Так встали здесь друг против друга два света, две системы, два миропонимания.
Радушие жителей Нового Света может характеризовать одна-единственная фраза из письма Колумба, датированного 1493 годом: «Они не отказывают ни в чем, чего у них ни попроси; напротив, они охотно с каждым делятся и относятся ко всем так любезно, что готовы были бы отдать свои сердца».
За испанцев к индейцам обратился в своей «Реквизиции» от 1509 года король Фердинанд, заявив не менее ясно:
«Мы поведем против вас войну всеми способами и средствами, которые у нас имеются; мы подчиним вас церкви и ее сановникам и принудим вас к послушанию; мы заберем в плен вас, ваших жен и детей и поработим вас!»
Писарро не скрывал от горстки своих авантюристов, что открытый бой против полчищ инков означает гибель. Только хитростью и изменой можно было бы положить к ногам всю могущественную империю вместе с ее сокровищами. Когда Атауальпа, утопающий в золоте и роскоши и окруженный священнослужителями, советниками и военачальниками, вышел навстречу испанцам, чтобы торжественно встретить их, захватчики по сигналу монаха Вальверде выскочили из засады, учинили страшную резню и, перебив всех сопровождавших Инку, взяли в плен ошеломленного Атауальпу. Все войско, для которого Инка был богом и королем, в панике разбежалось. На поле постыдного побоища осталось три тысячи окровавленных тел. Писарро не потерял ни одного человека. Никто из его солдат даже не был ранен. Секрет заключался в том, что в торжественной процессии Инки не было ни одного вооруженного.
Вскоре Атауальпа смекнул, что золото — единственная сила, перед которой не устоят его враги. Он предложил им такой выкуп, что завоевателей охватил скорее ужас, чем восторг. Он заверил испанцев, что за свою свободу он засыплет чистым золотом помещение длиною в семь и шириною в шесть метров, а высота будет такой, куда достанет рукой взрослый человек. Даже в самых Невероятных снах захватчикам не снилось, что их добыча может оказаться столь богатой. И они согласились.
Но как только Атауальпа выполнил обещание, испанцы обманули его вторично. Писарро приговорил Инку к сожжению. А когда Атауальпа дошел в своих уступках до того, что принял христианство, Писарро смягчил наказание.
Он приказал задушить Инку.
С той поры страна потонула в ужасе. Во имя римской церкви и короля испанского конкистадоры проложили путь к власти огнем и мечом. Их предначертания нависли над Новым Светом как проклятия. Вся дальнейшая история завоеванной страны отмечена кровью и насилием. Вплоть до начала XIX века защищали потомки инков свою землю и свое человеческое достоинство от тирании испанцев. Но безграничный эгоизм вскоре натравил друг на друга и европейцев, брат пошел войной на брата. Борьба за власть разыгралась вначале в испанской державе. Со дня провозглашения независимости республики Перу не прекращается непримиримая борьба между наследниками испанского владычества. Она ведется современными средствами, но мало чем уступает прошлому в жестокости.
Лишь сказания пастухов-индейцев передают из поколения в поколение память о древней империи, которая была родиной миролюбивых и счастливых людей.
Праотец инков
Слушайте…
Это поют горы…
Одинокий индейский мальчик, притулившийся на берегу озера, гладит окоченевшими пальцами свою пичинчу — деревянную пастушью свирель — нерв и струну своей тоскующей души. Он вдохнул в нее всю свою грусть, чудесную мечту, всю печаль угасающего дня.
С запада небосклон обдало алым заревом. От огненных брызг его загорелись небо и земля. На вершинах гор заискрились рубинами ледники, и по глади озера покатились волны расплавленной меди. Медленно, неслышно движется по ней рыбачья тотора.
Улегся вечерний ветерок. Анды засыпают.
Лишь пастушья свирель поет, разрывая сердце, поет о печали гор…
Среди гаснущих бликов зари на глади озера заплясали первые звезды. Силуэт пастушка слился с тенью ночи.
Озеро Титикака.
Священное озеро инков, овеянное очарованием индейских преданий и легенд. Древнейшие из них рассказывают о лунном острове Коати и острове бога Титикака — о двух островах, где археологи обнаружили остатки храмов. По преданию, здесь родился сын Солнца, Инка Манко Капак, и его сестра Мама Окльо, дочь Луны, — двое первых правителей империи инков.
Бог Солнца дал им на крестинах золотой посох и послал их на север, в страну пастухов. В каждой долине Инка вонзал золотой посох в землю и всюду натыкался на камень. Долго шел он на север, пока не забрел в долину Куско. И здесь он испробовал почву, и золотой посох ушел глубоко в землю. Инка Манко Капак созвал племена пастухов из северных краев, Мама Окльо отправилась за остальными на юг. Потом они сообща заложили престольный город новой империи и в сердце его воздвигли храм Солнцу.
Новый престольный город инков стал центром могущественной империи. Во главе ее вплоть до прихода европейцев стояли потомственные владыки. Только испанские завоеватели разбили божественный нимб Инков, а вместе с ним развалили и весь их общественный строй, все государство, зрелость которого, проявившаяся в умении гармонически упорядочить отношения между жителями, не имела себе равных в мировой истории.
На краю Боливии
Почти во всех южноамериканских странах дороги в полосе, прилегающей к границе, выглядят так, будто за пограничными столбами начинается конец света. На тот свет, понятно, никому не хочется, — зачем же тогда строить приличные дороги, ведущие к этим самым столбам?
Рытвина за рытвиной, глубокие выбоины, обвалившиеся обочины дороги.
Ехать приходится шагом. И все равно дрожим, опасаясь за днище машины.
«Неплохое «добро пожаловать» для шоферов, приезжающих в Боливию из Перу, — подумали мы три часа спустя, проделав первый десяток километров по территории Перу. — Но зачем нужно хорошее пограничное шоссе, если олово вывозится по железной дороге?»
В девять часов мы оказались в Гуаки, боливийском пограничном селении. Несколько построек, разбросанных у дороги; нигде даже и намека нет на мачту с флагом, обычно означающую пограничный пост.
— Скажите, пожалуйста, где тут таможня? — спрашиваем мы у босой индианки возле первой же хижины.
— Вон там, где играют солдаты, — ответила она, показав рукой вперед.
Группа солдат без поясов и без фуражек сшибает кегли на утоптанной земле возле деревянного домика, остальные следят за игрой с таким интересом, что даже не замечают, когда мы останавливаемся прямо у них за спиной.
— Сыграть с вами? Не хотите?
Смех, добросердечные рукопожатия. Посреди комнаты стол из грубо оструганных досок и две скамейки, в углу пирамида с несколькими чехословацкими винтовками старого образца. Пока в наших паспортах подсыхают последние боливийские печати, пограничники растерянно листают международный автомобильный карнет. Мы сами заполняем нижнюю часть купона с французским текстом, чтобы не смутить этих ребят еще больше и поскорее освободиться.
— Таких бумаг у нас тут никогда еще не было, — смеются они. — У гринго с севера другие бумаги, мы их уже знаем.
В девять двадцать выездные формальности закончены, цепь между пограничными столбами падает на землю.
— Вы уезжаете раньше, чем приехали, — произносит главный таможенник шутку, которой он, наверное, потчует всех своих клиентов.
Мы, как и все прочие, попадаемся на удочку.
— Как так раньше?
— На той стороне на час меньше, переведите-ка свои часы назад! Вам повезло: если бы вы приехали еще раньше, вам бы пришлось ждать, когда на той стороне начнут работать. Пока там утром раскачиваются, мы почти кончаем обедать…
Узкий мост через пограничную реку Гуаки; колеса выбивают на досках настила барабанную дробь. Мы вступаем на землю республики Перу, в страну наследников империи инков.
«Осадное положение»
Первые же минуты пребывания на перуанской территории не оставляют сомнения в том, что мы находимся в стране, где первое слово принадлежит солдатам; в государстве, которое недавно вытеснило слабого северного соседа с одной трети его законных земель, из обширных нефтеносных районов на побережье Тихого океана и из богатого тропического бассейна Амазонки; в стране, которую вместо конституционного правительства возглавляет совет генералов — хунта милитар.
Многочисленный гарнизон пограничной заставы; отутюженная униформа, сверкающие знаки отличия, вымуштрованные солдаты, отрывистые доклады. Недаром говорили, что после Аргентины Перу самая воинственная страна Южной Америки.
После обычных анкет — краткий допрос у представителей военного и полицейского управлений, тайной полиции и таможни; основательный осмотр машины, целая серия печатей в паспортах и дружеское напутствие:
— Прибыв в любой пункт, вы должны в течение суток отметиться в полицейском участке. Это… гм… этого требует порядок регистрации.
Пусть будет так, ведь в других местах мы тоже отмечались — и без объяснений. Но только нигде еще на границе мы не чувствовали себя в течение двух часов мальчишками, которых мама хочет во что бы то ни стало уличить в том, что они таскают у нее сахар.
Впрочем, следующие же минуты принесли нам богатое вознаграждение за столь суровый прием: сразу за границей началось великолепное шоссе, самое лучшее из тех, на которые когда-либо попадала «татра», совершая путь по высотам более 4 тысяч метров над уровнем моря. Повсюду ориентировочные таблички, дорожные указатели с цифрами расстояния и…
И цепи.
Цепи дорожных контрольных постов, перед каждым из них одна и та же процедура. Документы, обстоятельный осмотр машины, печати, и после этого несколько километров пути к следующей цепи. В конце концов нам стало казаться, будто мы находимся в осажденной стране.
В первом крупном городе, в порту Пуно, на берегу озера Титикака, целых три контрольных поста подряд. В одном городе! Первый — с подробной проверкой содержимого машины — находится при въезде в город. В