– Это обязательно? – спросил Илар, отдышавшись. – Я к своему привык.
Сенница развела руками.
– Ну, милый мой, тут уж кому как нравится. Чаще всего ко мне попадают юнцы, для которых новое имя означает новую жизнь. Так они входят в чародейское общество и становятся его частью. Мало кто желает оставить прежнее имя, но такие тоже есть, хотя в большинстве своём они потом тоже придумывают себе прозвище – если я не дала раньше. Я бы назвала тебя… – Она сощурилась, разглядывая Илара, – Коровяком.
Илар кашлянул.
– Коро…
Расслабился, когда понял, что Сенница смеётся.
– Шучу, шучу. Ты, главное, просто приходи учиться, никто тебе насильно имя менять не станет. А девчонка твоя будет помогать на кухне и по другим делам. Но если захочет стать чародейкой и пойти в отряд – мы и её выучим. Решение за ней самой.
– Но если даже из Купавы можно сделать чародейку, значит, каждый способен разбудить в себе искру?
Матушка Сенница медленно пошла в сторону ратницы, и Илар за ней.
– Каждый. Кто пожелает. В каждом живом искра спит. В ком-то сильная, аж полыхает, в ком-то едва теплится. Но если её разбудить и не приручить, будет много горя, и прежде всего – для хозяина искры. Так что пусть лучше не трогают. А всех обучить ратные главы всё равно не смогут, да и не нужно столько чародеев на наши веси. До недавнего времени не нужно было. Пусть пока всё остаётся так, как есть. А там решим.
«Конечно, они не захотят расширять свои ряды, чтобы не приходилось делиться собранным с деревень добром», – горько подумал Илар.
Если бы искрой владели все люди в Сонных Топях, нападали бы на них упыри? Ушла бы тогда Мавна? Утащили бы Раско?
Вряд ли.
Они с Сенницей вернулись к воротам ратницы. Чародеи рассёдлывали коней, но без своей главы внутрь не заходили, ждали. На Илара теперь поглядывали с недоверием, и ему хотелось крикнуть: «Не трону я вашу Матушку! Не отберу у вас её расположение и ваше награбленное добро – тоже».
– Ладно, пойдём уж в ратницу, – позвала Сенница. – Устали с дороги, поди. Желна, дочка, спасибо тебе, что довела всех в сохранности. Умница моя.
Желна приосанилась, расправила плечи.
– Не за что благодарить, Матушка.
Ратницу снаружи так освещали огнями, что терем казался выкрашенным в красный. Еловые ветви свисали у самых стен, скреблись в окна, как когти неведомых тварей. Илар пропустил Купаву вперёд себя и с тоской задрал голову, разглядывая высокие стены терема и зависшие в воздухе огни. Местные точно спят каждую ночь спокойно и если и слышат крики упырей, то где-то далеко, на полях. Что уж говорить про столицу и другие дальние города… Повезло же там родиться. И не повезло его брату и сестре. Вернуть бы время вспять, можно было бы уговорить отца собраться и всем вместе переехать хотя бы сюда, в Кленовый Вал, и тогда они не разлучились бы.
Внутри ратницы было не протолкнуться. Посреди зала стоял огромный стол, во главе которого сидел старый чародей с густыми седыми бровями и бородой, но совершенно лысой макушкой. Сенница обошла вокруг стола и заняла своё место там же, рядом со старым ратным Батюшкой.
– Это Батюшка Неясыть, – шепнула Желна, проходя мимо. – Главы отрядов и их приближённые займут места за столом, а вам лучше не злить старших и послушать стоя.
Илар обнял Купаву за плечи и согласился. Они отошли к стене, чтобы не мешать чародеям проходить и рассаживаться. С одной стороны, Илар хотел бы быть подальше от этого места – во всяком случае, не среди толпы чародеев. Он ведь слышал, что Боярышника тоже ждут… Как не ждать, если тот – глава одного из отрядов? Но, с другой, Илар понимал, что ради Мавны, Раско и Купавы должен постараться выяснить всё, что возможно. А кто знает об упырях больше чародеев? Разве что сами упыри, но с ними – тогда, на болотах – разговор не клеился.
В ратницу продолжали входить другие задержавшиеся чародеи. Уверенным шагом мимо прошёл Боярышник, и Илар отвернулся к стене. Конечно, вряд ли Боярышник затеет расправу во время совета, на глазах у ратных глав, но лучше бы ему вообще не знать, что Илар здесь. После совета нужно бы как можно незаметнее выйти и озаботиться ночлегом, найти для Купавы удобное жильё… Оставаться в ратнице Илар не собирался, даже если предложат.
– Ты один, – с тихой горечью заметила Матушка, когда Боярышник подошёл поцеловать ей руки. – Не нашёл?
– Лучше бы не находил, – вздохнул Боярышник. – Смородник предал нас, Матушка. Он заодно с нежаками. Я видел его с упырём и чужой девушкой – он выглядел вполне довольным жизнью и уже и не думал о том, чтобы вернуться к нам.
– Ты убил предателя? – живо поинтересовался Неясыть.
Боярышник склонил голову.
– Убил.
Матушка Сенница закрыла лицо ладонями и замерла. Боярышник развернулся и занял место за столом недалеко от неё.
– Мои дети убивают друг друга. За что Свет так ко мне жесток? – пробормотала Сенница и обвела белыми глазами собравшихся. – Пообещайте мне, что никто из вас не поднимет руку на брата или сестру. Пообещайте, что ничто не заставит вас пойти на убийство чародея. Пусть вокруг всё рушится и горит, пусть вы ссоритесь и ненавидите друг друга, пусть ваш брат будет тысячу раз неправ – но, прошу, цените чародейские жизни. Не гасите искры. Мы не сможем разжечь пламя, если будем своими руками гасить каждую искру.
Боярышник сложил перед собой руки в замок и постукивал большими пальцами друг о друга, опустив лицо к столу. Хорошо, хотя бы не смотрел в сторону Илара.
– Я соболезную твоей утрате. – Неясыть кивнул Сеннице. – И другим утратам в твоей рати. В моей тоже не без потерь. Мы почтим память погибших детей, но после, у большого костра. Если не решить, что делать с нежаками, скоро нас и вовсе не станет.
– Нечего тут решать, – подал голос широкоплечий могучий чародей, чем-то напомнивший Илару их старосту Бредея – такой же крепкий, с густой кудрявой бородой и тёмными волосами. Но его глаза тоже были белыми, как у Сенницы, Неясыти и Боярышника – и некоторых других чародеев, но только у тех, кому на вид было больше сорока лет. – Надо жечь всё, как в прошлые разы. И наводить морок. Делали ведь уже не единожды, и всё хорошо было.
Тишина стала ещё гуще. Чародеи помоложе переглядывались между собой, старшие задумчиво тёрли шеи и подбородки. Наконец Неясыть кашлянул и поднялся, чтобы лучше видеть собеседника.
– Бражник, дорогой мой, я знаю, что ты любишь рубить с плеча. Ты прав, мы дважды выжигали под корень нежицкий род, но в этот раз всё несколько сложнее. В этот раз нежаки ещё больше похожи на людей, чем в прошлые. Мы ведь не теряли времени и наблюдали за ними. Нам привозили их тела и части тел. Мы многое поняли: на этот раз болотный царь превзошёл сам себя, и его дети научились не просто быть похожими на людей, но и по-настоящему завладевать их телами. Они помнят свои прошлые жизни и стремятся к ним вернуться. Оттого во многих городах и деревнях упыри уже живут наравне с людьми. Возвращаются в свои семьи, и их принимают.
– Может, пусть и живут? – тихо спросила Вайда.
На неё шикнул Хмель.
– Жить-то живут, – хмыкнул Неясыть. – Если это можно назвать жизнью – вместо крови-то у них всё равно болотный ил. Да только не все способны спокойно жить. Жажда бывает сильна, и каждый нежак хотя бы иногда должен оборачиваться и охотиться. Будь ты хоть весь месяц человеком, а на день всё равно обернёшься чудовищем и сожрёшь кого-нибудь ненароком. Ты же видишь, девочка, что вокруг творится. Они живут, а люди и чародеи – нет.
– Они нас выкашивают по половине отряда! – рявкнул на Вайду Бражник и ударил кулаком по столу. – Моих парней сожрали аж троих разом, напали стаей. И никакое пламя не помогло, только деревню дотла сожгли. А мы их жалеть должны? Как бы ты, девка, запела, если бы тебя стали терзать на части? Или, вон, – он указал на Хмеля, который сидел рядом с Вайдой, – мужика твоего по кускам бы разнесли. Понравилось бы тебе? Жалела бы их? Не-ет. Первая бы заверещала, чтоб мы жгли без разбору.
Вайда замолчала, опустив глаза. Хмель погладил её по плечу и вскинул голову, глядя на Бражника.
– Если жечь сейчас, то сожжём многие деревни. С людьми. Все погибнут: и нежаки, и местные. С женщинами и детьми. Ты сам говорил, что упыри живут среди людей. Не все, конечно. Но в этот раз не получится так, как в прошлые. Тогда упыри жили в своих деревнях, в стороне.
Бражник отрывисто хохотнул и поскрёб бороду.
– Откуда ты знаешь, как было в тот раз, молокосос? Тебе твоя Матушка сказала, что всех щадили? – он обернулся на Сенницу. – Что, обелила себя перед деточками? А они всё и проглотили. А не говорила, как кричали горящие заживо? Не выли по-упырячьи, не-ет. Звали матерей и своих Покровителей. Но Огонь жрёт всех. Это была наша жертва Свету, и он благословил нас тем, что сильнее распалил искры.
– Мы не затем собрались, чтобы ты отчитывал меня и мою рать, – холодно осадила его Сенница. – На твоих глазах отметина искры, принёсшей смерть, ты участвовал в последнем сожжении, но это не даёт тебе права ставить себя выше других. Успокойся, Бражник. Сядь. Будем говорить все наравне.
Она тяжело посмотрела на Бражника, так, что даже Илару стало неуютно, и тот, фыркнув, всё-таки опустился на место.
Илару до жжения под кожей было неприятно тут находиться. Чародеи обсуждали явно какие-то страшные вещи: выходит, чародеи несколько раз выжигали упырей вместе с обычными деревнями… И те обломки, что он стал видеть на полях, это остатки сожжённых поселений. Искра в нём давно шептала, что по их землям прокатилась война – но какая именно, Илар понял только сейчас. Но что сделали с теми людьми, которых не коснулось сожжение? Почему старики никогда не рассказывали о том, что когда-то упыри жили с ними бок о бок, но пали жертвами чародеев?
– У меня есть живой упырь, – сказала Сенница. – Моя дочь Желна привела его половину луны назад. Мы пытали его, и он признался. Болотный царь в ярости и отменил все прошлые соглашения. Теперь его отродья вольны нападать хоть на нас, хоть на людей, и он не станет этому противиться. Приведите упыря.