– Илар? Какого…
– Там! – Илар прохрипел, указывая за лагерь. – И там. Чародеи идут – огромная рать. А из болот выползают новые души.
Смородник вздёрнул верхнюю губу, обнажая зубы. Метнул быстрый взгляд туда, куда указал Илар. Ударил в ладони, высекая плотное облако искр, и направил его к приближающимся упырям.
– Идём, – бросил он.
Илар подал ему руку, на ходу помогая запрыгнуть на коня. Лагерь был недалеко, и скоро Смородник так же на ходу, не дожидаясь остановки, спрыгнул на землю и перекатился, по-кошачьи ловко вскакивая на ноги. Илар фыркнул: как ещё до сих пор ничего себе не переломал, носится как сумасшедший по болотам.
Движением руки Смородник расширил проход между защитными кострами, чтобы Илар мог зайти за них. Быстро вывел и подготовил своего коня. Проверил оружие и закрепил козлиный череп на седле.
– Угольки-то остались? – хрипло спросил Илар, снова закашлявшись от дыма.
Смородник сунул руку в мешок и достал свёрток. Пристроил у себя за пазухой.
– Остались.
– Так ты без них дерёшься? Жить надоело?
Илар так вымотался, что хотелось ворчать хоть на кого-то – ну а тут уж сами Покровители велели. Где это видано – иметь защиту, но не пользоваться ей?
– А как меня упыри тогда увидят, умник?
– Главное, что ты их будешь видеть.
– Я не бью беспомощных, – фыркнул Смородник и легко вскочил на своего тонконогого высокого коня. – Веди, пекарь.
Илар спохватился и кинул Смороднику один из самострелов со снарядами. Он поймал и с восхищением осмотрел оружие.
– Откуда богатство?
– Взял в башне. Я, конечно, понимаю, что ты слишком горяч для металла, но, подумал, пригодится.
Позади лагеря разгоралось ярчайшее зарево, словно солнце всходило с неправильной стороны. Илар пытался понять, где именно он видел разлом в болотах. Кажется, если стоять лицом к лагерю, то это примерно…
– Туда, – мотнул он головой и вдавил пятки в бока коня.
Они обогнули городские стены по полю и поскакали дальше, к топям. Чем дальше от города, тем меньше встречалось упырей, но тем гуще затягивал туман.
– Там!
Илар указал на белёсую завесу. Наконец-то стало видно, как туманный столб выползает из-под топкого озерца – длинного и узкого, будто бы бурлящего.
Резко остановив коня, Илар спрыгнул на землю. Смородник спешился рядом и первым делом сунул грязные руки в лужу, отмывая пальцы от сажи.
– Зажги мне стрелы, – попросил Илар. – Я пойду на дно.
Смородник посмотрел на него с замешательством.
– Ты? На дно? Каким образом?
Илар мотнул головой на озерцо с выходящим столбом тумана.
– Я уже пробовал. Нырну к царю. И убью его. Это он плодит новые души. И старые через него проходят. Бесконечно. Мы зря проливаем кровь и тратим силы. Это никогда не закончится, если не сжечь все Уделы. Или если не убить царя.
Смородник сидел на земле, переводя дух. Наконец-то Илар увидел своими глазами, что и он тоже может устать. Острые скулы очертились резче, чёрные глаза по-прежнему дико сверкали, но выражение уже было затравленным, а не решительным. Илару стало стыдно: он со своей искрой едва зажёг пару стрел, весь вспотел, а тут – столько ночей изливать из себя бушующие потоки пламени и оставаться в строю. Должно быть, это невероятно изматывает.
– Это не закончится, – хрипло согласился Смородник. – Все друг друга перебьём. Кто-то раньше, кто-то позже.
– Не хотелось бы, – буркнул Илар.
Он тоже присел на землю. Это было так странно – сидеть на мокрой топкой земле и не биться, когда позади всё грохочет и взрывается – криками, вспышками, рыком. Мимо них проплывали болотные души – дальше, к месту битвы. В нескольких из них Смородник стрельнул горстями искр, но новые потоки тумана стали облетать выше по небу, смешиваясь со стелящимся дымом.
– Ты не сможешь попасть вниз. – Смородник хлопнул Илара по плечу. – В тебе есть искра, но нет того, что туда проведёт. Спасибо, что увидел и показал. А то я всё думал, где лучше проникнуть. И за самострел тоже спасибо. Давно мечтал.
– Но что-то ведь могу сделать. Если выстрелить прямо в этот туман? Если царя позвать на битву? Он же мужчина. Должен откликнуться.
Смородник отрывисто хохотнул.
– Серьёзно? Мужской разговор с чудовищем? Ты меня поражаешь, пекарь.
Илар хотел обидеться и попросить Смородника называть его по имени, а не «пекарем», но не стал.
– Ну так давай ты меня прикроешь от нежаков, а я его позову. У меня вот это есть. – Илар весомо подкинул в руке топор с пылающим лезвием. – А если не получится, ты своей искрой мне поможешь. Она у тебя сильная.
Смородник смотрел на него с замешательством, как на ребёнка, говорящего чушь. Илар ещё раз показал ему свой топор и самострел.
– Ладно. – Смородник фыркнул, обтёр мокрые руки о штаны и поднялся на ноги. – Береги угли. Понадобятся.
Он достал свой свёрток и протянул Илару. Илар взял тряпицу с углями, ничего не понимая.
Он смотрел, как Смородник отвязывает от седла череп и крепит на своём поясе. Как, погладив коня по морде – с неожиданной нежностью, вовсе не похожей на порывистые неистовые движения рук, когда он колдовал, – шепчет что-то на чёрное ухо и мягко улыбается.
– Я что-то не понял. – Илар взъерошил волосы. – Что ты делаешь? И раз я не смогу туда попасть, то зачем…
– Зато я смогу. – Смородник потёр рану на шее, подошёл к Илару и вновь хлопнул его по плечу. Хмурое лицо стало сосредоточенным и серьёзным. – Береги Мавну. Она у тебя чудесная. И Раско тоже.
Илар не успел ничего ответить. Отвернувшись, Смородник с разбега прыгнул в топь, прямо в середину вытекающего туманного облака. Чёрная вязкая жидкость сомкнулась над его головой, задрожала кругами и вспенилась. Илар окликнул его, но было поздно.
Купава молча согласилась, когда Мавна глухим от тревоги голосом предложила им зайти в церковь, что стояла на площади в начале слободы. Сперва уложили Раско спать – в церкви ему стало бы скучно, а смущать прихожан его игрой на дудке и постоянными вопросами было бы неловко – они все втроём и без того тут чужие, им бы сидеть тихо и не раздражать никого лишний раз.
Купава завязала под подбородком концы своего платка – синего с белыми и жёлтыми цветами. Мавна тоже набросила свой, красный с горчичным. В комнате, где спала Купава, до сих пор горел на столе округлый алый огонёк – Мавна не разрешила его тушить, но и старалась не смотреть на него, когда, как сейчас, полог оставался приоткрыт.
До церкви шли молча. На улице уже привычно стоял отвратительный запах: дым вперемешку с горелой плотью. Из окон доносились ароматы еды, но они вплетались в дымный смрад и тоже становились тошнотворными. Мавне казалось, что она слышит шум и крики со стороны городских стен и болот. Она думала: действительно ли отсюда так слышно или она уже сходит с ума? А может, это просто кровь так гулко шумит в ушах?
По пути она зашла проведать Ласточку. Хозяева дома хорошо за ней ухаживали, но Мавна всё равно захватила с собой сушёных яблок и груш. Стараясь не смотреть на пустующее стойло, где ещё несколько дней назад стоял холёный вороной конь, Мавна погладила свою кобылку по лбу и прижалась щекой к бархатистой тёплой шее. Купава деликатно ждала у выхода.
На улицах было мало людей. Стоило выйти из конюшни, и снова будто бы слышался шум. Мавна вздохнула.
– Мне кажется, сегодня совсем всё плохо, – тихо сказала она и тут же пожалела, поймав блестящий взгляд Купавы. Мавна нащупала руку подруги и сжала крепко-крепко.
– Мне тоже так кажется, – шелестом отозвалась Купава.
Мавна понимала: Купаве так же страшно и холодно внутри, так же давит на грудь неизвестность и так же стучится в висках тревога. Только Мавна замирает, застывает и цепенеет от холода, как листик, тронутый морозом. А Купава, наоборот: много говорит, действует, занимается бытом – но это не значит, что она не переживает.
Мавне стало приятно, что Купава волнуется за её брата – казалось, будто бы это может как-то помочь Илару, и Покровители увидят, что за него просят сразу двое.
В церкви стояла тишина, но не было пусто. Внутри молились местные женщины со слободы, пожилые и совсем юные. Одна девушка очень напомнила Мавне Варму – такая же стройная, с большими карими глазами и тонкими косами, собранными на затылке. Встретившись с ней взглядом, Мавна смущённо отвернулась.
Церковь оказалась намного больше, чем в Сонных Топях, и на стенах даже были нарисованы сцены из жизни местных Покровителей. Мавна никого из них не знала – в каждом уделе были свои, а у райхи и вовсе собственные. Присмотревшись к росписям, уходящим в темноту под высокий свод потолка, она поняла, что именно тут нарисовано: снизу, ближе к полу – простые колдуны-райхи в своих городах, занимающиеся привычными делами. Выше – те же колдуны, но уже бьющиеся с чужаками. А ещё выше были нарисованы алые языки пламени, в которых терялись очертания города.
Купава тоже стояла, запрокинув голову, и рассматривала картины, приоткрыв рот.
– Я могу вам чем-то помочь?
К ним бесшумно подошёл старый духовник – такой седой, что его тонкие волосы и борода казались серебряными. Он сложил руки и почтительно склонил голову набок, дожидаясь ответа.
Густо пахло медовыми свечами, ладаном и дымом – но не тем, которым тянуло с болот, а мягким и приятным.
– Прости, – тихо сказала Купава. – Мы не местные. Но хотели бы попросить Покровителей. Это возможно?
Духовник развёл руками.
– Конечно, никто не запретит. Молитесь своим Покровителям или, если пожелаете, нашим.
Купава смущённо указала на росписи.
– А это… Разве они не…
Духовник без слов её понял. Тоже взглянул наверх, будто тоже впервые увидел рисунки, и кротко улыбнулся.
– Мы не молимся чудовищам-упырям. Наши Покровители ушли на небеса гораздо раньше, чем чародеи сожгли тот город. Но мы помним, сколько безвинных душ тогда прокляло пламя. Прошло много времени, и в болотниках почти не осталось ничего человеческого. Но это случилось с нашим народом. Мы просим Покровителей о том, чтобы их души нашли покой и больше не терзали Уделы. И верим, что однажды Покровители примут их к себе.