ала, от её зелий погибает упыриная сущность. Не болотный дух, нет. Он никуда не денется. Но я не смогу больше оборачиваться чудовищем. И пить кровь тоже, наверное.
Мавна заметила, что Смородник слушает внимательно, наполовину повернув к Варде лицо. Подумалось: что же, расскажет всё своей Матушке при случае?
– Без шкурки и без упыриного облика? Стало быть, ты теперь человек? – недоверчиво спросил он.
Слабая улыбка Варде погасла.
– Человеком я был раньше. А теперь – болотник в людском теле. – Он передёрнул худыми плечами и поморщился. – Ни то ни сё. И был-то чем-то непонятным, а теперь ещё и от упыриной сущности избавился. Зато… Я вспомнил.
Он устало прикрыл глаза. Утренний свет золотил его волосы, мягко подсвечивал лицо – тонкое и невзрачное, каким оно казалось Мавне при встречах в Сонных Топях.
– Я из Ежовников. И всё соединилось: всё то, что я помнил как сны. Как рос в деревне, с отцом, матерью и сестрой. Как вёл хозяйство. Как гулял на праздниках. Ходил на речку с парнями из деревни. Как провожал старших в дозор. Как… – голос дрогнул, – утонул.
Мавна схватила его за руку и крепко сжала – наверное, до боли. Она видела, как Смородник встал с лавки и, заложив руки за спину, с равнодушным видом отошёл, давая им время поговорить наедине.
– Потом болотный дух занял моё тело. И мы стали одним. Я и он. Я и я. В человеческом теле выросло второе сердце. Я научился перекидываться: дух – в лягушку, лягушка – в упыря. Охотиться в одном теле и отдыхать в другом. Человек во мне затаился, почти растворился, осталась только внешность.
Мавна продолжала держать его за руку. В груди было холодно – тоскливо и страшно за Варде, но всё же она была рада видеть его живым.
– Так ты не упырь больше? Но и… не человек? Я не понимаю. Что это значит для тебя?
Варде открыл глаза и посмотрел ей в лицо – пристально и открыто.
– Я и сам не знаю. Но главное – Царжа вытянула мои воспоминания. Я ведь только ради этого и пришёл к ней. Человек-то я мёртвый. А что дальше будет с этим мёртвым телом, в котором живёт болотник, – увидим.
Он снова улыбнулся и погладил большим пальцем руку Мавны. Она засмущалась и осторожно высвободила свои пальцы. К щекам прилила кровь.
– Варде, – проговорила Мавна и заправила за уши выбившиеся прядки. – Я так боялась за тебя. Прости меня, пожалуйста. Я думаю… тот вечер…
Горло пересохло, слова никак не шли на ум, зато чувство вины снова стискивало колотящееся сердце – ошиблась, теперь расхлёбывай. Главное – не ранить Варде.
Он покладисто кивнул, опустив светлые ресницы.
– Я понимаю. Это я должен просить прощения. Извини меня, Мавна. Я был сам не свой. Эти зелья Царжи, эти воспоминания, хлынувшие вдруг… – Он потёр висок и встряхнул головой. – А тут ты – такая весёлая, какой я никогда тебя не видел. И красивая. Нет, не морщи нос, пожалуйста, ты правда всегда казалась мне красивой. Не зря же я тебя замуж звал.
Варде мягко хохотнул. У Мавны шумело в ушах от волнения, и она не могла разделить его веселье.
– То есть ты хочешь сказать… – промямлила она.
– Хочу сказать, что не должен был целовать тебя. Я позволил себе лишнего и повёл себя не как порядочный мужчина. Прости меня. Ты не достойна такого обращения.
– Это я не должна была. Поддаваться тебе. Да и пить с этим обалдуем Лирушем. Мне так стыдно… Просто кошмар.
Мавна приложила холодные пальцы к горящим щекам и отвернулась. Смородник слонялся по улице и пинал камни от безделья, изредка кидая настороженные взгляды на лавку.
– Не надо. Ты не виновата. Это я должен был держать себя в руках. Представляю, как ты перепугалась. Бедная.
Мавна немного успокоилась. Варде не настаивал ни на чём – и не думал, что теперь она обязана быть с ним.
– Ты мне дорог, – призналась Мавна. – Мы с тобой будто бы уже сто лет знакомы – через разное прошли. Но я не знаю тебя. Недостаточно знаю. Ты хороший парень и нравишься мне, Варде. Но я бы пока не хотела давать тебе какие-то надежды… Если они тебе, конечно, были нужны.
– Нет. Всё в порядке. Мне нравится проводить с тобой время. С вами обоими, если уж быть честным. Так я чувствую себя снова полноценным человеком – будто парень из Ежовников выбрался с друзьями посмотреть Озёрье и немного приболел. Если в следующий раз мне захочется кого-то поцеловать, то я…
Мавна уже было испугалась, подумав, что он скажет «я выберу для этой цели Смородника».
– …Найду девушку, чья честь от этого не пострадает.
– Спасибо, – искренне поблагодарила Мавна. – Я с радостью буду тебе другом. И ты, надеюсь, тоже.
– Конечно. Обещаю, больше никаких предложений о замужестве, поцелуев и всего такого. Ты мне нравишься, но я буду видеть меру.
Мавна кивнула.
– Если я тебя обниму, это будет прилично? Не повредит твоей и моей чести?
Варде рассмеялся.
– Думаю, нет.
Они обнялись – мягко и осторожно, едва касаясь друг друга. На Мавну накатило облегчение, такое долгожданное и мощное, что она едва не расплакалась.
Где-то в стороне вдруг зазвонили колокола. Мавна растерянно посмотрела на Смородника, и он махнул им с Варде рукой, чтоб шли на площадь.
С улиц стекались люди. На первый взгляд и не скажешь, что в Чумной слободе жило столько народу. Райхи выходили из общих домов, как у Царжи, со дворов, высыпали из лавок и питейных заведений. Площадь постепенно наполнялась шумом, голосами и недовольными выкриками, а колокола так и продолжали звонить. В толпе Мавна рассмотрела и Лунницу с её ярко-рыжими волосами, и Лируша, и нескольких явно забредших по делам жителей «основного» Озёрья – с гружёными телегами, они продавали или закупали товары.
У церкви стоял всадник с козлиным черепом на седле и хмуро ждал, пока соберётся больше людей. Тревога Мавны вновь застучала в висках и под рёбрами, пальцы похолодели. Вряд ли чародей скажет что-то хорошее…
– Да не тяни уж! – выкрикнул старик рядом с Мавной. – Чего явился, говори.
Люди начинали громче возмущаться. Кое-кто даже плюнул на площадь, выкрикнув проклятие. Мавна боялась, что сейчас чародей метнёт огнём в наглеца, но он смиренно ждал, ничем не показывая недовольства.
– Это Крапивник из отряда Бражника, – буркнул Смородник, потирая подбородок. – Примазался к Озёрскому наместнику. Надменный гад. Вон, как спокойно сидит.
– А ты бы, наверное, уже стал огнём плеваться? – поддел его Варде.
Мавна шикнула на обоих. За перебранками и вестей не услышишь, а тут и так шумно. И вороньё, вспугнутое колокольным звоном, с громким граем кружило над слободой.
Конь Крапивника перебирал копытами, а у козлиного черепа медленно загорелись глазницы – будто кто-то раздул тлеющие угли.
Наконец Крапивник вскинул руку в перчатке, и гам на площади поутих. Когда стало достаточно тихо, он кашлянул в кулак и обвёл площадь мрачным взглядом.
– Попрошу внимания, – произнёс он звучным низким голосом, от которого у Мавны мурашки побежали по телу. – Я пришёл с вестями.
На площади наконец сгустилась тяжёлая тишина. Мавна боялась даже дышать полной грудью, казалось, что грохот её сердца слышат все вокруг. Она стиснула кончики платка.
– Озёрье окружено нежаками. Пути перекрыты. В основном городе уже пошли слухи, сегодня там выступит городской глава, а я доношу до вас. Если кто-то собирался выезжать в ближайшие дни – то не выйдет. Оставайтесь в городе, ведите свои дела. Скоро к стенам прибудут несколько чародейских отрядов и разгонят нежаков. Дозорные справляются, причин для беспокойства нет. Уличные дружины будут усилены.
– Если нет причин для беспокойства, то чего ты велел в колокола бить? – выкрикнул тот старик, который стоял рядом с Мавной. Она вспомнила, как точно так же отряд заявился к ним на площадь и как многие тоже начали возмущаться, а один из чародеев приставил серп к горлу Илара… По спине пробежала дрожь, и Мавна почувствовала, как чья-то ладонь успокаивающе опустилась ей на плечо. Она не стала оборачиваться. Не всё ли равно?
– Городской глава приказал мне донести до вас новости, – рыкнул Крапивник, разворачивая коня в сторону старика. Мавна сухо сглотнула, захотелось скрыться от глаз чародея, но толпа обступала слишком плотно. – Я доношу. Ваше дело, как распоряжаться сведениями. Хотите быть сожранными упырями – езжайте на все четыре стороны. Но вряд ли вам откроют ворота. Пока вокруг Озёрья крепкая и высокая стена, вам нечего бояться. Но не ждите в ближайшее время новых товаров на торгах и сами не собирайтесь проведать тётушек в соседних деревнях. Ну и если обнаружится, что среди вас затесались нежаки, то глава будет карать жестоко и споро.
Мавна видела, как Лунница пробралась к Крапивнику и стала о чём-то с ним говорить. Он закивал и снова вскинул руку.
– Если среди вас есть чародеи или те, кто желает помочь дозорным, – приходите к терему городского главы, вас распределят в зависимости от способностей. На этом всё. Можете расходиться.
Последнее совсем не понравилось Мавне. Она обернулась на Смородника. Тот задумчиво смотрел в сторону Крапивника и Лунницы, сдвинув брови к переносице, и покусывал губу. Нетрудно было догадаться, что у него на уме.
«Покровители, – подумала Мавна, взглянув на церковь, – пошлите ему разума».
Корчма пустовала уже несколько дней. Агне с тоской поглядывала в окно, на дорогу, которая оставалась безлюдной. Ни единый путник не появлялся вдалеке, хотя в погожие дни, она помнила, вереницы тянулись в обе стороны до самого вечера. И в «Под месяцем» яблоку негде было упасть, отцу приходилось ставить лавки даже на улице и выносить туда еду и напитки. Как шумно, как весело тогда было… Как громко звучали взрывы грубого смеха, как звонко ударялись боками пивные кружки, как спорили торговцы о своём товаре и том, у кого лучшие свечи в округе…
Сейчас всё заволокло туманом, и даже воспоминания, оставшиеся из той, прошлой, жизни, казались выцветшими и посеревшими.
Агне протирала кружки – бессознательно, не задумываясь. Просто тёрла тряпкой снаружи и внутри. Вдруг заедет кто-то? А посуда в пыли. Не годится. Нужно встречать гостей как положено.