Мавна вздохнула и открыла глаза. В этой комнате было чуть темнее, чем в первой, где сейчас спал Раско, но всё равно намного лучше, чем в спальне с незакрывающейся дверью.
– А с Варде что будет? Новая шкурка поможет ему пройти под болота?
– Должна помочь. – Царжа поколебалась, прежде чем продолжить: – Я и сама так хожу иногда. Шкурку наколдовала, вырастила из настоящей лягушки, пришептала к себе и хожу. Ему ещё легче должно быть, дух-то в нём болотный, только тело человечье.
Мавна посмотрела на неё с любопытством. Подумала: стоит ли спросить сейчас или как-нибудь в другой раз? С одной стороны, было неловко, но никто же не тянул Царжу за язык.
– Ты правда была женой болотного царя? Варде сказал.
На удивление, она легко согласилась.
– Была, какая уж тут тайна. Вся слобода знает. Лет тридцать уже прошло. Тогда нежаки не такими были, как сейчас. А под болотами всё так же осталось.
Царжа, конечно, никак не изменилась внешне с того момента, как Мавна впервые её увидела, но теперь казалось, будто в облике колдуньи-райхи и правда проступает что-то нездешнее, словно пряди седины в её чёрной косе – это струи тумана, а родинки на шее – брызги болотного ила. Даже глаза теперь будто бы отливали зеленцой – как у Варде. Мавна поёжилась.
В дверь кто-то вошёл, и Мавна сперва испугалась, услышав тяжёлые шаги, но успокоилась, когда увидела Смородника. Он деловито огляделся и удовлетворённо кивнул.
– Здесь лучше. Первая кровать шире, поэтому я буду тут.
Он сунул Царже несколько монет в ладонь, и Мавне стало спокойнее, что жильё не останется без оплаты.
– Я тебе верну, когда домой приеду. Хлеба продам, – пообещала она, но Смородника это обещание не впечатлило – он вовсе оставил её слова без внимания, а Мавне стало стыдно: выходит, не верит, что на хлебе можно заработать.
Пока Раско спал, они, стараясь не шуметь, перенесли в новые комнаты все свои вещи и, на всякий случай, козлиную шкуру.
С утра среди чародеев вспыхивали ссоры. Бессонная ночь никому не пошла на пользу, все стали ещё раздражительнее, чем были, и Илару с Купавой пришлось взять на себя приготовление еды, потому что за выяснением отношений котлы остались брошенными.
Вокруг города ещё тлели остатки костров, прокатившихся по полям. То тут, то там чернели съёжившиеся тела упырей, и хорошо, что ветер немного разогнал неприятные запахи.
Купава крошила в котёл морковь, плотно сжав губы. Илар понимал, что во время битвы она волновалась за него едва ли не больше, чем он за неё, – надо скорее что-то придумать и устроить её в Озёрье, но упырей будто бы не стало меньше, всё так же бродили костлявыми чудовищами вокруг городской стены.
Кто-то из дозорных выстрелил в одного из упырей – обычной стрелой. Нежак забился и упал, исторгая из пасти чёрное месиво, и это вывело из себя его собратьев: завизжав, несколько упырей бросились на стену, цепляясь когтями и карабкаясь по камням и выше, по брёвнам.
– Помоги им, – не выдержала Малина и окликнула Боярышника. – Сейчас перелезут ведь.
Со стены сыпались стрелы и звучали выкрики дозорных. Боярышник равнодушно наблюдал, привычным движением поглаживая бороду.
– Сами виноваты. Я предпочту поберечь силы для ночи. Вдруг снова нас возьмут в кольцо.
После ночного сражения он чуть раздвинул костры, и стоянка стала пошире. Илар надеялся, что однажды они смогут расширить круг настолько, что он сомкнётся с городскими воротами – тогда Купава могла бы скрыться в Озёрье, а сам он пошёл бы к дозорным, делать то, что у него получается лучше всего после выпечки хлеба – высматривать, стрелять и убивать. Не соревноваться с чародеями и не смешить их бесплодными попытками направить искру в нужную цель.
Малина и Вайда сами зажгли искрой свои стрелы и убили тех упырей, кто уже забрался на городскую стену. Поднялся страшный вой, несколько нежаков кинулись в сторону чародейской стоянки, но и тут их настигли горящие стрелы. Илар хмуро думал: сколько это будет продолжаться? Целыми днями и ночами придётся вот так отбиваться друг от друга, без конца и без края?..
– Мы поедем охотиться, – крикнул светловолосый чародей из отряда Бражника, Лунь. Он седлал коня, и рядом с ним ещё несколько чародеев готовились выезжать. Илар помешивал варево и мрачно наблюдал за ними.
– Ну и дураки, – ответил им Хмель. – По одному вас будет проще сожрать, чем всех вместе за кострами.
– А ты сиди тут, в тепле, и не жалуйся, что вокруг слишком много нежаков. Пока ты задницу греешь, мы пару десятков перебьём, – фыркнула на него Крапива, которая всюду следовала за Лунем. – Дерябу и за кострами сожрали.
– Эй, Бражник! – Хмель свистнул. – Твои там чудят. Собрались выезжать к упырям. Ты бы приглядел за ними, что ли.
Бражник вышел из шатра, сонно щурясь и почёсываясь. Посмотрел, куда указывал Хмель, и махнул рукой.
– Ай, да и в добрый путь. Не маленькие, чтоб я с ними мамкался. Перед Неясытью будут отчитываться, если помрут.
Он хрипло захохотал. Боярышник недовольно скривился, глядя на него.
– Ты настолько не дорожишь своим отрядом? У Неясыти в ратнице много непристроенных выученных чародеев?
Бражник перестал смеяться и пригрозил Боярышнику кривым пальцем.
– Ты бы помолчал. В моём отряде много лет не было ни смертей, ни изгнаний, ни новобранцев. А у тебя что творится? Так что мои поумнее твоих. Потому что я позволяю им делать то, что они сами решат. Ты бы поучился у старших.
Илар втянул голову в плечи, чтоб лишний раз на него не смотрели, а то припомнят убийство Лыка. Не стоит ему нервировать чародеев, которые и так лаются, как собаки, с рассвета.
– Ты сиди молчи, – предостерегла его Купава. – Пускай сами разбираются. И лезть не смей за огни. Если тебя упыри не убьют, то это сделаю я.
Она так грозно сверкнула глазами, что Илар понял: не шутит. Он усмехнулся.
– Ножик под рёбра воткнёшь? Или в котле с похлёбкой утопишь?
– Дошутишься! Задушу.
Купава пихнула его острым локтем в живот – достаточно ощутимо.
Ветер снова подул с полей, принося неприятный запах гари, смешанный с землёй, болотной прелью и вонью от мёртвых упырей. Когда Илар попробовал похлёбку, ему показалось, что от еды теперь тоже воняет затхлым илом и мертвечиной.
Лунь, Крапива и несколько других чародеев с гиканьем ускакали в поля, рассыпая во все стороны горсти искр. По полям покатились алые шары, вновь завизжали упыри, но Илар настолько привык к этим звукам, что они больше не пугали, только будто царапали уши назойливыми иглами. Он прижал к себе Купаву и окликнул остальных, чтобы шли к котлам.
Ближе к вечеру опустившийся туман вдруг окрасился густо-малиновым. Зазвучал рог – протяжно, хрипло, и чародеи вскинули головы.
Со стороны ельника к ним приблизился новый отряд или даже два – Илар не сосчитал. Новые чародеи несли огненные стяги, у каждого всадника череп на седле мигал горящими глазницами. Илар не видел в Кленовом Валу никого из них, но Бражник с Боярышником встали поприветствовать отрядного главу.
– Иволга, и ты с нами решила? – с довольной ухмылкой Бражник подал руку, помогая главе спешиться. Иволга – высокая крепкая чародейка с золотистыми волосами, заплетёнными в две тугие косы, – сделала вид, что не заметила его ладонь, и спрыгнула на землю размашистым движением.
– Решила. – Она сдунула с лица тонкую прядь волос и с прищуром осмотрелась. – Подумала, что вас тут сейчас всех сожрут. Да и поглазеть любопытно.
Чародеи Иволги тоже спешивались, здоровались с отрядами Бражника и с Боярышником, вежливо кивали Илару с Купавой. А когда обе чародейские стоянки соединились и разожгли общие огни, поля вокруг Озёрья взорвались воплями, и прямо через костры со всех сторон хлынули упыри.
К ночи воздух над слободой сгустился, стал горьким и рыжеватым от дыма. Мавна плотнее закрыла окно: не хватало ещё, чтоб Раско надышался и начал кашлять во сне.
Они лежали вместе, как когда-то давно дома: Раско любил приходить к Мавне под бок и болтать, пока глаза не закроются сами собой. Сейчас он молчал – вымотался за день и тихо сопел, отвернувшись к стене.
Из второй комнаты послышался какой-то шум – будто что-то упало – и тихая ругань на райхианском. Мавна прислушалась. Смородник возился у себя, и эти звуки ей совсем не нравились: будто бы он собирался куда-то среди ночи.
Мавна осторожно, чтобы не разбудить Раско, откинула свой край одеяла и ступила босыми ногами на пол. Хотела идти так, но постеснялась и накинула поверх ночного платья платок, запахнув его на груди.
Из окна падал тревожный свет, не просто серебристые отсветы луны, а смешанные с красным заревом. Полоска неба над городом в эту ночь была ещё алее, словно рассечённое горло. Мавна оглянулась на спящего Раско: на его худое плечо, выглядывающее из-под одеяла, тоже падали красные блики.
Она прокралась через комнату и ухватилась за полог, но замерла в раздумьях. Можно ли вот так врываться среди ночи без особых на то причин? Что он подумает про неё? Станет ругаться, разбудит Раско. Во рту стало сухо от волнения, но Мавна всё-таки отодвинула полог и заглянула в комнату.
Смородник стоял лицом к окну, без рубахи, и алый огонёк на столе слегка освещал комнату. Блики падали на спину Смородника, и Мавна сперва испугалась: вся кожа от плеч до поясницы была изрыта глубокими уродливыми шрамами. Но она быстро вспомнила, что он говорил ей тогда, у костра райхи. Про упыря, который напал на мальчишку шестнадцать лет назад.
Наверное, услышав её шаги, Смородник повернулся. Мавна успела разглядеть, что его грудь, плечи и руки тоже покрыты шрамами: тонкими – от чужих ножей, бугристыми – от ожогов, неровными – от когтей и зубов.
– Мавна? – Он нахмурился и быстро схватил рубаху с кровати. Натянул кое-как, не оправляя. – Что случилось?
Она растерянно посмотрела на перевязь с оружием, лежащую на кровати, и на дорожный мешок с распахнутой горловиной. На столе заметила пучки трав и какие-то туески. Горло сдавило от нехорошего предчувствия.