При этом ложный танаэ смягчился, но поставил наёмных охранников, у приветственного дома, где был расположен поэт.
Утром Лёгкий Язык снова начал рассказывать свои истории и такое продолжалось в течении семи суток.
Он рассказывал о тех далёких местах в которых бывал и неслыханных событиях, а также о славных предках гномов и их славных делах, после которого выражение лиц собравшихся наполнились страхом и тоской.
Каждый раз он заканчивал свою последнюю историю, свою песню или стих в сумерках, а утром на рассвете всё начиналось сначала.
Но ни разу поэт не прикоснулся к своей оплате. Не тронул её ни одним пальцем руки и даже не наступил. А тем временем денег скопилось столько сколько уже невозможно было утащить.
На девятый день, Лёгкий Язык закончил свою последнюю сказку.
Толпа требовала продолжения, но поэт только покачал головой. Он сказал, что рассказал всё что знал и больше не может ничего предложить.
Алчный засмеялся.
В толпе стал расти шум и некоторые даже изливали проклятия.
Лёгкий Язык вежливо поклонился, предлагая забрать обратно свою последнюю оплату.
Алчный на это улыбнулся.
Он позвал слугу, чтобы тот наполнил три мешка золота и драгоценных камней. Это было то, что он заплатил в последний раз. В толпе снова раздались крики и Алчный занервничал.
Но он получил всё, чем обладал этот бродяга и теперь поэт был свободен.
Он собрался уходить, но тут Алчный и старейшины встали у него на пути. Все были ошарашены тем, какое сокровище он оставляет позади себя, не взяв ни монетки.
Но Лёгкий Язык только качал головой.
Алчный был обрадован. Этот дурак не только оставил всё что имел, но и ничего за это не взял.
Тогда Лёгкий Язык обернулся.
— Я принял ваш платёж и поэтому он мой… и пока я не коснусь его, этого не сделает никто другой. Таков закон.
Алчный похолодел.
Взгляд поэта упал на старейшин.
— Я предлагаю принести клятву в присутствии всех. — сказал он, а затем указал на Алчного. — Тот кто будет иметь справедливый обмен с ним, может рассчитывать на то, что я уйду отсюда и оставлю свой платёж.
Старое сердце Алчного забилось в панике.
— Но только честный обмен. — повторил поэт указывая на Алчного. — Для тех, кто будет вступать с ним в нечестную торговлю, не будет моего честного обмена.
Алчный посмотрел вокруг, и понял, что все смотрят только на него.
У него больше не было прежних навыков. Даже обман не может вернуть оплаты потому что он не может торговаться с собой. Он мог попытаться украсть, но всё его богатство лежало на виду у всего Сита.
Лёгкий Язык взял свой посох и старую сумку и отошёл от этого несчастного, сказав напоследок, чтобы никто не трогал не единого камня и не единой монетки от богатства поэта. Меняться с Алчным больше было невозможно. Ему нечего было предложить ни в виде товаров ни в виде услуг. И конечно, кто-то будет постоянно приходить сюда и смотреть, чтобы не было украдено ни монетки.
Теперь состояние поэта напоминало о стыде и позоре Алчного. И вскоре многие покинули этот Сит вместе со своими семьями, чтобы искать лучшей доли в местах, о которых рассказывал Лёгкий Язык.
Проснувшись однажды, Алчный обнаружил, что остался совсем один и заплакал. Никто не остался для того чтобы купить у него что-нибудь или продать. Корысть оставила его одного.
И где теперь покоятся его кости неизвестно…
Винн выпрямилась, взглянув на странный «вабри» ещё раз.
…покоятся кости ларгнаэ… один падший… на большой пирамиде из золота, серебра и каменьев всех цветов и оттенков. Но не стоит искать это место.
Алчный ждёт любого, чтобы купить у него всё, что тот имеет.
Винн сидела на скамейке и пыталась разобраться в этих запутанных письменах.
Беджакендж — Лёгкий Язык поверг одного из падших. Он освободил весь Сит от жадности и скупости.
Теперь Беджакендж почитался как один из банаэ — духов предков. Но тогда чем же был Шандагх… Алчный? Это была борьба добродетели и пороков, которые могли вестись в душах каждого из гномов.
Мысли Винн быстро вернулись к имени или скорее названию услышанному в кабинете Хайтауэра, в день когда Красная Руда в тайне пришёл к нему.
Заллахираг.
В этом зале находились рассказы о жизни и подвигах Лёгкого Языка, но она не поняла, что значило слово Заллахираг. И ещё почему ланргнаэ носят титулы вместо длинных имён?
Хотя у банаэ не упоминалось ни их прежней семьи ни клана, они сохраняли свои прежние имена. Но не ларгнаэ. Если Заллахираг был одним из них, то она понятия не имела кем или чем он был. Она не могла разобрать то о чём они говорили, кроме названия мифического Балаль Сита.
Что Заллахираг сделал в том месте? Быть может он принял участие в падении этого Сита во времена Забытой Войны? Всё могло оказаться довольно важным и Винн хотелось обсудить это с… кем-то. Она почувствовала укол ностальгии по прежним временам.
И тут что-то мокрое и тёплое коснулось её ладони.
Это Тень протолкнулась между её пальцами и положила голову на бедро.
— Если бы ты мола понимать слова. — прошептала она. — Интересно, что бы ты могла подумать о всём этом. — она слегка улыбнулась. — Просто большинство людей говорит ерунду.
Тень вдруг прижала уши, а потом вскинула голову. Потом она побежала в конец зала и выглянула в коридор. — Что там такое? — спросила Винн.
Издалека послышался чей-то горестный вскрик.
Винн бросилась к Тени, но когда добежала до неё, собака выбежала в коридор и рысью пустилась прочь.
— Тень, погоди! Стоп… подожди! — кричала Винн, но собака продолжала бежать и остановилась только тогда, когда добежала до конца коридора, которая был связан с изогнутым ответвлением, огибающим храм. Винн побежала за ней, но Тень вдруг свернула к ближайшей арке, которая вела в зал со статуей Лёгкого Языка.
Винн осторожно заглянула туда.
В зале собрались группа ширвишей в золотисто-оранжевых одеждах. Тут была и Ливень, которая прижала руки к лицу и плакала. Даже те, кто сдерживался были печальны и внимательно слушали ширвиша Маллета. Он выглядел павшим духом. А Шлак стоял скрестив на груди руки и слушал.
— Я не верю в это! — прорычал он. — Только три ночи прошло с тех пор как я ел с ним за одним столом и он не умолкал ни на минуту! Это не может быть правдой.
Ширвиш Маллет медленно кивнул.
— Да. Вчера Молот-Олень был ещё жив.
Винн схватилась за край арки. Неужели Молот-Олень мёртв?
— Его тело будет подготовлено. — продолжил Маллет. — Мы проведём траурную церемонию на Чемарре… и увидим сочтут ли Хассаг'крейг его достойным пройти сквозь камень.
Дыхание Винн замерло. Ходящие-сквозь-камень могли придти?
Она не понимала, почему они сомневались. Разве не все танаэ должны были быть приняты? Или нужно было получить что-то ещё, кроме звания и торка? Но если они придут… будет ли среди них Красная Руда? Сможет ли она найти возможность поговорить с ним или с другими?
И что же Маллет подразумевал под прохождением сквозь камень?
Винн задрожала от ненависти к себе. Молот-Олень помог ей и отнёсся к ней по дружески. Он сражался рядом с Магьер, Лисилом и Мальцом. И теперь он ушёл, а она думала, что может из этого получить.
Она вошла в зал, желая выразить соболезнования и спросить как он умер. Но остановилась, гладя, как плачет Ливень и грустят все остальные гномы. Из всех присутствующих Маллет выглядел мрачнее всего.
Поражённый горем старый ширвиш смотрел на огромную статую Лёгкого Языка с протянутой вверх ладонью. Когда он опустил взгляд, глаза его были темны от неспокойных мыслей, и мрачная тень не сходила с его лица.
Глава 8
Прошло две длинных ночи и Винн вошла в большой амфитеатр на вершине горы в Чемарре Олд Сите. Она была одета в свой свежевыстиранный балахон хранительницы. Она стояла рядом с ширвишем Маллетом и Чейном, а Тень прижималась к стене, чтобы её не затоптали гномы, слоняющиеся туда-сюда. Размер места заставлял чувствовать себя очень маленькой.
Пока они шли по улицам Олд Сита, по пути она видела древние укрепления и многоуровневые стены, которые были способны выдержать любой штурм, так же как и замковые укрепления Колм Сита. Амфитеатр был устроен гораздо сложнее.
Он был традиционным местом для встречи жителей Дредз Сита и его последним бастионом. Вокруг была выстроены высокая стена, не менее двадцати футов толщиной. Сейчас входы были открыты настежь и трибуны были уже наполовину заполнены представителями разных кланов. Контроль и порядок осуществляли здесь гномы с длинными копьями.
Молот-Олень был хорошо известен среди своего народа.
И теперь они видели его в последний раз.
Винн знала, что ей и Чейну здесь было необходимо находиться. Они стояли рядом с Маллетом в нескольких шагах от лестницы, ведущей к трибунам. Обычно ширвишами допускались только близкие члены семьи или клана танаэ. Винн должна была чувствовать благодарность за то, что её допустили сюда, но она почему-то чувствовала себя от этого ещё хуже. Когда девушка впервые спросила ширвиша Маллета о том, сможет ли она и Чейн присутствовать при церемонии, был ошеломлён, но, тем не менее, разрешил это.
— Будете стоять здесь. — сказал он. — Рядом со мной.
Он пояснил, что Хассаг'крейги не приходят за всеми танаэ. Только за теми, которых сочтут сохранить для народа, они заберут «сквозь камень». Когда она спросила о том, что это значит, старик покачал головой. Ответ был затруднительным даже для него.
Горы и камни почитались за постоянство как кости мира. Даже когда он был разрушен, то всё же оставался тем же камнем. Чтобы стать частью мира, нужно быть достойным этого. Ходящие-сквозь-камень приходят только за сильными и самыми славными танаэ. Маллет сказал, что за свою жизнь он видел такое только дважды.
Винн хотела спросить что-то ещё, но выражение лица старого монаха, когда она увидела его в храме, всё ещё стояло у неё перед глазами. Маллет до сих пор пребывал в своих мрачных мыслях, а мысли Винн крутились возле Ходящих-сквозь-камень и это угнетало её.