– Угу, но она не пошла бы, если…
– Мальчики, – сказала Роза, – хватит. Палм, иди приведи свою сест…
– Она мне не сестра, – бросил он. Потом допил пиво, со стуком поставил кружку на стойку и зашагал прочь.
– «Мальчики»? – переспросил Коннер. – Почему «мальчики»? Что я сделал не так?
– Ты недолюбливаешь ее, как и он. Помоги мне накрыть на стол, – сказала Роза.
Коннер застонал, но все-таки слез с табурета.
– Ну почему неприятности не могут быть только у одного из нас?
Палмер перепрыгивал через две ступеньки. Он терпеть не мог это заведение. Его братья, похоже, уже считали «Медовую нору» своим вторым домом. Возможно, они перестали испытывать к ней отвращение в тот день, когда едва не утонули тут. В тот день их спасла Вик, а Палмер мучился от голода и жары в тени корпуса сарфера, чувствуя себя беспомощным и бесполезным.
Он пошел по балкону кошмаров. Дверь в его конце вела на небольшую площадку с лестницей на крышу. Когда он открыл дверь, в лицо ему ударил порыв ветра, и дверь захлопнулась за его спиной. Палмер натянул платок на нос и рот, хотя нанос в этот день был слабым, и поднялся в сад.
Сад был одной из немногих вещей в «Медовой норе», к которым он не питал ненависти, и одной из очень немногих во всем Спрингстоне, которые изменились к лучшему после падения стены. Старые гидропонные сады в пескоскребах погибли вместе со зданиями – а ведь они давали большую часть продовольствия. Те, кто остался в Спрингстоне, теперь полагались на собственные сады, ставили ловушки на животных, направлялись к садам на западе и редким оазисам на севере… а также в «Медовую нору». Ее крыша после катастрофы стала самым большим открытым пространством, и там уже имелись сады, почти полностью удовлетворявшие нужды заведения. Появились желающие устранить повреждения, чтобы город получал больше продуктов. Сохранившиеся стеклянные панели стали новым защитным барьером против песка с наветренной стороны. Теперь сад даже сделался многоярусным, как в пескоскребах: насаждения располагались на трех уровнях.
Палмер стал искать глазами Лилию среди тех, кто ухаживал за садом, и наконец увидел ее маленькую фигурку на подветренной стене: она сидела спиной к остальным, болтая ногами. «Увиливает от работы», – раздраженно подумал Палмер. Он относился к Лилии иначе, чем его братья: Роб ее обожал, а Коннер, похоже, терпел, но Палмеру было невыносимо даже думать о ней, а тем более – смотреть на нее.
Он подошел ближе и уже собрался крикнуть сквозь шум ветра, что ужин готов, но тут заметил, что Лилия, похоже, считает что-то, находящееся вдали: сгибает пальцы на вытянутой руке, один за другим, разгибает и начинает сначала. Не в силах сдержать любопытство, Палмер остановился рядом с ней и взглянул в ту сторону.
Он не сразу понял, что глаза Лилии закрыты. Девочка опустила платок на шею, а другой рукой зажимала нос. Казалось, будто она медитирует, но ее щеки были надуты, как у дюнной крысы, добравшейся до запасов зерна. До Палмера наконец дошло, что она задерживает дыхание, считая на пальцах, – упражнение, популярное среди дайверов. Правда, большинство их давно уже не нуждалось в том, чтобы зажимать нос и надувать щеки.
Палмер недовольно поморщился. Лилия не была дайвером. Его уже тошнило от рассказов о том, как ей пришлось пробираться под какой-то канавой или ручьем, чтобы добраться до Спрингстона, как их отец учил ее нырять, как она помогла ему сделать костюм. Возможно, Лилия не нравилась ему из-за того, что считала себя тем, кем на самом деле не являлась. Дайвинг был правом, которое следовало заслужить, а не рядовым умением.
Со злостью глядя на Лилию, он понял, что прошло какое-то время. Начала ли она заново? Кажется, она не делала нового вдоха.
– Эй! Ужин готов, – сказал он.
Глаза девочки открылись, по крайней мере один. Она все так же зажимала нос, надув щеки и считая.
– Так и будешь сидеть всю ночь? – спросил он. Лилия пожала плечами. Не притворялась ли она? – Знаешь, вовсе незачем зажимать нос. Можно просто им не дышать.
Лилия отрицательно покачала головой. Палмер поднял руки:
– Ладно. В общем, спускайся, когда закончишь.
Палмер направился прочь, чувствуя, что она смотрит ему вслед. Сделав несколько шагов, он вновь повернулся к девочке и спросил:
– Какой твой рекорд?
Лилия больше не считала на пальцах, но все еще не дышала. Палмер надеялся, что сбил ее со счета. Она подняла руку и показала один палец, будто говоря: «Погоди секунду, и я тебе скажу». Потом выбросила сразу пять пальцев.
– Пять минут? – переспросил Палмер, шагнув к ней. – Неплохо для начинающего, но пять минут в неподвижности превращаются в две, когда ты ныряешь и движешься.
Ему вдруг пришло в голову, что это упражнение ей наверняка показал отец, который точно так же учил нырять его самого и Вик. Именно из-за этого, а также из-за невнятных слов матери он избегал Лилию. Не потому, что она пыталась изображать из себя дайвера. И не потому, что она говорила с тем же странным акцентом, что и тип, который бросил его умирать. А потому, что Лилия самим своим существованием напоминала, что их отец не погиб, пересекая Ничейную землю. Он добрался до другой стороны, остался там, бросив свою семью, спал с чужой женщиной, зачал другого ребенка…
Лилия снова покачала головой и подняла палец, словно собиралась возразить, а затем показала сразу пять. Палмер не сразу понял, что она имеет в виду. Эти секунды показались ему вечностью.
– Пятнадцать минут? – спросил он.
Несмотря на надутые щеки и зажатый нос, Лилия сумела улыбнуться.
9Воскресный ужин
– Может, начнем? – спросил Коннер, умоляюще глядя на остальных. Его рука с ложкой лапши зависла над миской.
– Когда заявится Роб, – ответила Роза. – Именно поэтому мне хотелось бы, чтобы ты за ним присматривал.
– Вдруг он забыл, какой сегодня день? – сказала Лилия. – Или решил не приходить.
– С ним все в порядке, – ответил Коннер. – Скорее всего, заработался. Но у меня еда стынет.
– Можешь помочь заправить баллоны, если очень хочется чем-нибудь занять себя, – предложила Роза. Она заметила, что Палмер прищурился и неотрывно глядит на Лилию поверх кружки с пивом.
– Как долго ты пробудешь в городе? – спросила мать у Палмера. – И как дела в Лоу-Пэбе?
Вопрос вывел Палмера из задумчивости.
– Гм… неплохо. Все хорошо. Мне так кажется. В чем-то лучше, чем здесь, если не считать постоянных набегов. К Вик… э… ко мне дважды вламывались в дом. – Он пожал плечами. – Я теперь просто оставляю дверь открытой, чтобы ее не выбивали. Легион Лоу-Пэба растет, они разбрасываются деньгами, пытаясь вербовать всех, кто попадается. Я слышал, что они и Драконы Глубин поглощают банды поменьше. И еще гребаные каннибалы…
– Следи за языком, – бросила Роза.
– Извини. Ребятки, которые похищают и жрут наших мертвецов, становятся все смелее и нападают даже днем.
– Бррр, – проговорил Коннер, отодвигая тарелку. – Ну здорово. Теперь я даже есть не хочу.
– Кто-нибудь хоть раз видел каннибала? – спросила Лилия.
– Нет, – ответил Палмер, – но ветер тоже не виден, хотя он много чего может. Кстати, мама, ты не против, если я возьму завтра Лилию, когда поеду на сарфере? – Он взглянул через стол на сестру. – Если хочешь…
– Можно? – спросила Лилия, повернувшись к Розе.
У той глаза полезли на лоб.
– Я… угу, если закончишь свои дела. Но не до самого Лоу-Пэба. Только по окрестностям, хорошо?
– Угу, – кивнул Палмер. – Прокатимся немного на запад, поймаем ветер. Вообще-то, там никого нет.
– И чтобы ничего опасного, – добавила Роза, которая хотела, чтобы Палмер отказался от этой мысли и одновременно чтобы он проводил больше времени с сестрой.
– Будет супербезопасно, – пообещал Палмер.
Лилия сжала кулак.
– Да! Я видела из сада, как мимо проплывают сарферы. Должно быть, очень весело!
Она насадила на вилку жареную морковку и откусила кончик.
– Мама, она уже начала! Можно нам поесть? – спросил Коннер.
Роза, смягчившись, кивнула, и Коннер придвинул к себе тарелку.
– Возьми хлеба, – сказала Роза Палмеру.
Дверь в «Медовую нору» распахнулась, ввалился Роб, принеся с собой тучу песка. Он поспешил к столу, и Роза крикнула ему, чтобы он отряхнул ботинки. Подбежав обратно ко входу, Роб сбил налипь и снова кинулся к столу, широко раскрыв глаза и тяжело дыша.
– Ты будто на змею наступил, – заметил Палмер.
– Эй, Роб! – крикнула Лилия. – Угадай, чем я займусь завтра?
Не обращая на них внимания, Роб направился прямо к Коннеру.
– Грэхем пропал, – сказал он.
Коннер выдвинул ногой из-под стола стул Роба.
– Садись, братишка. Поешь. Все уже стынет. Мы ждали тебя.
Роб окинул взглядом стол:
– Вы же уже едите.
– Угу, но мы целую вечность ждали, прежде чем начать. Сядь. Успокойся.
– Не могу. Похоже, Грэхема схватили каннибалы.
Палмер замер. Коннер положил вилку.
– Ты видел каннибалов? Я ведь говорил вам, что надо перенести его мастерскую поближе к нам. Теперь ты там почти совсем один…
– Что случилось? – спросила Роза. – Твой брат прав. Сядь. Выпей воды. Ты кошмарно выглядишь.
– Я их не видел, но слышал, как Грэхем говорил с ними. Он был напуган. И я почувствовал…
– Почувствовал? – переспросил Коннер. – На тебе было оголовье? Ты же не нырял?
– Нет! Я… проводил испытания после ремонта. Едва погрузился под поверхность…
Коннер повернулся к матери:
– Почему я так беспокоюсь за него? Рано или поздно себя погубит.
– По правде говоря, тебе тоже не полагается нырять, – заявил Роб.
Палмер поставил пиво.
– Парень дело говорит.
– Мне уже восемнадцать… – начал Коннер.
– Замолчите все. – Роза подняла руки. – Просто помолчите минуту. Роб, что случилось с Грэхемом?
– Я был в яме, проверял маску. – Роб взглянул на Коннера. – Грэхем был наверху на случай, если что-нибудь закоротит. Мы все время разговаривали, а потом я услышал, как он сказал: «Эй, что такое, вон отсюда», и я подумал, что он говорит это мне, но потом посмотрел наверх и увидел в мастерской других людей, может троих. И тогда Грэхем велел мне оставаться в яме, и я почувствовал, что ему страшно. Было даже что-то… что-то хуже страха. Холоднее и чернее. Не знаю, я никогда раньше такого не чувствовал, даже когда засыпало «Медовую нору». Я немного растерялся, потерял контроль над песком, а потом… потом почувствовал, как что-то сломалось внутри Грэхема, иначе не описать. Будто… будто он умер.