Половина помещения по-прежнему была завешена плотным пологом. А на полу у того полога лежала чёрная козлиная шкура.
При виде её у Мавны потемнело в глазах. Ноги подкосились, но Царжа подхватила её под локти и мягко усадила за стол, и сама села напротив.
– Водички выпьешь, девка?
Мавна не могла даже кивнуть. Глаза сами собой возвращались к шкуре и, как назло, замечали на досках пола какие-то тёмные пятна. Ещё немного, и Мавну бы стошнило, но Царжа сунула ей в руку кружку с прохладным напитком.
– Пей. Разум прояснится. С помирающей я говорить не стану.
Она сказала это так твёрдо и строго, что Мавна послушалась и сделала несколько глотков холодного и кислого питья, от которого слегка защипало в носу.
– Это… Он…
Слова терялись где-то по пути. Мавна вдруг пожалела, что оставила Смородника и Варде, их присутствие помогло бы ей не рассыпаться вот так, в первую же минуту. Она бы сжала их пальцы – холодные у одного и горячие у другого, а парни сказали бы ей что-то – может, не очень умное, но поддерживающее.
– Да ты не трясись, – прицокнула языком Царжа. – Иди. За пологом твой мальчик.
Мавна подняла на Царжу круглые глаза.
– Мальчик?.. Он не…
– Да не смотри ты на шкуру эту! – Царжа досадливо поправила свою косу, в этот раз почти расплетённую. – Дура я, убрать не успела. А ты думаешь, куда б она делась? Нежаков-то сама видела, у них шкура при себе всегда. Вот и на мальчишке была надета.
Мавна сползла со стула – если бы не удержалась за край стола, то упала бы. Дрожащей рукой поставила кружку, расплескав напиток. Шатаясь, добрела до полога и, задыхаясь из-за разбухшего в груди сердца, одёрнула ткань.
Всхлип вырвался из горла. Закрыв рот руками, Мавна опустилась на колени перед кроватью.
Она боялась, что за год забыла, как выглядит Раско. Боялась не вспомнить его лицо и не суметь отличить, кто перед ней: родной брат или незнакомый мальчик. Но теперь смотрела на него и понимала: вот же родной, любимый, такой же, как в тот летний день на болотах.
На льняных простынях, укрытый до груди одеялом, спал Раско. Курносый нос, светлые до желтизны локоны, длинные ресницы и бледные веснушки, которых не было на лице, но зато густо усыпающие тонкие руки, – это точно был он, будто ни дня ни прошло. Она не могла ошибиться. И какой же дурой была, когда думала, что сможет забыть… Покровители, какие же у него маленькие ладони! И какой он сам маленький, почти прозрачный, пусть и с румянцем на щеках.
Мавна протянула руку и тихо, срывающимся голосом, шепнула:
– Раско, маленький мой.
Царжа стояла позади, Мавна слышала, как она подошла.
– Громче позови. Спит он. От зелий сон крепкий.
Мавна утёрла нос и произнесла уже отчётливее, но так ласково, как только могла:
– Раско. Ра-аско. Это я. Мавна.
Коричневые ресницы дрогнули. У изголовья горела масляная лампа, отбрасывая золотистый свет, и Раско казался таким красивым, таким милым, что перехватывало дыхание.
Он открыл глаза, приподнял голову и слабо улыбнулся.
– Ма-авна.
Услышав его голос – тот голос, который звал на болотах, тот голос, который снился ночами, тот голос, на который мама среди ночи выбежала за ограду, – Мавна разрыдалась.
Порывисто подавшись вперёд, она обхватила Раско за плечи и прижала к себе – маленького и хрупкого, тёплого и сонного. Поцеловала крепко в макушку, пахнущую травами, потом – в лоб, в висок, в ухо, в щёку. Раско хихикнул и попробовал отстраниться.
– Ты чего, щекотно.
Мавна издала смешок сквозь слёзы и прижала к себе Раско так сильно, что даже испугалась, что сейчас раздавит. Он пискнул и выкрутился.
– Где мы? – спросил, оглядываясь. – А это кто? Где мама?
Мавна снова зажала себе рот ладонью, сдерживая рыдания.
– Почему ты плачешь, Мавна?
Царжа кивнула на её немой вопрос.
– Верно. Помнит только то, что было до.
Мавна мысленно поблагодарила Покровителей. Хорошо, что Раско не вспомнит ни тот страшный день, ни болотного царя, ни то, как был козлом и скитался по дорогам.
– Милый мой, – проговорила она севшим голосом и поправила непослушный вихор, вечно падающий Раско на лоб, – мы сейчас не дома. Только мы с тобой. Но скоро туда пойдём. Когда можно будет.
– А почему мы не дома? – хныкнул Раско. – Я хочу домой.
Мавна не могла придумать ответ, но Царжа пришла ей на помощь. Присела на краешек кровати и ласково сказала:
– Тебе рассказывали сказку про чародейскую лампу? Ту, что горит сама по себе.
Раско кивнул.
– Помнишь, как в неё затянуло князя-чародея Кречета?
Снова кивок.
– Вот и вас с сестрой так же затянуло в лампу, пока вы спали. А сестра твоя отважная и упрямая, поэтому принесла тебя ко мне, когда проснулась. Я немного поколдовала, разбудила тебя, а потом вы вместе вернётесь домой.
– И далеко мы?
– В Озёрье, – ответила Мавна. – Не очень далеко. Но сейчас нельзя идти, мой дорогой. Мы попозже пойдём, а ты пока отдохнёшь.
– А Илар где? Его в лампу не затянуло? Он не пролез?
Мавна мотнула головой.
– Не пролез. Но мы скоро к нему придём. И к маме, и к папе. – Она осторожно сжала руки Раско. – А пока отдыхай. Поспи.
Раско недовольно сморщил нос и хныкнул:
– Пить так хочется.
– Сейчас, сейчас дам водички.
Мавна встала и засуетилась, глаза заскользили по комнате: полки, столы, сундуки, посуда, много непонятной утвари и связок с травами…
Но Раско протянул за спиной:
– Не водички. Кро-ови бы.
Мавна замерла, словно ей за шиворот высыпали ушат снега. Медленно обернулась на Царжу, но та только развела руками.
– А ты что думала. Тяжело вот так со дна тащить. Когда возвращаешься, нужно снова человеческого жара набираться, болотный ил из вен вытеснять. Пройдёт скоро, не переживай. Несколько деньков кровью попоишь, и расхочет.
Мавна выдохнула.
– Ну, раз так…
По привычке сунула руку в свою сумку, но вспомнила, что хлебного ножа у неё теперь нет с той самой стычки с упырями. Потерялся, наверное. А жалко, хороший был, маленький, и в ладони так удобно лежал. Надо бы купить при случае похожий.
Взяв нож со стола Царжи, она обтёрла лезвие о рукав, сделала надрез на запястье и, переступив через козлиную шкуру, поднесла руку ко рту Раско. Тот припал к ране губами, которые тут же жутковато окрасились в красный и, пару раз причмокнув, с улыбкой откинулся на подушки.
– Спасибо, Мавнушка. Я посплю пока, хорошо? Ты не уйдёшь далеко?
Он заснул быстрее, чем Мавна ответила. Поцеловав его в лоб, она вернулась за стол и подняла влажные глаза на Царжу.
– Спасибо, – и прибавила по-райхиански: – Шир'де ар.
Вспомнив про оплату, Мавна поспешила достать кошель из сумки и честно выложила оттуда всё, что было. Монеты с тяжёлым стуком высыпались на скатерть – немного, но уж что есть. Царжа тут же сгребла их в шкатулку. Мавна потянулась к бусам на шее, сняла их через голову и тоже оставила на столе. В свете ламп красные гранёные бусины блестели, как капельки крови. Царжа полюбовалась украшением и убрала тоже – в последний раз мелькнула дорогая сердцу безделушка, но Мавне совсем не было жаль расставаться.
– Мальчик пока у меня останется, – тихо, чтобы не будить Раско, сказала Царжа. – И шкура козлиная тоже. Он сейчас будет много спать и иногда – просить крови. Так и должно быть. Я сама с болотного дна возвращалась, прожив там год. Это тяжело. Тебе повезло, девка, если царь тебя просто выплюнул, не прожевав. Ты его благодарить за это должна.
Голова у Мавны кружилась всё сильнее – от переживаний, от наступившего облегчения, от радости за Раско. Она поняла, как смертельно устала за всё это время – как устала волноваться, тревожиться, идти неизвестно куда, не зная, что будет дальше. Наверное, попади она снова домой, заперлась бы в своей комнате и не выходила целый месяц – ну, разве что в пекарскую, месить, нюхать и гладить мягкое сдобное тесто и ловить солнечные лучи на своём лице. Подперев щёку кулаком, она спросила:
– Можно с Раско остаться на ночь?
Царжа, поджав губы, мотнула головой.
– Не нужно. Будешь ему мешать. Завтра лучше зайди. Да не переживай, он ещё спать будет. После болот сон крепкий и тягучий, без сновидений.
– А шкура? Он будет превращаться в козла? Что мне делать, если превратится?
Мавна хоть и привязалась к чёрному козлу, но теперь испытывала странные чувства. Ей было стыдно: всё-таки в козле оказался Раско, а она сперва отталкивала его, потом вела на привязи и обращалась с ним пусть дружелюбно, но вовсе не так, как следовало обращаться с пропавшим и вновь обретённым братом. Вспомнит ли Раско, что она была недостаточно заботлива с ним тогда? Простит ли? И как теперь она сама будет смотреть ему в глаза? Обнадёживало хотя бы то, что Раско вроде бы ничего не помнит. Зато Мавна помнит. И снова – знакомое тягучее чувство вины, прежде успокоившееся где-то под ложечкой, разрослось и заполнило собой всё внутри от живота до горла. Опустив голову на руки, Мавна вздохнула.
Царжа задумчиво обернулась на шкуру и пожала плечами.
– Не знаю пока, что там с превращениями. Но шкуру берегу. Думаешь, я каждый день мальчиков из козлов вытягиваю? Впервые такое.
Они посидели недолго в тишине, поразмышляв каждая о своём. Мавне хотелось ещё расспросить о всяком, но пока она подбирала слова, Царжа поднялась из-за стола и убрала кружки на полку.
– Ну, ступай, девка. Я тоже утомилась, голова трещит. Сама отдохнуть хочу.
Мавна спохватилась. В самом деле, пристала к бедной Царже. Взяв в руку её смуглую ладонь, Мавна поцеловала пальцы с кольцами и снова благодарно прошептала:
– Спасибо тебе. Спасибо. Шир'де ар.
От рук Царжи пахло железом и мазями.
Мавна не помнила, как прошла по проходу, но у крыльца снова так закружилась голова, что она чуть не упала. От волнения, смешанного с облегчением, слегка тошнило. Как теперь объясняться с Раско? Как донести ему, что они не смогут попасть домой? Как сказать, что Илар пропал? Стоит ли говорить с ним об упырях? И где теперь жить? Нужно же и брата кормить, а денег у неё больше не осталось, и путь до дома закрыт нежаками…