Услышав, что его отца назвали вором, Роб снова расплакался.
– Мой отец ушел. Это все, что у меня осталось от него. Пожалуйста.
Он попытался представить себе, как будет заниматься ремонтом без ботинок, без их идеально чистой гармонии. А потом понял: Коннер убьет его за то, что он их потерял.
– У мальчишки истерика, – сказал один из дайверов.
– Говорит, мы что-то сделали с каким-то Грэхемом, – сказал другой.
– Гра’хим? – переспросил старый дайвер. Сквозь слезы Роб увидел, что улыбка на его лице исчезла. – Старьевщик? Он что, не умер?
Роб утер слезы.
– Умер? Вы пытались его убить?
– Похоже, парень чокнутый, – заметил Рук. – Сам не понимает, о чем толкует.
– С ним был кто-то еще, когда мы его сцапали. Но этого второго мы не стали трогать. Может, он случайно угодил в наш след, но мы его точно не похоронили.
Старик уставился в пространство.
– Не важно. Человек, из-за которого он переживает, давным-давно мертв. Идем, пора убираться из этого мерзкого места.
Он махнул рукой. Все четверо погрузились в песок, забрав с собой фонари и оставив зарытого по пояс Роба, которому предстояло откапываться самому, а затем отправиться в долгий путь домой, по холоду, босиком.
13Бремя юности
Чтобы пройти километр до города, требовалось двадцать минут, но Робу казалось, будто он шел несколько часов. Мысли лихорадочно сменяли друг друга. Он раз за разом воспроизводил в памяти случившееся с ним, с того мгновения, когда его схватили, до той секунды, когда поймавшие его люди скрылись в песке. Он повторял их имена: Дайван, Рук, Шана. Имени последнего – наверняка их босса или даже господина – он так и не узнал.
Роб безостановочно думал об их костюмах, о жезле предводителя, о том, как появилась клетка из пескамня, о тщетных попытках сопротивляться, о том, как принял его песок при падении с неба. Воспоминания путались, будто волосы, превращаясь в головоломку, которую он пытался разгадать, шагая в сторону сияния Спрингстона, видневшегося над дюнами, и оставляя за спиной Полярную звезду. Он настолько ушел в себя, что, услышав, как кто-то зовет его по имени, решил, что это лишь игра его воображения.
– Роб! – Голос походил на вой кайота, долгий и протяжный. – Ро-о-о-о-об!
Вдоль дюн на окраине города плясали огни – десятки налобных светильников, дайверских фонарей и зажженных ламп.
Конечно же, его искали. Роб попытался представить, как выглядело его исчезновение в глазах брата, стоявшего тогда рядом. Все ли в порядке с Коннером? Может, его тоже засосало. Охваченный паникой, Роб побежал по песку к ближайшему источнику света.
– Эй! – крикнул он. – Я здесь!
Первым он наткнулся на Стеллу, одну из девушек, живших и работавших в «Медовой норе». Увидев его, та расплакалась и крикнула остальным, что он нашелся. Упав на колени, она заключила мальчика в объятия.
– Со мной все хорошо, – пискнул он. – Где Коннер?
– Ныряет вместе с остальными, ищет тебя.
– Я потерял его ботинки, – сказал Роб. – Мне теперь несдобровать.
Стелла разжала руки.
– Думаю, он будет счастлив, узнав, что ты цел и невредим.
По пути назад в «Медовую нору» люди, которых Роб едва знал или не знал вообще, хлопали его по спине, будто он совершил нечто героическое, оставшись в живых, – и это приводило его в полное замешательство. Он ведь дал себя ограбить, и все. Возможно, подумал он, они просто рады тому, что могут погасить свои фонари и вернуться к прерванному ужину и прочим вечерним занятиям. Казалось, за те двадцать или тридцать минут, что он отсутствовал, на улицу вышла половина города.
Мать и Лилия встретили его за несколько дюн до «Медовой норы», каким-то образом прослышав, что он нашелся, – слухи распространялись быстрее, чем можно было дойти пешком. Вновь крепкие объятия, вновь слезы. Сколько еще раз это будет повторяться?
– Простите меня, – услышал он собственный голос и тут же подумал о том, что он сделал не так.
Мать расцеловала его в лоб и пригладила волосы, засыпав с ног до головы спутом[5].
– Все хорошо. Я просто рада, что ты цел. Но больше никаких нырков. С меня хватит. Я серьезно.
– Я не нырял! – возразил Роб, но его протесты заглушил ветер.
В «Медовой норе» Роба встретили радостными возгласами и тоже стали хлопать по спине, забрызгивая пивом.
– Я уж собирался вырезать твое имя на стойке, сынок! – пошутил кто-то, и Роб понял, почему все придают случившемуся такое значение. Несколько недель назад жизни лишились слишком многие. Он вспомнил о суматохе, когда находили очередного выжившего и воссоединялась очередная семья, вспомнил всех, кого спасли из глубины Коннер и Вик. Собравшиеся здесь радовались не только тому, что еще один человек остался жив, но и тому, что им не придется оплакивать еще одного погибшего.
К нему протолкались Коннер и Палмер. Оба все еще были в дайверских костюмах с баллонами. Из редуктора, висевшего на боку у Палмера, сочился воздух – Роб слышал шипение. Вероятно, износилась пружина в клапане аттенюатора. Палмер обнял его. Роб посоветовал ему заменить редуктор, точно зная, что в мастерской Грэхема есть несколько запасных.
– Черт побери, ну и напугал же ты меня, – сказал Коннер, взяв Роба за плечи, как только Палмер отпустил его. Волосы его слиплись от спута, смешавшегося с потом. – Все из-за ботинок, да? – спросил он. – Из-за того, что ты с ними намудрил? Хватит их носить. Я тебе говорил, что рано или поздно…
– Их больше нет, – ответил Роб, глядя на свои босые ноги. – И я не виноват. Меня схватили какие-то люди. Дайверы.
– Оставьте его, – сказала мать, подходя с кружкой горячего чая и одеялом. – И снимите снаряжение! Сплошная просыпь[6] вокруг!
Роб взял чай, наслаждаясь теплом в ладонях. Вся эта суматоха утомила его. Хотелось вернуться в мастерскую, выяснить, не появился ли Грэхем, починить что-нибудь – что угодно, лишь бы те, кого он едва знал, перестали осыпать его песком, поливать пивом, хлопать по спине и обнимать.
– Давай отведем его наверх, – сказала Роза Лилии, и Роб почувствовал себя униженным, будто все еще оставался самым младшим, будто Лилия была старше его.
– Я хочу домой, – заявил он. – К Грэхему.
– Даже не думай, – ответила мать, и его повели вверх по лестнице. Это напомнило ему полет сквозь песок, когда им двигала чужая воля. Ощущение было настолько знакомым, что Робу захотелось вырваться, призвав на помощь ботинки и оголовье, но ботинок больше не было. Его лишили даже того крошечного могущества, которым он когда-либо обладал.
Мать велела девушкам принести воды в котелках и кувшинах, чтобы набрать горячую ванну – полнейшее расточительство, – и напоминала сыну о необходимости пить чай. Пока готовилась ванна, Роб подробно рассказал обо всем братьям и сестре, отчасти затем, чтобы самому осмыслить случившееся.
– Похоже, им были нужны только ботинки, – сказал Коннер. – Но как они пронюхали, что ботинки у тебя?
– Я тоже об этом думал, – кивнул Роб. – Они явились именно за мной. Знали, что ботинки у меня.
– Может, тут замешан Грэхем? – задумчиво проговорил Палмер. – Он знал о них, постоянно пытался выменять их у тебя. Мне кажется, не случайно в тот же день…
– Грэхем никогда не поступил бы так, – сказал Роб. – К тому же он мог их забрать ночью. Нет, я… я думаю, это все потому, что я случайно оставил их включенными. Я уловил часть мыслей тех людей своим оголовьем, сам не понимаю как. Может, это были мои собственные мысли, не знаю. Но когда я попробовал освободиться и полетел, мне показалось, будто я слышу кого-то. Он мысленно говорил другим, чтобы те были осторожны, что ботинки все еще включены. А кто-то другой подумал, что именно так они меня нашли. Допустим, они могли улавливать гармоники…
– Хочешь сказать, они могли определить местонахождение другого дайвера, основываясь на его частотах? – спросил Палмер. – Это невозможно.
– Знаю, – ответил Роб, – но не по той причине, о которой ты думаешь. Это вполне возможно – я могу определить, какое оголовье или какой костюм использует Грэхем, лишь с помощью осциллографа и простой проверки. Каждое устройство излучает уникальную сигнатуру.
– Ого, – сказал Палмер. – Не знал.
– Так как они тебя нашли? – спросил Коннер. – Ты же только что говорил, что это невозможно.
– Да. Потому что мои ботинки…
– Мои ботинки, – поправил Коннер.
– …Работают настолько чисто, что даже я, вероятно, не обнаружил бы их, хотя точно знаю, что искать.
– Оставьте его в покое со своими расспросами, – сказала Роза. – Ему надо отдохнуть. А вы, мальчики, идите вниз. Роб, вымойся, а потом поспи.
– Я хочу с Коннером, – возразил Роб. – Нужно найти Грэхема.
– Завтра. Если я буду в настроении и разрешу. А пока отдыхай. Вероятно, ты все еще в шоке, и завтра у тебя все будет болеть. В ванну. Немедленно.
Вновь почувствовав себя униженным, Роб переглянулся с Лилией. Та лишь улыбнулась и сжала его руку.
– Рада, что с тобой все в порядке, – сказала она. – Я знаю, каково это – оказаться снаружи одному, в темноте. Ничего веселого.
– Эй, мам, завтра я все так же могу взять с собой Лилию? – спросил Палмер. – Ты ведь не накажешь нас за всю эту чушь?
Роб увидел, как мать поколебалась, но затем кивнула.
– Да вы что, издеваетесь? – воскликнул Роб. – Лилия поедет с Палмером, а я должен оставаться тут?
Он не мог поверить, что его жизнь стала настолько унылой.
14Воспоминание о полете
Казалось невероятным, что такая тяжелая и неуклюжая штуковина, как сарфер, способна двигаться, повинуясь одному лишь дуновению ветра. Лилия смотрела, как Палмер поднимает главный парус. Хлопнула, наполнившись воздухом, парусина, натянулись канаты, заскрипела и застонала высокая алюминиевая мачта, и на мгновение почудилось, будто двухкорпусное судно сейчас опрокинется, вместо того чтобы прийти в движение, – так крепко держал его песок, таким сильным было трение.