Последний диск. Последний запас сил. Цепь японцев уже в 30-40 метрах. Приподнявшись на локтях, тяжело раненный Аюуш дал последние очереди и заставил врага бежать.
Подносчик патронов несколько минут назад уполз за боеприпасами. Он доложил взводному о ранении Аюуша и Дашдондога. Дудэ послал четырех цириков, чтобы вытащить раненых и пулемет. Но японцы усилили огонь, и люди, посланные на выручку, не смогли пробраться к раненым: дзот, из которого строчили два пулемета, находился за второй траншеей, почти рядом с пулеметом Аюуша.
Цирики увидели, что Дашдондог лежит без движения. Увидели они и то, как с трудом прополз Аюуш несколько метров, как бросил гранату, как тут же умолкли два вражеских пулемета. Это было последнее, что мог сделать для своей роты Лувсанцэрэнгийн Аюуш.
На безжизненном теле героя военфельдшер насчитал одиннадцать пулевых ран. Одиннадцать раз мог уйти с поля боя пулеметчик Аюуш, и столько же раз его сердце подсказало: «Держись! Не покидай друзей! Только ты можешь заткнуть огненную пасть врага и открыть путь своим братьям. Держись до последнего!»
И он держался…
Беседуя о трех героях – друзьях из 7-й монгольской бригады – с товарищем Ю. Цеденбалом, мы решили от имени командования Конно-механизированной группы советско-монгольских войск написать представление в Малый хурал о присвоении звания Героя Монгольской Народной Республики Аюушу и другим воинам, показавшим образцы мужества и отваги при штурме укрепрайона.
– С удовольствием поставлю свою подпись под такой реляцией, – сказал мне Цеденбал.
Когда речь идет о массовом героизме советских и монгольских солдат, нельзя не сказать доброго слова [107] о тех, кто не врывался в доты и дзоты, не поднимал в атаку боевых порядков, но все же много сделал для приближения часа нашей победы. Например, о наших шоферах!
В сложных условиях, не зная отдыха, ценою сверхчеловеческих усилий они доставляли войскам воду, бензин, боеприпасы, продовольствие. Только тот, кто сам побывал в пустыне Гоби, может понять, каково было водителям целыми днями находиться в раскаленных солнцем железных кабинах!
Помню, мы в составе колонны двигались к Арчаган-Нуру. Идущий впереди бензовоз вдруг удивительно запетлял и уткнулся в груду рыжего щебня. Бросившиеся к машине автоматчики на руках вытащили из кабины белокурого паренька. Он был в глубоком обмороке.
– Ефрейтор Половников, родом из Борилово, Орловской области, – доложил мне капитан Семенидо.
Так до изнеможения, не жалея себя, работали сотни наших замечательных шоферов, многие из которых являлись участниками войны против гитлеровской Германии.
Передо мной список отмеченных орденами водителей: старший сержант Кикоть из Херсонской области, рядовой Алексей Жихарев из Воронежа, рядовой Николай Анисимов из Рязани, сержант Александр Васильев из Иркутской области. Велик этот список, и полностью его не приведешь. Думаю, не ошибусь, если скажу: да, военные шоферы тоже штурмовали Калганский укрепрайон, подвозя войскам все необходимое для боя и жизни. [108]
Завершающие удары
В ходе операции у меня накопилось немало любопытных дополнительных сведений о противнике. Одни из них интересны с познавательной точки зрения, другие позволяют лучше осмыслить ход событий, понять действия Квантунской армии и поведение японских солдат. Поэтому я позволю себе привести кое-что, заслуживающее внимания.
Большинство японцев очень религиозны. Национальной религией является культ Синто – бога Солнца.
Синто не имеет догматических талмудов и основывается на легенде о том, как богиня Солнца Аматерасу Оомиками спустилась с неба верхом на белой лисице и произвела на свет первого императора. Поэтому все императоры, в том числе и Хирохито, по преданию, являлись прямыми потомками Аматерасу.
С тех отдаленных пор, как зародилась религия Синто, японских солдат воспитывали в духе слепой, фанатичной преданности императору, готовности к самопожертвованию при исполнении воинского долга. Им внушали мысль, что для военного нет более почетной и счастливой судьбы, чем умереть за императора на поле боя, что погибшему на войне обеспечена не только слава у потомков, но и «место в раю».
Вся система боевой подготовки была рассчитана на всестороннее приучение солдат и офицеров к тяготам походно-боевой жизни. В частях, например, практиковались регулярные марш-броски по тревоге, в том числе и ночные. Благодаря систематической тренировке японский пехотинец был способен совершать тридцати – сорокакилометровые переходы при скромном режиме питания. [109]
Повышению физической силы и выносливости способствовал и спорт. Характерно, что в армии особенно культивировали борьбу самбо, штыковой бой, метание гранат, а для офицеров – фехтование на мечах. Все остальное считалось недостойным внимания истинного самурая.
Армию готовили к захватническим войнам. В стране яро пропагандировалась исключительность японской нации, превозносилась ее выдающаяся роль в истории. Делалось это с одной целью: любыми средствами оправдать захват чужой территории и порабощение народов Азии.
Для осуществления планов завоевания «мирового пространства» японским империалистам удалось создать к тому времени хорошо обученную и всесторонне подготовленную армию. К началу второй мировой войны под ружьем в стране находилось 4500 тысяч человек, до 5500 тысяч составляли резервы.
Японское командование распространило воинскую повинность и на территорию оккупированной Маньчжурии, Кореи, острова Тайвань.
В Маньчжурии военная система базировалась вначале на принципе добровольности. Первый обязательный призыв в армию проводился в июле – августе 1941 года. Интересно, что от призываемого требовался определенный имущественный ценз и политическая благонадежность с точки зрения оккупантов. Учитывалась также склонность к наркотикам и азартным играм.
Странно звучит, но маньчжурскую молодежь призывали на защиту интересов японских колонизаторов. Это была преступная, антинародная политика. Невольно встает вопрос: кто же являлся ее проводником?
Сейчас принято классифицировать государственных преступников в зависимости от степени их вины перед своей страной и народом. Если следовать такому принципу, то военным преступником № 1 маньчжурского народа следует назвать императора Генриха Пу-и, второе место по праву принадлежит премьер-министру Чжан Цзиню, третье – военному министру полному генералу Син Ки-ляну.
Видную роль в правительстве Маньчжоу-Го играла японская военщина. Вице-министром был генерал-лейтенант Манаи, главным советником – генерал армии Якияма. [110] В военном министерстве весьма важный отдел – пропаганды и агитации – возглавлял тоже японец, полковник Имаи. Этот отдел, между прочим, тратил много усилий на фальсификацию истории и маскировку агрессивного курса японской политики в Маньчжурии. Делалось это, на мой взгляд, грубо и неуклюже.
В Жэхэ мне довелось ознакомиться с уже известным читателю иллюстрированным журналом «Фронт» за 1942 год, выходившим на японском, монгольском и русском языках. В одной из статей, например, журнал ставил интригующий вопрос: «Она ли (имеется в виду Япония. – И. П.) агрессор Азии?» И тут же делал попытку сбить читателя с толку по принципу: держи вора. Вспомнив «опиумную войну» 1839-1842 годов, когда европейская и американская буржуазия начали борьбу за «открытые двери» в Азии, журнал снова восклицает: «Итак, Япония ли агрессор?» Затем приводится иллюстрированная хронология вооруженного вторжения европейского и американского капитализма в Азию с 1600 по 1905 год. Дойдя до оценки русско-японской воины, «Фронт» пишет: «В Порт-Артуре русские платили за колониальную политику всей Европы». И снова идет лицемерное восклицание: «Еще раз – Япония ли агрессор Азии?»
Совершив столь обстоятельный экскурс в историю, журнал делает неожиданный вывод: «…японская армия бесстрашно и самоотверженно ведет войны… для дачи свежей крови истощенному телу Азии». Вот уж поистине иезуитская логика!
В отношении Советского Союза японская военщина в Маньчжурии использовала более утонченные формы и методы пропаганды. А цель была та же: оправдать захват чужих территорий и колониальные войны мотивами борьбы против зла, за некую абстрактную справедливость и процветание высоких божественных начал.
Много трудились пропагандисты, чтобы заставить маньчжурскую молодежь добровольно проливать кровь за поработителей. АН не вышло! Солдаты императора Пу-и предпочитали сдаваться. Что же касается населения, то всюду, где бы ни проходили советско-монгольские войска, простые люди с восторгом встречали их… [111]
…К 20 августа на обоих наших операционных направлениях подвижные мехгруппы вышли на рубеж гряды гор Иншаня. Взяв этот рубеж, наши войска выполнили ближайшую задачу фронта.
Там, в отрогах Большого Хингана, затаились главные силы японо-маньчжур, имевшиеся в полосе наступления Конно-механизированной группы. Где конкретно находится противник, какова его численность, какие он предпринимает маневры – ответ на эти вопросы должны были дать все виды нашей разведки, а главным образом – авиаразведка.
По моей просьбе генерал армии М. В. Захаров помог нам самолетами, обладавшими достаточным радиусом действий. По его распоряжению в интересах Конно-механизированной группы должен был работать 6-й бомбардировочный авиакорпус генерал-майора И. П. Скока, базировавшийся на аэродромах тамцак-булакского выступа. На авиакорпус возлагалась не только разведка. В случае необходимости он должен был поддерживать нас. Это была серьезная помощь. Авиакорпус прибыл с Западного фронта и имел солидный боевой опыт.
К сожалению, нам недолго пришлось взаимодействовать с генералом Скоком. После выхода войск Группы к Калгану и Жэхэ 6-й корпус получил другую задачу. Но и то, что он успел сделать для нас, было огромным подспорьем.
На долоннорском направлении авиаразведка не обнаружила новых перегруппировок противника. Высокие темпы нашего наступления не дали врагу времени для подтягивания к оперативному рубежу обороны свежих войск. Он был явно сбит с толку и запаздывал.