Ей пришлось забрать отца и провести с собой под болота – царь пообещал, что отец ничего не вспомнит, когда вернётся потом домой. Хотелось бы верить, потому что отец теперь всё время сидел в одной из изб и тосковал, но царь и некоторые нежаки говорили, что новоприбывшие живые всегда поначалу так привыкают к болотам.
Оставив отца в уютном полумраке дома, Агне с удивлением обнаружила Варде – того самого упыря, которого повстречала в корчме, когда у него сожгли шкурку. Варде сидел на скамье у одного из пустых дворов и наблюдал, как на улице играют дети – нежицкие и те, которых утянули сюда живыми. Агне подошла ближе, с любопытством разглядывая его. Варде больше не был похож на помесь человека и чудовища, как в прошлую встречу, глаза из чёрных сделались бледно-зелёными, и в целом, если не знать, он с лёгкостью сошёл бы за простого деревенского парня, присевшего отдохнуть.
– Как ты сюда попал? – спросила Агне, усаживаясь рядом.
Варде вздрогнул и повернул к ней голову.
– А, дочка корчмаря. Привет.
Агне улыбнулась себе под нос. В прошлый раз он пытался убедить её, что она всё равно упырица, пусть и цепляющаяся за человеческое прошлое.
Молча приподняв край рубахи, Варде показал шкурку, которую он закрепил на тонком пояске и спрятал под одеждой. Что ж, видимо, стал предусмотрительнее. Новая шкурка показалась Агне какой-то мелкой и слишком зелёной, будто ненастоящей, но главное, чтобы самому Варде подходила.
– Где ты её взял?
– У тебя своя есть. – Варде хитро улыбнулся.
– Ой, ну и не говори. Больно надо.
Они посидели молча. Улицы были почти пусты – Туманный город стал тоскливым и заброшенным, большинство нежаков ушли на поверхность – охотиться на чародеев, окружать людские города и сеять смерть на дорогах. Агне холодела при мысли, что всё, что она любила при жизни, теперь стало опасным и жутким. Нет больше просторных дорог, по которым можно спокойно проехать до темноты. Нет беззаботных деревень, где частокола и пары крепких мужчин достаточно для защиты. Нет больше шумных торгов, куда съезжались со всех весей. Нет больше хмельных праздников у высоких костров, таких, какие разжигали на Русалий день, – и вся нечисть тогда повиновалась, давала людям передышку.
Вокруг корчмы тоже постоянно бродили нежаки, и никто не мог пообещать ей, что отец будет в безопасности. Агне теперь думала: а стоило ли так держаться за жизнь, если она вся настолько перевернулась и больше не похожа на прежнюю? Спросить бы Варде. Он вроде бы тоже хотел вернуться к своим. Но, кажется, так и не решился.
– Мне помогла колдунья-райхи, – тихо сказал Варде, опережая её вопрос. – В Озёрье. В Чумной слободе. Вырастила мне новую шкурку. И убила мою нежицкую сущность.
Агне посмотрела на него, как на умалишённого.
– Разве так бывает?
Поведя худыми плечами, Варде протянул руку и задумчиво сорвал ветку бузины. Повертел, обрывая листочки.
– Я и сам не знал. Но, оказывается, бывает. Я могу больше не охотиться. Просто душа болотника, занявшая тело погибшего парня. И его воспоминания. Вперемешку со своими, болотными… – Он протяжно вздохнул, откинувшись затылком на стену дома. – Колдунья взяла с меня обещание. Она мне помогла, чтобы и я кому-то помог, если в том возникнет необходимость. Со шкуркой я могу проводить под болота – так же, как все вы.
Агне заворожили его слова. Если вся эта заварушка с чародеями закончится и она выживет, то, может, тоже сходить к этой райхи?.. Избавиться от облика кровожадного чудовища. Это уже похоже на жизнь человека. Пусть останется болотный дух в теле, хранящем воспоминания, – всё лучше, чем считать себя виновницей всего творящегося в уделах ужаса.
Они тогда с Варде поговорили недолго – и скоро разошлись. И сколько же всего изменилось за пару дней…
Сегодня Агне тоже застала Варде в городе. Но улицы уже не были пустыми и тихими: всюду стоял тревожный ропот, а на площади и вовсе голоса сливались в протяжный вой.
Небо над площадью стало цвета свежей крови – наверняка и болота над городом все пропитались ей, чёрно-нежицкой вместе с чародейской. Нежаки отдыхали после битвы – если это можно было назвать отдыхом. Они сидели или лежали на площади, измотанные, израненные, с ожогами от чародейского пламени и ранами от простого оружия. Сейчас они выглядели как люди, но Агне знала, что ещё недавно большинство из них оставались в обликах смертоносных чудовищ с клыкастыми пастями. А сколько не вернулось? Не счесть.
Многие нежаки оплакивали своих погибших – выли, подняв головы к небу. От протяжного плача оба сердца пропустили удар. Агне съёжилась, боясь представить, что происходит там, над болотами.
Кто-то бросился к ней, прижался к груди и зарыдал – Агне так погрузилась в свои мысли, что не сразу узнала Луче.
– Калех?.. – выдохнула Агне.
Луче не ответила, но по её рыданиям и так всё было ясно.
Варде тоже был здесь, но стоял в стороне, задумчивый и бледный. Агне обняла Луче за плечи и отвела её к скамейке у плетёного забора. Усадила и прижалась лбом к её лбу.
– Не ходи туда больше. Не бейся. Если все прекратят биться и останутся здесь, никто из нас больше не погибнет.
Луче подняла на неё глаза: не дикие, как обычно, а красные от слёз и полные горя.
– Они сожгли его заживо, Агне. После этого я должна перестать биться? Не должна отгрызть голову каждой огненной сволочи? Что ты говоришь?
Агне сжала её плечо и мотнула головой в сторону площади.
– Посмотри вокруг. Нас стало так мало, как никогда не было. И если чародеи перестанут ссориться и соберутся вместе, то нас вовсе не останется. Все погибнем.
– А вот он убивал нас тоже! Он заодно с чародеями! – выкрикнул кто-то из нежаков. Агне быстро развернулась и увидела, что нежак указывает пальцем на Варде. Многие вытягивали шеи, чтобы разглядеть, о ком речь.
К удивлению Агне, Варде не стал огрызаться или оправдываться. Сунув руки в карманы, он вышел вперёд, ближе к церкви.
– Я никогда не нападал первым. И вы, в свою очередь, тоже пытались убить меня – своего. Но могли бы не трогать нас и дать спокойно пройти.
Несколько ближайших нежаков ощерились, развернулись к Варде, готовые наброситься. Во рту у Агне стало сухо, оба сердца часто застучали: не хватало ещё сцепиться прямо тут, друг с другом…
– Успокойтесь, дети.
Со стороны церкви со вздохом показался болотный царь – в облике пожилого мужчины с короткой тёмной бородой. Он шёл и говорил тихо, но по площади будто прокатился прохладный ветер, забираясь под одежду. Нежаки замолчали, теперь слышались только всхлипы скорбящих.
Тяжёлой поступью царь вышел на площадь и обвёл помутневшим взглядом собравшихся. С неба полыхнуло сильнее, и он поднял кверху осунувшееся лицо, на которое падали блики, алые с белым.
– Если мы начнём биться сами с собой, то кто будет биться за нас?
Он спросил это с горечью, мигом отразившейся на лицах нежаков. Луче перестала дрожать, приникла к Агне всем телом – напряжённая и настороженная, как настоящая хищница.
– Помолитесь за погибших. – Царь указал на церковь с заколоченными окнами, где никогда не проводились службы в честь Покровителей. – Они теперь спокойны. Они не чудовища больше. Не обречённые на сожжение. Им больше не нужно убивать, чтобы жить. Я мог бы породить ещё тысячи болотников – разделить себя на мелкие части. Они прошли бы тот же путь, что и вы, – чтобы всё повторилось вновь. Вы желали бы своим братьям и сёстрам погибать в пламени?
– Не желаем. Потому и убиваем чародейскую заразу, – злобно выкрикнул рыжеволосый нежак, имени которого Агне не знала.
Болотный царь вновь перевёл взгляд на своих детей, прошёл вперёд и тяжело, надсадно вздохнул. Агне показалось, что от его вздоха по городу прокатился холодный ветер.
– Люди за это время вырастят в себе столько искр, что чародейских ратей станет не двенадцать по двенадцать отрядов, а сотня по сотне. Не останется удельских простых людей, всё сольётся в бойню без конца.
Рыжий нежак не унимался. На плече у него чернела рана с обожжёнными краями, а глаза пылали яростью, точно угли.
– Нам осталось немного, отец! Мы их убиваем. Позволь довести дело до конца, ещё недолго. И чародеев не останется вовсе.
– Не останется тех, что служат в отрядах. А сколько юнцов, начавших обучение, прячутся по ратницам? Сколько в деревнях живёт горячих голов, готовых вырастить в себе искру? Вы ведь знаете, в уделах многие на это способны. Пламя не стихнет, пока не выжжет нас под корень. До самого конца.
Будто в подтверждение его слов с неба посыпались искры. Толща воды над Туманным городом словно раскололась, как стекло, впустив резкий запах дыма. Нежаки с шипением вскочили – кто мог – и разбежались к дальним краям площади, а искры, упав на мостовую, оставили на ней обугленные следы.
Царь задумчиво посмотрел наверх. Агне уже испугалась, что брешь останется навечно, но разлом затянулся, как края раны, и всё снова стало по-прежнему: только вспышки и отголоски бушующих на поверхности пожаров.
Она беспомощно повернула голову и встретилась взглядом с Варде. Тот стиснул челюсти и едва заметно кивнул – будто сам своим мыслям.
Мавна вышла за Лирушем и спустилась с крыльца, туго стягивая концы платка. В голове всё перемешалось, и после бессонной ночи услышать от Царжи всё то, что та поведала, было тяжело, а ещё тяжелее – осознать и принять. Мысли путались, кровь шумела в ушах. Хотелось сидеть где-то в сторонке и чтобы никто не мешал, но Лируш так настойчиво её подгонял, что оставалось только послушно перебирать ногами и не отставать.
Оказавшись на улице, Мавна на минуту перестала понимать, кто она и где находится. В глазах потемнело, и она не сразу услышала, что Лируш мягко зовёт её по имени.
– А? Прости. – Мавна смутилась.
– Всё в порядке? Ты хорошо себя чувствуешь? Может, в кабак пойдём? Если не хочешь, я скажу им, что тут нет никакой Мавны.
Лируш легонько тронул её за локоть и участливо заглянул в лицо. Мавна сжала губы и помотала головой. Чувствовала она себя ужасно: была бы её воля, упала бы на кровать вниз лицом и пролежала так до следующего утра. Или до тех пор, пока не закончится битва с упырями. Но что подумает Лируш, если Мавна сейчас покажет, какая она нелепая и слабая? И так наверняка уже успел посмеяться над её глупостью и неуклюжестью, когда они танцевали.