Увы, он вскоре убедился, что и в Венеции нельзя говорить что думаешь. Уже после первых его публичных выступлений, в которых он решительно отверг христианское учение о божественном творении мира, заявив, что природа развивается по естественным законам, его предупредили, что с подобными идеями выступать далеко не безопасно.
Вначале он не особенно обратил внимание на эти предупреждения и продолжал открыто проповедовать свои богохульные взгляды. Его предупредили вновь. Друзья сообщили, что ему следует опасаться кармелитов, членов католического ордена, в котором он состоял несколько лет назад.
Ванини получил несколько угрожающих писем. Они не были подписаны. Но не так-то трудно было догадаться, кому они принадлежат. Не стесняясь в выражениях, авторы писем осыпали Ванини бранью, сулили ему самые страшные божьи кары, а заодно и кары земные, которых, быть может, следовало опасаться в первую очередь.
Ванини знал, что эти угрозы не беспочвенны, что его противники не остановятся перед тем, чтобы осуществить их. Дальнейшее пребывание в Венеции становилось невозможным. Выход был один — бежать.
Бежать? Но куда? Где можно найти место, в котором не витала бы тень инквизиторов?
Друзья подсказали ему, и он после недолгих раздумий, ибо времени на них не было, принял решение.
Его путь лежал к туманным берегам Британии. Он избрал Англию, потому что, по слухам, господствовавшая там англиканская церковь терпимо относилась к тем мыслителям, которые вступили в конфликт с католицизмом. Ведь само англиканство было порождением реформации. Как бы то ни было, выбор был сделан.
Отъезд готовился со всеми предосторожностями. О нем никто не должен был знать. Обстановка вокруг Ванини к тому времени оказалась такой напряженной, что он не мог поручиться за то, что ему удастся беспрепятственно выбраться из Венеции. Надо было обмануть тех, кто предвкушал расправу над ним. Надо было вырваться из-под надзора шпионов, следивших за каждым шагом Ванини.
К счастью, это удалось.
И вот Ванини и его верный друг Джиноккио вступили на борт английского корабля. Пока корабль не отчалил, они не были уверены, что сумели перехитрить тех, кто вел охоту за Джулио. И только когда загремела якорная цепь, ветер надул паруса и корабль вышел в море, они смогли вздохнуть спокойно.
Лондон встретил их вначале радушно. В том не было ничего удивительного. Страна, в которой господствовала англиканская церковь, высвободившаяся из-под влияния папства, считала своим долгом проявить внимание к беглецам из католической Италии. Видимо, сыграло свою роль и то, что Джулио, отплывая к берегам Альбиона, заручился рекомендательным письмом посла Англии в Венецианской республике, который тоже считал своим долгом помочь ученому, преследуемому католиками.
Англиканство — одно из трех основных направлений в протестантизме — в отличие от лютеранства и кальвинизма не столь решительно отвергло вероучение и обрядность католицизма. Правда, англиканская церковь вышла из подчинения папе римскому, признав главой церкви короля Британии, но она немало сохранила и от католицизма. Все это не мешало, однако, англиканскому духовенству резко выступать против католической церкви, всячески подчеркивать свою самостоятельность. Ванини и его друг Джиноккио сразу почувствовали это.
Сам архиепископ кентерберийский удостоил вниманием Джулио Ванини и даже предложил поселиться у себя, а другой архиепископ — Йоркский — принял под свое покровительство Джиноккио.
Видные сановники англиканской церкви недвусмысленно намекнули Ванини и его другу, что им следовало бы официально порвать с католицизмом и приобщиться к англиканской вере. Ванини и Джиноккио не надо было уговаривать. Они публично заявили о том, что без сожаления отказываются от своей принадлежности к католической церкви.
Для этого был устроен торжественный церемониал при большом стечении народа. Англиканское духовенство не скрывало удовлетворения. Отречение двух итальянцев от католической веры и вступление их в лоно англиканской церкви — это ли не торжество англиканства! Да если к тому же их проповеднический талант и авторитет можно будет использовать в интересах англиканской церкви, — все это, бесспорно, немалый успех духовенства!
Однако взаимное разочарование пришло довольно быстро. Молодые итальянцы оказались совсем не такими, какими их желало бы видеть духовенство. Церковники ждали от них антикатолической проповеди, восхваления англиканства, а они стали выступать с крамольными речами, в которых подвергались критике святые устои христианства.
Это никак не входило в расчеты служителей церкви. Они отнюдь не желали потворствовать свободомыслию, нападкам на христианскую веру. О том было прямо заявлено итальянцам, нашедшим приют на английской земле.
Архиепископ кентерберийский попытался воздействовать на Ванини, но тот не внял благоразумным советам. Он продолжал публично выражать сомнение в истинности христианских догматов, в частности догмата о бессмертии души. Он отрицал возможность чудес, пытаясь дать им разумное обоснование. Он заявлял, будто мир не может быть сотворен из ничего. Но ведь в таком случае отрицалась сама идея божественного творения. Это нельзя было воспринять иначе как богохульство. И церковь потребовала прекратить подобные речи.
Однако остановить Ванини было нельзя. Он не обращал внимания ни на советы, ни на предупреждения. И тогда англиканские церковники решили добиться своего иным путем: молодым беглецам было отказано в материальной помощи.
Церковники ждали, что они быстро смогут сломить непокорных. Но ждать им пришлось долго. Ванини и Джиноккио не являлись с повинной головой. Они бедствовали, но смиряться не желали. Лишения не могли заставить их изменить своим убеждениям.
У церкви оставалось в запасе еще одно верное средство, которое должно было подействовать безотказно. В ход пошли угрозы. Итальянцев предупредили, что, если они не прекратят богохульства, они будут призваны к ответу.
Перед Ванини и Джиноккио открылась невеселая перспектива — оказаться узниками англиканской церкви. Немало дней они провели под угрозой быть схваченными и брошенными в тюремные казематы. Еще совсем недавно им устраивали торжественную встречу, к ним обращались с лестными словами высшие духовные иерархи. Еще недавно они жили в мире прекрасных надежд на будущее, но эти надежды оказались иллюзией. Теперь Ванини и Джиноккио могли воочию убедиться, что в разных церквах духовенство лишь меняет одежды, но не меняет своего отношения к свободомыслию.
Круг замкнулся. В Италии Ванини и Джиноккио поджидали папские инквизиторы. Щупальца инквизиции протянулись по всей Европе и могли схватить еретиков в любой стране, в которой сохраняла влияние католическая церковь. Здесь же, в Британии, они находились под неусыпным вниманием англиканских церковников.
В январский день люди в темных плащах схватили Джулио Ванини. В закрытой карете его провезли по улицам Лондона. Он услышал, как лязгнули массивные запоры, заскрипели ворота, и понял: это Тауэр, мрачная крепость, где содержались государственные преступники.
С этой минуты становился государственным преступником и он.
49 дней могут показаться вечностью, если не видеть света, если томиться в каменной одиночке, если изо дня в день идут допросы, задаются одни и те же вопросы, если видишь одни и те же ледяные лица ведущих следствие людей, которым суждено или помиловать тебя, или передать в руки палача. И каждый допрос начинается словами: «Именем короля…»
Ванини ничего не отрицал. Смешно было отрицать то, что знали десятки людей. Ведь свои мысли он не скрывал, свои взгляды открыто высказывал в лекциях и проповедях. Он был убежден в своей правоте. На допросах держался смело и независимо.
Тревожили Джулио мысли о Джиноккио. Он знал, что его друг тоже заключен в Тауэр, но за все это время ни разу не видел его. Держится ли он? Не сломила ли тюрьма его воли?
Ванини опасался, что Джиноккио не выдержит угроз. А они были постоянно в ходу у тюремщиков. Сам он не боялся их. А вот Джиноккио… Устоит ли он перед страхом смерти? Не проявит ли слабости?
Но вот наступил конец допросам. В низком сводчатом зале вновь звучат слова: «Именем короля…» А вслед за ними короткое слово «смерть». Англиканская церковь приговорила вольнодумцев Ванини и Джиноккио, поднявших голос против основ христианской религии, к смертной казни…
Слишком долгой была ночь после вынесения приговора. Ванини лежал с открытыми глазами. В темноте грезилось итальянское небо и море. Ему казалось, что он слышит шум прибоя, ощущает на лице соленые брызги от волн, разбивающихся о прибрежные камни Неужели он больше никогда не ступит на родную землю, не увидит моря? Неужели никогда не увидит итальянского солнца?
Почему так коротка жизнь? Почему судьба отнимает ее тогда, когда он чувствует в себе силы еще так много сделать? Почему он должен расставаться с жизнью, только вступив в нее? Разве он совершил какое-нибудь преступление? Ведь единственной его виной было желание мыслить свободно, а не так, как того требовали другие. Неужели за это надо лишать жизни?
О, если бы свершилось чудо и перед ним раскрылись ворота Тауэра, если бы он смог опять оказаться на свободе, тогда… Нет, и тогда он не стал бы жить по-другому. Он отстаивал бы право человека свободно думать, свободно говорить, изучать мир, искать истину. Настоящий мыслитель, настоящий ученый не может пренебречь истиной, даже если цена истины — жизнь!
Свобода в ту ночь была для Ванини недосягаемой мечтой. Он не верил в чудеса. Но случилось так, что чудо произошло. Друзьям Ванини удалось с помощью влиятельных лиц добиться отмены смертного приговора. Это было нелегко. Но, видимо, и англиканской церкви не очень хотелось брать на себя такой грех, как казнь вольнодумцев. Потому ее иерархи и согласились отменить приговор. Но только при одном условии: итальянцы обязаны тотчас же по выходе из тюрьмы убраться из страны Альбиона куда угодно, но только подальше.