
Все кивнули. Мы поняли, пора уже переходить к делу.
– Покойная велела начать оглашение завещания со следующей преамбулы, – сказал адвокат.
Он откашлялся.
– «То, что вы сейчас услышите, вас потрясет, поэтому позвольте мне вас подготовить», – зачитал он.
Конечно, мама не была бы собой, если б не держала туз в рукаве. Она любила преувеличивать, поэтому слово «потрясет» меня не слишком обеспокоило, по крайней мере пока.
– «Я знаю, чего вы ожидаете, – продолжил он, – но решила не давать вам этого. И не стану извиняться. Ваши ожидания – ваше личное дело, как и все решения, которые принимаются в течение жизни: помочь или отвернуться, отдать или забрать, бежать или сражаться, копить или жертвовать».
Адвокат замолчал. Похоже, он нервничал. И я вдруг тоже забеспокоился.
– «В своем завещании я воспользуюсь возможностью проявить щедрость, – прочел адвокат и посмотрел на нас. – Но такая возможность была и у вас».
Мое сердце бешено заколотилось, отдаваясь в ушах. Беспокойство переросло в ужас. Господи, что она наделала?
– «Этот документ отражает мою волю, без какого-либо принуждения или манипуляций со стороны указанных ниже лиц. Он не был написан под влиянием каприза или со злым умыслом. Я нахожусь в здравом уме и твердой памяти. – Адвокат встретился со мной взглядом, будто следующая фраза предназначалась для меня. – Я не могу ответить на ваши возражения, поэтому оставьте их при себе. Ваши дальнейшие действия зависят от вас. Действуйте мудро».
В комнате установилась такая тишина, что стало слышно, как переваривается завтрак у нас в желудках. И переваривался он с трудом.
Адвокат откашлялся.
– Итак, перейдем к завещанию. – Он перелистнул страницу.
Я посмотрел на Винни. Она вопросительно подняла бровь, как будто считала происходящее забавным. Но мне оно таковым не казалось. У меня есть семья. И ипотека. Нужно отправить детей в колледж. Мне нужны эти деньги. Я просто не могу позволить, чтобы все пошло не так.
– «Моим детям, Чарльзу Энтони Джорджу-младшему и Винифред Элизабет Джордж, оставляю содержимое их детских комнат».
У меня онемели руки и ноги. Содержимое комнат? Что за бред? Моя нога под столом задрожала. Мама наверняка хотела над нами поиздеваться, заставить думать, будто мы больше ничего не получим.
– «Моему брату Рою Бингему Лейку и каждому из его детей – Нейтану, Софии, Лили и Генри оставляю по пятьдесят тысяч долларов, всего двести пятьдесят тысяч долларов Рею Лейку и его семье».
Всего-то? Я рассчитывал, что семья Нейтана что-то получит. А остальное наверняка достанется нам.
– «Остальное мое имущество, – прочитал адвокат, – которое включает акции, облигации, пенсионный счет, страховку мужа, деньги от продажи бизнеса, дом и его содержимое, не считая того, что я отдаю детям, оставляю мисс Эшли Брукс».
Все ошеломленно молчали.
Никто не шевелился и не дышал.
В моей голове крутилась только одна мысль:
«Что. За. Хрень?»
Я посмотрел на Винни. Она была так же потрясена, как и я.
Я уже собирался спросить, кто такая эта Эшли Брукс, как вдруг оказалось, что она сидит напротив. Я понял это, потому что Нейтан довольно громко спросил девушку в твидовом костюме:
– Что это значит, Эшли?
Она лишь пожала плечами.
– Спасибо всем, что пришли, и еще раз примите мои искренние соболезнования, – сказал адвокат, положив завещание на стол, и попрощался с нами кивком марионеточной головы.
Я посмотрел на Винни. Она уставилась в стену, как разбуженный лунатик. Эшли Брукс, та девушка в твидовом костюме, только что укравшая мое наследство, вскочила и бросилась к двери.
Я оттолкнул свое кресло и последовал за ней.
Глава 29. Винни
– Мне так жаль, – произнесла тетя Рита, занимая место, освободившееся после призрачной наследницы моей матери. Мама постоянно устраивала всякие пакости, но сейчас превзошла саму себя. – Вы наверняка разочарованы.
Я была сбита с толку, ошеломлена, озадачена. Но разочарована? Не особо.
– У мамы были свои причины так поступить, – ответила я, обретя голос. – Какими бы они ни были, я уважаю ее решение.
– Как это благородно с твоей стороны, – сказала тетя Рита, но ее тон предполагал, что она мне не верит.
Поэтому я разъяснила:
– Я и не ожидала получить ее деньги.
– Правда?
– Шансы были пятьдесят на пятьдесят.
– Я знаю, у вас были трудности в отношениях.
Но я ее поправила:
– Она меня ненавидела. Да и Чарли тоже. Но она такая непредсказуемая. Думаю, мама гордилась этим поступком.
– Непредсказуемая? В каком смысле? – удивилась тетя Рита.
Поскольку службу не проводили, у меня не было возможности произнести хвалу маме. Похоже, теперь самое время.
– Она забыла о моем дне рождения, а через два месяца подарила мне лошадь.
Судя по тетиному лицу, она никогда об этом не слышала.
– В смысле, настоящую живую лошадь?
– Да. Но мне не нужна была лошадь. Я даже не умела ездить верхом. Поэтому она просто стояла в какой-то конюшне. В конце концов мама ее продала. Больше мы об этом не говорили.
Размышляя над моими словами, тетя Рита внимательно смотрела на меня. Похоже, моя поминальная история ее заинтриговала, и я решила преподнести еще одну.
– Однажды мама прилетела из Парижа на мое выступление, где я играла на рояле, и тем же вечером улетела обратно.
– Тем же вечером?
– Да. Она пробыла здесь часа три. Ее шофер не успевал заехать домой, поэтому она усадила его в заднем ряду. Краем глаза я все время видела его смешную шляпу.
– Как мило, что она выбралась, – заявила тетя Рита.
И я ее опять поправила:
– Ну, она прилетела только потому, что пригласила Фэй Данауэй[11] и не хотела, чтобы та сидела одна.
Тетя Рита задумалась.
– А ты как к этому отнеслась?
– Я играла «Кампанеллу» Листа и жутко тряслась!
Конечно, тетя Рита ждала от меня чего-то более существенного, например, что я была польщена, когда мама пригласила на мое выступление Фэй Данауэй, или что я злилась, когда она улетела, но «Кампанелла» – это ужас, и я много недель провела в страхе перед концертом.
На меня нахлынули воспоминания, и я рассказала еще один случай:
– А однажды она вернулась из России с шестнадцатилетней девочкой и сказала, что это моя новая сестра.
Глаза тети Риты стали размером с шары для гольфа.
– Она удочерила русскую девочку?
– Ее звали Ольга. Высокая, с длинными темными волосами и синими, как южное небо, глазами. Думаю, Чарли был в нее влюблен.
– Бог ты мой!
– Папа все это понял. Он считал, что это может нанести нам с Чарли травму. К сожалению, ущерб уже был причинен самим появлением бедняжки.
– Могу себе представить.
– Папа изо всех сил старался обуздать мамины порывы, но после его смерти она пошла вразнос. Естественно.
От всех этих воспоминаний у меня голова пошла кругом. Я огляделась в поисках бутылки воды, но Нейтральная сторона и не подумал ее поставить.
– А как насчет Чарли? – уточнила тетя.
– В смысле?
– Как думаешь, он будет оспаривать завещание?
Я поразмыслила о возможных действиях Чарли.
– Сам – вряд ли, – честно ответила я. – Но его жена бывает очень воинственной.
Чарли – хрестоматийный пример подкаблучника. Я бы пожалела его, если б он не был так поглощен жалостью к самому себе.
Интересно, тетя Рита задает эти вопросы с определенной целью? Может, она хочет, чтобы мы оспорили завещание? Надеется урвать чуть больше? О чем она думала, спрашивая, разочарована ли я? С ней было приятно болтать, но следующий вопрос пересек черту:
– Почему ваша мама так на вас злилась?
Она могла бы спросить о чем угодно. Считала ли я себя в детстве обделенной ее вниманием (да), сожалею ли, что осталась в Сан-Хосе после окончания колледжа (нет), чувствую ли себя полной дурой из-за того, что не предугадала такого финта (еще бы!), но вопрос, почему мама лишила меня наследства, закрыт.