– Мой папа говорит, что те, у кого есть одни лишь мозги, а отваги – ни на грош, в конце концов оказываются на улице. Ходят и бормочут себе под нос.
Взрыв на руднике сотряс воздух и землю. Над ущельем поднялось облако песка и мусора, которое унес ветер. Аня посмотрела ему вслед и вдруг увидела за изгородью нечто странное – женщину: еще мгновение назад ее там не было. В обтягивающем костюме от щиколоток до шеи, покрытом сетью блестящих проводов. Прикрыв глаза рукой и щурясь в лучах послеполуденного солнца, Аня пыталась понять, что делает эта женщина.
– Видишь? – спросила она Мелл.
– Что? – не поняла подруга.
– Вон там, – показала Аня. Но женщина уже исчезла, будто призрак, – казалось, она утекла в землю загона для животных.
– Та ведьма? – спросила Мелл, имея в виду какую-то другую женщину, тоже стоявшую у изгороди. – Отвратительно. Хоть бы эти уроды иногда мылись в желобах, а не только промывали там нашу руду.
– Она исчезла, – прошептала Аня. «Да была ли вообще эта женщина?»
– Ты слишком много думаешь про этих болванов, – сказала Мелл. – Идем. Твой дружок уходит. Пошли.
Догнав остальных, они вошли на территорию склада и погрузочных станций. На путях стояли поезда, около десятка. Над верхушками вагонов высились груды руды – черные холмы на ржавой равнине. Рычали хопперы, опорожняя свой груз в контейнеры. Один из поездов медленно полз мимо, заполняясь так быстро, что ему даже не требовалось останавливаться. Плавильные печи на востоке нетерпеливо ждали пищи.
Аня и другие ребята пробирались сквозь лабиринт стоящих поездов. Охранники и кондуктора кричали им вслед, веля держаться подальше. Дальше на путях люди в форме осматривали низ вагонов, ища беглецов. Парни нырнули под поезд – обходить его было слишком долго. Аня последовала за ними, ощущая ладонями холодную сталь рельсов, обдирая колени о шершавый гравий. Рюкзак Мелл зацепился за какую-то деталь вагона, и Аня помогла ей освободиться.
– Если выйду замуж, – сказала Мелл, – то только за парня из Сауттауна. Ненавижу здешнюю жизнь.
Аня взглянула туда, где сходились десятки путей, под конец превращаясь в один. Дальше простиралась плоская равнина, которая вела к большому морю и лежавшему за ним золотому сердцу империи: там когда-то велись войны, но теперь воцарился мир, там было больше самой разной еды и одежды, чем она могла вообразить. Сама она никогда не видела ничего подобного, но слышала рассказы: такой-то знал такого-то, а тот – человека, который подобрался достаточно близко и видел все это собственными глазами.
– Угу, – кивнула Аня. Она была согласна с Мелл, но думала о жизни в еще более отдаленных местах, чем Сауттаун.
За путями располагались владения компании – беспорядочная путаница домов. В заборе из фанеры и ребристой жести было несколько ворот и десятки не столь известных проходов. Ребята протиснулись через один из последних.
– Поглядим сегодня, как они играют в крикет? – спросила Мелл, кивнув в сторону парней. – Потом будет вечеринка.
Аня смотрела, как Кайек и другие парни вздымают пыль, гоняясь друг за другом и постепенно приближаясь к своим домам.
– Не знаю. Мне нужно написать работу по минералам, – сказала она. – Да еще про руды выучить надо. Сплошная головная боль.
– Забей, – махнула рукой Мелл. – У меня есть ответы на завтрашнюю контрольную. Запоминается за пять минут.
– Угу, для контрольной это, конечно, здорово, только потом я провалю экзамены. К тому же папа постоянно донимает меня. Говорит, что, если я не хочу застрять навеки на рудниках, надо знать про них все, что можно. Чем больше знаешь, тем меньше придется делать.
И Аня пожала плечами, как бы говоря: «Вот она, родительская логика».
– Ну да, я совсем забыла, что он вернулся. Сколько в этот раз?
– Его не было четыре месяца.
– В смысле, как долго он пробудет?
– В смысле, долго ли тебе придется ждать, прежде чем ты убедишь меня устроить очередную вечеринку? Не дождешься. К тому же он никогда не знает, сколько пробудет дома. Надеюсь, хоть немного задержится. Ты бы видела, как он вымотался. Вернулся с грязной, спутанной бородой, будто не подстригал ее и не мыл с тех пор, как уехал. После того как он принял душ, остался вот такой слой грязи. – Аня показала пальцами. – Честное слово, компания загнала его до полусмерти.
– Угу, но чем он занимался?
Аня пожала плечами.
– Мой отец думает, что твой папаша лентяй, – заявила Мелл. – Говорит, будто ему переплачивают за то, что он ничего не делает: просто сидит и смотрит, как другие гнут спины.
– Твой папаша пьяница. Удивительно, что он вообще способен думать.
Мелл пихнула Аню под руку.
– Угу, и чем он в таком случае занимается? Почему пропадает на целый квартал? Его даже нет в списке сотрудников. Нельзя узнать зарплату и все остальное. Ты уверена, что у него вообще есть работа?
– У моего папы есть работа, – огрызнулась Аня, сжав кулаки и уставившись в землю. Вопросы подруги больно обжигали ее. Она уже слышала их прежде – зачастую от треснувшего зеркала в своей ванной.
– Угу, и какая же? Почему бы тебе не спросить его?
– Я кучу раз спрашивала, – ответила Аня. – Он решала. Решает проблемы, с которыми не может справиться никто другой. А когда он возвращается домой… то не хочет говорить на эту тему.
2Ровная дорожка
Подруги расстались у развилки дорог, ведших к их домам. Аня, погруженная в размышления, не сразу заметила впереди себя Джону. Но мальчишки чем-то напоминали слова – стоило открыть для себя новое, и оно внезапно оказывалось повсюду.
Маленькое ничтожество сидело – непонятно зачем – на корточках неподалеку от задней двери ее дома, спиной к ней, и, похоже, что-то писало на земле. Столкнувшись с таким вторжением в свою жизнь, Аня почувствовала, как в ней вскипает злость. Как поступил бы ее отец со странным парнем, болтающимся возле их дома? Тот Брок, которого она знала, разорвал бы мальчишку надвое.
Желая спасти Джоне жизнь и одновременно напугать его до полусмерти, Аня быстро подкралась к мальчишке на цыпочках и крикнула ему в ухо, ткнув пальцами под ребра:
– Эй, ты чего тут делаешь?
Джона подпрыгнул, будто ужаленный, развернулся, уставился на застигшую его врасплох Аню и бросился бежать, будто за ним гнался целый рой ос.
– Ну и шизик!
Аня зашлась в приступе хохота, жалея, что рядом нет Мелл. Она решила, что когда увидит Джону в следующий раз, то врежет ему по носу или запустит в него камнем, как Кайек. Этот придурок явно заслуживал большего, но ему пришлось бы куда хуже, угоди он в руки отца.
Сбивая грязь с ботинок, она распахнула дверь и шагнула внутрь.
– Папа? Я дома!
Старая дверь захлопнулась за ее спиной. Вдали, в раскопе, прогремел мощный взрыв. В буфете задребезжала посуда.
– Папа?
Аня позвала отца во второй раз и лишь тогда ощутила запах перегара, явно доносившийся из гостиной. Зайдя туда, она увидела, что отец храпит, завалившись набок в потрепанном кресле.
– Черт побери, пап… идем.
Аня схватила отца за руку и тянула, пока тот не сел прямо. Он тряхнул головой, потом взмахнул кулаком и уставился на дочь широко раскрытыми, будто от страха, глазами.
– Это я, – сказала Аня, зная, что отец никогда не ударил бы ее, что он лишь отмахивался от призраков, преследовавших его во сне.
Отец утер тыльной стороной ладони слюну с бороды.
– Просто задремал, – пробормотал он. – Просто задремал.
– Угу. Ладно, давай провожу тебя до кровати. Ну же, вставай.
Обхватив отца за плечи, Аня попыталась наклонить его вперед. Тот не сопротивлялся и сам стал сгибаться. Вероятно, он весил втрое больше Ани. С помощью дочери он наконец встал на ноги и, шатаясь, оперся на нее, будто на костыль.
– Уже… пора… работать… – проговорил он.
– Нет, папа, тебе не пора работать. Ты только что вернулся. И какое-то время будешь дома. Со мной.
Так, покачиваясь, они добрались до его спальни. Отец волочил ноги. Одного ботинка не было, на другом развязался шнурок. Из его рта шел сладкий запах джина.
– Не-е-ет! Не работать – сработать. Бомбе пора было сработать… – Он яростно махнул рукой, будто отгоняя видение, и едва не упал. – Не взорвалась, – произнес он так неразборчиво, что Аня с трудом поняла его. – Паразиты все еще там.
Дверь спальни была открыта. Аня повела отца к кровати и уложила – так, будто сталкивала с холма большой валун. Отец рухнул на матрас. Пружины скрипнули, но выдержали; поднялось облако пыли.
– Что-то не так за песками… – пробормотал он.
Аня стащила с ноги отца одинокий ботинок, пристально глядя ему в лицо.
– Как это – за песками?
– Паразиты! – крикнул отец. Так он называл забредших из пустошей беженцев, которых держали в клетках.
– И что с ними? – спросила Аня.
Поставив ботинок на пол, она опустилась на колени у изголовья кровати, как в те времена, когда они с отцом молились, еще во что-то веря.
– Они все еще там, – прошептал отец, и Аня поняла, что он проваливается в дрему. – Нет взрыва, – пробормотал он. – Нет вспышки.
Словно по сигналу, со стороны рудников раздался грохот. Повисшая в воздухе пыль дрогнула в лучах заходящего солнца. И пьяный отец Ани захрапел.
Учеба не шла. Взгляд пробегал по словам, но ни одно из них не откладывалось в голове. Трижды прочитав одну и ту же фразу, Аня отодвинула учебник и пошла в кухню за кружкой супа и куском хлеба с маслом. Она сунула руку в хлебницу, нащупала горбушку, несколько зачерствевших ломтей и наконец – относительно мягкую часть каравая. И вдруг поняла, что первые куски зачерствели лишь потому, что она не трогала их. Самосбывающееся пророчество.
Взяв хлеб и суп, она вышла на крыльцо и прислонилась спиной к дверному косяку. Ребятишки на улице играли в прятки. Большинство ее друзей сейчас умывались и приводили себя в порядок, собираясь вернуться в город – на вечерний крикет в школьном дворе. Аня подула на суп, глядя, как малыши пытаются отыскать забравшегося на крышу мальчишку Пикеттов. Ему было всего восемь или девять лет, но лазал он, будто древесная лягушка. Прихлебывая суп, Аня краем глаза заметила что-то странное. Сперва она решила, что там спит собака, но это оказался потрепанный коричневый рюкзак Джоны. Вероятно, тот бросил его, застигнутый врасплох, а потом не набрался смелости вернуться и забрать рюкзак.