Илар не верил своим ушам. Это звучало, как злая шутка, – но в то же время так светло и прекрасно, как его самые смелые мечты. Сколько раз он мечтал о том, чтобы с Мавной всё было хорошо? А о Раско? Уже и надеяться перестал, почти смирился с его гибелью, хотя вслух себе не признавался.
Долго выдохнув, он снова сел на землю.
– Как ты прошёл от ворот? Как тебя выпустили привратники и не тронули упыри?
Смородник задумчиво обернулся на Озёрье, будто только сейчас понял, что для других выйти из города было непростой задачей. С неохотой он снял какой-то свёрток с седла – висел рядом с козлиным черепом – и осторожно развернул, показывая Илару.
– Что это?
– Угли райхи. – Смородник сказал это тихо, будто стыдясь. Илар и без того догадался, что тот либо сам из народа райхи, либо наполовину, и удивился, что он решил использовать искру, а не их кровное колдовство. Но промолчал.
– И что ты с ними делаешь?
Илар протянул руку, но Смородник снова завернул угли – давно холодные – в тряпицу и спрятал за пазухой.
– Ничего. Они делают меня невидимым для нежаков, только и всего. А как вышел из города… – Он дёрнул плечом. – Скажем так: угрозы всегда действуют.
Глядя в сторону шатров, Илар видел, как у общих костров ходит Купава, собирая пустые миски. Она отнесла их к краю стоянки, к мелкому ручью, почти незаметному за заросшими травой берегами. Илар махнул рукой, чтобы она видела, где он. Кивнув, она подобрала юбку на бёдрах и подбежала к нему.
– Доброй ночи, – настороженно поздоровалась со Смородником. Тот натянуто улыбнулся уголком рта.
– Купава. – Илар встал, приобнял её за плечи и качнул головой в сторону чародея. Тот ещё сильнее ссутулился, словно такое пристальное внимание было ему неприятно. – Этот парень знает Мавну. Она в Озёрье, ты можешь себе представить? И Раско с ней. У него есть угли, которые сбивают с толку нежаков.
Глаза Купавы расширились. Она неверяще посмотрела на Илара, потом – на Смородника – и снова на Илара.
– Ты шутишь? Мавна? В Озёрье? Ты уверен?
Смородник недовольно вздохнул и хмуро зыркнул на них исподлобья.
– Вы в ваших Сонных Топях все такие упёртые? Я, по-вашему, очень похож на шутника?
Он оскалился – беззлобно, скорее устало и вымученно. Склонился над своим костерком так низко, что кончики длинных волос едва не касались пламени, и сцепил руки перед собой в замок.
– Отвези нас, – попросила Купава. Она присела напротив Смородника и протянула руку, будто хотела дружелюбно коснуться его, но он отодвинулся подальше. – Ты можешь?
Илар и сам хотел попросить о том же – конечно, он не стал бы отпускать Купаву одну с этим чародеем, да и слишком уж – до дрожи во всём теле – хотелось собственными глазами убедиться, что он не врёт. Обнять Мавну и Раско – узнает ли его братишка? Убедиться, что с ними всё хорошо. Звучало невероятно, до головокружения невероятно. Илар решил: если чародей обманывает, он его убьёт.
Красное зарево вокруг города бледнело, рассеивалось в предрассветном сером мареве. Илар потёр нос – он так привык к вони гари и упыриных тел, что удивился, когда подул свежий ветер.
– Позже, – отрезал Смородник. – Вы хотите заявиться к ней в такую рань? Головами подумайте. – Он постучал себя по виску, будто Илар и Купава без этого уточнения не могли бы понять. – Ещё почти ночь, они с Раско спят. А тут – вы. Она знать не знает, где вы. Распереживается, не выспится. Утром отвезу, так и быть. Терпите.
Купава радостно завизжала и чуть не кинулась расцеловывать Смородника, но тот не дался. Илар выдохнул. Если этот чародей соврал, то горько пожалеет о своей лжи. Если сказал правду – значит, они увидятся с Мавной и Раско, а у Купавы появится возможность остаться под защитой городских стен.
Покровители, пусть будет так.
Той ночью Раско скоро успокоился и заснул, а Мавна лежала на краю кровати и безучастно смотрела, как за окном алеет зарево, с каждым часом становясь всё бледнее.
Ей хотелось сгрести Раско в охапку, уткнуться лицом в его волосы, пропахшие мазями Царжи, но она боялась, что тогда он не выспится и выздоровление пройдёт хуже. Хватит им одной неспящей.
Смородник был прав: она вышла из дома, чтобы найти брата. И она его нашла – сопит себе под боком, живой и тёплый, настоящий мальчишка, не козёл. Тогда почему ей кажется, что всё равно что-то потеряно?
И думалось: а вспоминал ли Смородник своего брата так же часто, как Мавна вспоминала Раско?..
Лежать без одеяла становилось прохладно, но Мавна не находила в себе сил, чтобы укрыться. Она кляла себя за глупость: ну почему посмела вообразить, что Смородник может оставаться с ней всё время, пока она не вернётся домой? Он ведь не её собачка. Конечно, он помогал ей только из-за наказа Сенницы. И тут же уехал обратно – когда закончил начатое. А Мавна, деревенская пекарка, полезла со своими глупостями…
Хотелось ненавидеть себя за все нелепые вольности – все прикосновения, которые ему всегда были неприятны. За глупые поцелуи в щёку – ну разве её кто-то просил? Зачем надо было лезть? Что она себе возомнила? Что может кому-то понравиться? Что её внимание будет кому-то приятно? Нет, конечно. Точно не Смороднику.
Но, с другой стороны, на тот, настоящий, поцелуй он ответил с неожиданным жаром. От воспоминаний Мавну бросило в дрожь, она будто снова ощутила на себе его руки и губы – горячее, чем у тех парней, с кем она целовалась раньше.
«Наверное, он просто вспомнил, как его целовала та красивая чародейка, – горько подумала Мавна. – Представил, что я – это она».
В мыслях, как назло, нарисовались непрошено-яркие картины: Смородник и Лунница в соседней комнате, на узкой постели, и звёздный свет падает на их тела.
Мавна протяжно выдохнула. Ухватила себя за кожу на предплечье и щипнула, выворачивая до тянущей боли.
Покровители с ней, с той чародейкой. А что, если Смородника убьют? Или уже убили?.. Там упыри, там чародейские отряды. И те и другие с удовольствием лишат его жизни.
От бессилия хотелось тихо выть, но нельзя было будить Раско – поэтому Мавна щипала и щипала себя, пока из глаз не полились слёзы.
Если бы она поехала со Смородником, смогла бы его защитить?
Конечно, нет. Но могла хотя бы увидеть его в последний раз.
Было бы ей от этого легче?
Вряд ли.
А Варде? Что там с бедным Варде? Неужели и с ним больше никогда не увидятся? Его ведь тоже могут убить и упыри, и чародеи. И даже люди – дозорные.
Ведь и Илар, получается, тоже бродит где-то неприкаянный. У него нет ни искры, готовой спалить всё вокруг, ни лягушачьей шкурки, которая проведёт под болота. У него ничего нет – даже мозгов, только крепкие кулаки и много ярости.
Покровители, да что же за мужчины достались ей в жизни?
Она медленно повернулась, чтобы посмотреть на Раско. Он безмятежно спал, пока ещё такой маленький и безобидный – без искры, без шкурки, без оружия и кулаков. Просто мальчик, ни разу в жизни ещё не встрявший в драку, не державший в руках ни ножей, ни луков. Не разжигавший искру в груди. Не убивавший упырей или других людей.
«Покровители, пошлите ему счастливую жизнь. Пусть на его долю не выпадет ни войн, ни несчастий. Пусть он найдёт своё место и всегда будет там, пусть у него будет дом и крепкая семья, пусть не тревожится за близких так, как мы тревожились за него…»
Она помолилась за Раско. Потом – за Илара, за Варде и за Смородника. И снова – за Раско. Уткнувшись в простыню, шептала по кругу одни и те же слова, меняя лишь имена. Шептала до тех пор, пока слова не начали казаться полнейшей бессмыслицей.
Небо за окном сперва порозовело, потом стало светло-серым и, наконец, золотым.
Наступал новый день, и ещё никогда Мавна не чувствовала себя такой потерянной. Одна, в чужом городе, с больным маленьким братом. Шмыгнув носом, она подумала, что нужно было бы ещё попросить у Покровителей сил для самой себя, но в голове стоял такой густой туман и так звенело от пустой беспомощности, что она просто закрыла глаза и перевернулась на другой бок, осторожно прижавшись к Раско.
Раско проснулся бодрым и весёлым, перво-наперво попросил крови и только потом соскочил с кровати. Мавна так и не сомкнула глаз, и сейчас голова казалась просто чугунной. Кое-как она переплела волосы и умылась, надела платье под неунывающий щебет брата.
– Мавна-а! А отсюда так улицу видно! Мавна-а! А мы пойдём гулять? А где моя дудочка?
– Давай сегодня без дудочки. – Мавна присела напротив Раско и взяла его за руку. – Пойдём к Царже сходим. Тебе, наверное, надо отвар выпить. Как себя чувствуешь?
Раско попытался вывернуться, смешно сморщил нос, который начал слегка покрываться веснушками.
– Пусти! Я – хорошо. Хочу гулять. И дудочку.
Мавна сдалась, достала ему дудочку из мешка, приготовившись весь день слушать звуки, похожие на чьи-то предсмертные хрипы. Раско радостно дунул – ну, конечно, урок Смородника не пошёл его игре на пользу.
У Царжи сидел посетитель – незнакомый молодой райхи, который тут же ушёл, собрав какие-то мази в узелок. Кивнул в дверях Мавне с Раско и что-то сказал – Мавна не поняла слов.
– Можно?
Прежде, чем Царжа ответила, Раско забежал в комнату и с размаху плюхнулся на кровать, где он спал в первые дни. Царжа стояла у полок и перебирала туески, по очереди заглядывая в каждый и решая, что высыпать, а что оставить. Обернувшись на Мавну, она указала за стол.
– Садись, девочка. Как поживаешь?
Мавна села на краешек стула, охватив себя за плечи. По правде говоря, не хотелось разговаривать с Царжей – да и ни с кем, кроме Раско, но молчать было бы невежливо.
– Хорошо, спасибо, – бесцветно выдавила она.
– Чай будешь?
– Буду, спасибо.
Царжа закончила с туесками и принесла с печи котелок. Мавна безучастно наблюдала, как она достаёт кружки и разливает душистый отвар. Несколько капель упали на скатерть, расплывшись желтоватыми разводами. Запахло брусничным листом, шалфеем и морошкой – так до боли знакомо, как пахло дома. И у Купавы, если вечерами они собирались посплетничать с тарелкой пряников и пастилы.