Одну ладонь она оставила у него на лице, а второй скользнула ниже – по шее, мельком проведя по часто бьющейся жилке и дальше, к выступающим ключицам. Здесь уже начинались росчерки шрамов, убегающих под рубаху. Мавне хотелось огладить каждый из них, увидеть все – чтобы он перестал прятаться и стыдливо одеваться при её появлении. Хотелось лучше рассмотреть изувеченную упыриными когтями спину и донести: если тебя не принимали чародеи, то приму я – уже принимаю…
Мавна подалась вперёд и прижалась губами к губам Смородника. Сначала думала, что он оттолкнёт её и тотчас вскочит на ноги, но он замер – всего на миг.
А потом её словно снесло огненным вихрем. Смородник запустил руки в её волосы и поцеловал: жарко, настойчиво, с такой силой и жадностью, что Мавне резко перестало хватать воздуха. Он опрокинул её на кровать, навалившись всем телом – тяжёлым, твёрдым, горячим. Мавна обхватила его за плечи, прижимаясь крепче, и целовала так, как могла и чувствовала: с нежностью и мольбой, вкладывая в каждое движение столько тепла, сколько могла отдать.
Губы Смородника не давали вдохнуть полной грудью, его руки сжимали её тело, и Мавна казалась самой себе слишком мягкой, слишком маленькой, слишком неуклюжей и бестолковой по сравнению с ним: неожиданно стремительным и сносящим с ног, как стихия. Голову заполнял горячий туман, сердце колотилось как бешеное, и хотелось снова и снова ловить его губы своими, прижиматься крепче, снять с него рубаху и чувствовать кожу обнажённой кожей.
Внезапно Смородник перекатился на бок, поднялся с кровати и встал, прижавшись лбом к стене. Его грудь тяжело вздымалась.
Мавна непонимающе села, стыдливо одёрнула платье и заправила волосы за уши. Горячий туман в голове вновь сменился звенящей тревогой. Нашарив упавший платок, она набросила его на плечо, стараясь закрыться как можно плотнее.
– Что случилось?
Она понимала, как глупо звучит. Конечно, он не собирался отступать от своих целей ради неё – нелепой деревенской дурёхи. Раз уж такая красавица, как Лунница не смогла его удержать, то куда уж Мавне…
Смородник молча мотнул головой, рассеянно провёл рукой по шее – там, где совсем недавно его гладили пальцы Мавны.
Наспех побросав травы, туески и оружие в мешок, он широким шагом вышел за полог – даже не взглянув на прощание и ничего не сказав.
– Угли хотя бы возьми, – глухо бросила Мавна.
Она пошла следом, к кровати Раско, и, покопавшись в своих вещах, достала давно остывшие угли Ражда, завёрнутые в тряпицу, и не глядя сунула в руки Смородника.
– Мавна! – позвал Раско и сел на своей постели. – Мы куда-то идём?
– Никуда мы не идём, – ответила она резко и вытерла глаза. – Спи давай.
Смородник взял свёрток – тоже не глядя на неё, так быстро, словно боялся обжечься, ненароком коснувшись её пальцев. Не оборачиваясь, прошёл к двери, на ходу мельком кивнув Раско, и вышел.
Стало так тихо, что голос Раско казался слишком громким и звонким, до головной боли.
– Куда он пошёл? Мы ему не понравились? Он больше не вернётся? А мы с ним не пойдём?
– Спи-спи, – шикнула Мавна. – Ещё ночь. Утром поговорим.
Раско повертел ещё головой и снова лёг, недовольно пыхтя.
Мавна не сразу заставила себя пошевелиться. Приятного жара в теле как не бывало: она снова казалась себе замёрзшей и неповоротливой. Доковыляв до окна, она прислонилась лбом к стеклу.
Как назло, отсюда прекрасно был виден двор, и она смотрела, как Смородник, закончив запрягать своего коня, ненадолго замер, уткнувшись лицом в гриву. Затем резким движением вскочил в седло, на котором белел козлиный череп с отломанным рогом, и кинул быстрый взгляд в сторону окна. Наверное, ему было видно лишь неясное красное свечение от огонька, который так и остался гореть на столе. Мавна задержала дыхание, и слеза скатилась по щеке.
Решительно отвернувшись, Смородник пустил коня галопом в сторону ворот.
Глава 16Отголоски старого колдовства
Упыри лезли на поляну, бросаясь прямо в защитные костры – визжали, корчились, сгорали заживо, заполняя всё вокруг смрадным чёрным дымом, но продолжали кидаться к чародеям. Илар схватил Купаву под локти и бегом оттащил в шатёр – самый большой, что был посередине стоянки: сюда упыри доберутся в последнюю очередь, сперва им придётся продраться через костры и чародеев, выстроившихся в кольцо.
– Обещай, что даже за полог не выглянешь, – сказал он, сжав лицо Купавы в ладонях. Она кинула быстрый взгляд за его плечо, где сквозь приоткрытый полог виднелись костры, и снова посмотрела на Илара с упрямством, которое совсем ему не нравилось. – Прошу тебя. Сиди тихо.
Она кивнула, поджав губы. Только сейчас он заметил, какая Купава уставшая и бледная – она никогда не жаловалась вслух и не говорила, как боится или переживает, но теперь он ясно увидел: ни один день после того, как они покинули дом, не прошёл для неё спокойно. Илар поцеловал её в лоб, прижал к себе – на минуту, не дольше, схватил из чародейских запасов короткий меч и выбежал обратно, под дым, вопли, пламя и смрад.
Если он ещё способен убивать упырей, то он будет делать это – до тех пор, пока все эти твари не сдохнут, – ради покоя его жены, ради пропавшей сестры и памяти погибшего брата.
Вокруг шатра чародеи замкнули кольцо, запалив огни на оружии. Упыри с воплями носились по лагерю – когда одних поражало пламя, сквозь бреши в кострах прорывались другие. Чародеи заметно выдыхались, и костры у многих уже не получались высокими и жаркими. Илар зарычал и направил все усилия, чтобы разбередить искру, но не полыхнуть без цели, а разжечь клинок. Чародеи складывали пальцы в щепоть и трогали сперва лоб, потом грудь, а затем – оружие. Илар попробовал так же – в первый раз просто метнулась красная молния и погасла, ударив в землю. Вокруг него всё визжало, кричало, взрывалось и падало, упыри набрасывались на чародеев, метясь в шеи и лица, чародеи рубили палашами, метали живое пламя и горящие ножи со стрелами.
Со второй попытки ему удалось зажечь меч – лезвие полыхнуло белым, осветив землю вокруг, а потом загорелось ровным красным светом.
Рядом с Иларом закричал и упал чародей: когтистая лапа упыря схватила его за щиколотку, высунувшись прямо из-под земли. Илар рубанул по лапе, и кисть с когтями покатилась, чернея и сморщиваясь на глазах.
На Илара тоже набросились, сбили с ног. Он упал, ударившись спиной, и махнул мечом по плечу упыря. Нежак завизжал, Илар перекатился под ним и вспорол ему брюхо. На руки брызнула чёрная жижа – не будь у Илара разбуженной искры, кожа покрылась бы болезненными волдырями.
Боярышник бился сразу с целой стаей, окружившей его, и неплохо справлялся: пламя взвивалось, кружило вихрем, и упыри с воплями сгорали в нём. Илар поднялся, ударил мечом бежавшего навстречу упыря, затем – ещё одного и ещё…
Он махал, рубил, сёк, падал, перекатывался по земле, вскакивал на ноги, чтобы снова биться. В ушах всё сливалось в единый монотонный шум: рокот пламени, треск искр, звук раздираемой плоти и ломающихся костей, крики чародеев, вопли упырей, предсмертные хрипы и тех и других. От дыма щипало в глазах и в носу, огонь вспыхивал повсюду, мельтешили тела – и непонятно было, в какой стороне лес, в какой – городская стена и где защитные костры вокруг стоянки, а где полыхает от того, что искра ударила в землю.
Кровь неслась по венам, стучала в висках, в груди клокотало, и с рук Илара нет-нет да срывались непрошеные всполохи. Он боялся, что попадёт в чародеев – не знал, какой вред способен причинить им этот огонь, и не собирался проверять. Зато меч пылал ровно и яростно, и упыри от его ударов съёживались чёрными комьями, едва успев взвизгнуть и обдать лезвие своей кровью.
Те чародеи, которые днём ускакали охотиться, так и не вернулись. Илар понимал: упырей больше в сотни раз, и двум отрядам тяжело им противостоять. От зажжённых стрел костры теперь пылали и вокруг стоянки, на полях и болотах, ещё немного – и дойдёт до городской стены. Дым всё гуще затягивал Озёрские предместья, всё краснее и ярче светилось вокруг, и дышать становилось труднее и труднее.
Илар потерял счёт времени. Наверняка они бились уже не один час, но легче не становилось. Упыри всё бежали и бежали откуда-то, по меньшей мере шестеро чародеев лежали на земле убитые. Сил у многих почти не оставалось.
– Сжечь бы всё! – взревел Бражник, отбиваясь сразу от нескольких тварей. – Боярышник! Давай! Зови Иволгу!
– Нас троих не хватит! – откликнулся он откуда-то через дымную завесу. – Если жечь, то всем! Нужны ещё отрядные главы! И ратные.
Они перекрикивались сквозь вопли и шум, в перерывах между ударами. Полыхнуло, потом снова и снова – вдалеке, под городскими воротами, громко завизжали на дюжину голосов.
Илар кашлял, горло саднило от дыма, одежда вся покрылась чёрными брызгами. Волосы слиплись и падали на глаза, по лбу градом катился пот. Мышцы на руках сводило от бесконечных замахов и ударов, рёбра ныли от падений, где-то на плечах пекло от упыриных когтей. Спустя время нежаков наконец-то поубавилось, новые стаи перестали ломиться через костры, но всё равно их ещё немало носилось по лагерю.
Илар едва держался на ногах. С горящего лезвия стекала вязкая чёрная жижа, лёгкие горели. Узнать бы, как там сейчас Купава? Он обернулся на шатёр – вроде бы цел и невредим…
Сбоку на Илара кинулся упырь, метясь жёлтыми зубами в лицо. Илар замахнулся, ударил мечом ему по плечу, но упырь только развизжался до рези в ушах.
Краем глаза Илар видел, как прямо сквозь стену костров на поляну ворвался всадник, подняв ворох искр. На ходу метнул в упыря огненный хлыст, раскроив нежака пополам вдоль хребта – тот почернел и обмяк поверх Илара. Прокатил несколько пылающих шаров, которые поразили ещё троих упырей, – те резко смолкли, осыпавшись на землю грудами чёрной съёжившейся плоти. Всадник спрыгнул с коня и остановился, тяжело дыша, а на ладонях у него ещё пылали сгустки пламени, мерцающие неровно, от алого до белого. Илар перекатился на бок и поднялся на ноги.