– Спасибо. – Она приподнялась на цыпочки и чмокнула Смородника в щёку. – Кстати, раз уж ты упомянул конюшню. Твоего коня, между прочим, никак не зовут – я считаю, что это ужасно несправедливо с твоей стороны. – Мавне очень захотелось его подразнить. Когда ещё выпадет возможность? – Давай придумаю ему имя. Скажем, Горелыш – как тебе?
Мавна шла впереди, то отходя подальше, то почти вприпрыжку возвращаясь, и наблюдала, как меняется лицо Смородника. Сначала он привычно нахмурился.
– Нет.
– Тогда… Ворона?
– Нет.
– Чернозубка?
Смородник растерянно моргнул.
– При чём тут зубы?..
Мавна ухмыльнулась.
Они шли всё дальше, и она придумывала всё более и более нелепые имена, а Смородник, поняв, что она шутит, расслабился и посмеивался. Мавне так нравилось смотреть, как он улыбается, как мягко щурит чёрные глаза, что она старалась изо всех сил – пусть смеётся во весь голос, пусть хотя бы сегодня побудет таким беспечным. Наверняка ещё будет и злиться, и хмуриться, и огрызаться, и уходить куда-то один, но, Покровители, дайте один вечер посмотреть на такого Смородника, какой он сейчас.
Они дошли до озера и, отсмеявшись, сели на траву недалеко от берега. Уютное молчание не было тягостным или неприятным, и иногда они поглядывали друг на друга, а когда встречались взглядами, то мельком улыбались. Мавна немного смущалась и думала, что Смородник тоже. Она всё время боялась, как бы не показаться слишком навязчивой, поэтому не стала больше брать его за руку или трогать как-то ещё – и так уже много раз прикасалась за сегодня.
– Знал бы ты, как я переживала и ждала тебя, – вздохнула она. – И каким бесконечным казался каждый день. Я слишком к тебе привыкла. Что ты всегда рядом и ворчишь. Но на самом деле следишь, чтобы все были под защитой и в порядке.
– Я понимаю, – глухо и серьёзно отозвался Смородник. – Илар… что-то говорил?
Он внимательно посмотрел на Мавну, будто старался понять по лицу, как много она знает. Мавна сорвала несколько длинных травинок и принялась заплетать из них венок.
– Говорил, что ты прыгнул в болота. А потом ускакал куда-то. И всё. Но, знаешь, – она подняла на Смородника взгляд, – я и так понимала, что ты туда полезешь. Ты же бешеный. И Царжа рассказала про укус. Вот я и сложила одно к одному.
Смородник сухо сглотнул.
– Про болота я потом расскажу. А долго меня не было, потому что до Кленового Вала – приличный путь. И обратно тоже. И, знаешь, стыдно, но где-то на полпути я без сил свалился в овраг и проспал там не меньше суток. – Смородник хмыкнул. – Удивительно, как ещё упыри не сожрали. Наверное, после болот от меня сильно несло нежицким духом, вот и приняли за своего. А в Кленовом Валу я нашёл Матушку. Прискакал весь в саже и засохшем иле, с чумными глазами. Так торопился, что даже не смог вымыться, так, побултыхался в ручье. Она подумала, призрак явился. Ей ведь Боярышник сказал, что я погиб. Но потом поняла, конечно, что тот ей соврал. Почти одновременно со мной туда прибыли другие чародеи и доложили, что кто-то проник в Туманный город и отпустил души. И что упырей стало гораздо меньше. Я сказал, кто это был.
– И она восхитилась тобой?
Смородник фыркнул.
– Знаешь, что сказала? Что я должен был просто отвести тебя к болотному царю. Чтобы ты вернула брата. А сжигать болота она не просила. Но, мне кажется, она сказала это без зла. Просто с той мыслью, что я… слишком много на себя беру и стараюсь там, где это не нужно.
– Но это ведь было нужно.
Мавна плела венок и то и дело поглядывала на Смородника, на то, как меняется его лицо – не грустит ли он? Не злится?
– Было нужно, – согласился он. – Иначе прибывшие из столицы чародеи могли бы сжечь Озёрье. Я не мог стоять в стороне, зная, что в силах всё исправить. Но Матушка Сенница простила меня. Сказала, что я бедовый сын, но она мной гордится. И стёрла метку. Теперь я могу сам выбрать себе отряд, если захочу. Оставшейся искры должно хватить.
Мавна настороженно замерла. Она-то уже было подумала, что Смородник вернулся насовсем и будет рядом, но, с другой стороны, он и правда не обязан…
– И ты хочешь?
Он задумчиво смотрел, как ветер гонит рябь по поверхности озера.
– Нет. Уже не хочу.
Мавна выдохнула.
– Оставайся с нами. В Сонных Топях тебе найдётся место.
– В лавке пекарей?
Мавна смешливо ударила его травинкой по плечу.
– Да где угодно. Парни помогут тебе дом построить, если захочешь. А там со временем поймёшь, к чему у тебя душа лежит.
Смородник повернулся к ней и посмотрел долгим взглядом, от которого у Мавны снова побежали мурашки.
– У меня лежит душа к тебе.
Мурашки превратились в приятную дрожь.
– И у меня к тебе, – призналась она. Чуть задумавшись и присмотревшись к Смороднику, уточнила: – Скажи честно, ты пил? Поэтому такое говоришь.
Он расслабленно повёл плечом.
– Только успокаивающий чай.
Они расхохотались и смеялись долго, а потом одновременно потянулись друг к другу. На этот раз поцелуй вышел нежным и вдумчивым, медленным, и Мавна всё отчётливее понимала, что не хочет останавливаться. Никогда.
Небо из сливового становилось брусничным, а потом сменилось на цвет лепестков шиповника. Гуляющие понемногу разбредались по домам и успокаивались, просыпались первые утренние птицы, а Мавна и Смородник так и сидели у берега озера, то разговаривая, то замолкая, то прикасаясь друг к другу, и Мавне хотелось, чтобы эта ночь, переходящая в утро, никогда не заканчивалась.
Эпилог
Царжа выделила ещё комнату – для Илара и Смородника, и им не пришлось ночевать в амбаре на сене. С каждым днём становилось теплее, будто лето наконец-то очнулось и вступило в полную силу, и с каждым днём приходили вести, что нежаков отгоняли дальше и дальше от дорог – и Илар стал говорить, что неплохо бы попробовать вернуться домой.
Одним утром Мавна, выйдя в слободу за пастилой для Раско, так и замерла, обомлев.
– Варде! – окликнула она.
Парень, идущий по улице, повернулся к ней – без сомнений, это был Варде. Такой же, как всегда: взлохмаченный и тонкий, щуплый, в серо-зеленоватой крапивной рубахе. Мавна кинулась к нему и обняла крепко-крепко.
– Мавна… – нежно выдохнул он, прижавшись щекой к её щеке.
Удивительно, но от него больше не пахло землёй и болотом – просто чем-то травяным.
– Ты как? Зачем пришёл? Не побоялся?
Мавна отошла на шаг, чтобы разглядеть его во весь рост, и только сейчас заметила, что позади него стояла девушка, которая показалась Мавне смутно знакомой. Варде смущённо указал на неё.
– Это Агне. – Он понизил голос. – Она упырица. Но хочет избавиться от нежицкой сущности. Стать как я. Вот и веду её к Царже.
Мавна приветливо улыбнулась Агне, и та протянула руку для пожатия.
– Я тебя помню, – сказала Агне. – Ты была в корчме с чародеем.
– А ты потом ходила к нему в конюшню! – вспомнила Мавна. – Точно. А я-то думаю…
Агне постоянно озиралась, было видно, что ей тут неуютно. Мавна ещё раз обняла Варде, порадовалась, что с ним всё хорошо, и отпустила – провожать знакомую к Царже.
А возвращаясь с торга с кульком пастилы под мышкой, заглянула в конюшню.
Смородник чистил коня. Мавна подкралась незаметно и наблюдала за уверенными движениями рук, обратив внимание, что лицо у Смородника сосредоточенное и даже могло бы показаться суровым, но конечно, он уже просто по привычке хмурился тогда, когда этого не требовалось. Косицы он в этот раз не стал заплетать – может, просто не успел – и собрал волосы в хвост.
– Вороний Глаз, – буркнул он, не оборачиваясь. Мавна поняла, что он давно заметил, как она стоит и молча пялится. Стало стыдно.
– Что? – переспросила она рассеянно.
Смородник положил щётку и развернулся.
– Имя для коня. Чёрное и ягодное. Как и моё.
Он посмотрел на Мавну с напускной суровостью. Она хмыкнула: ей до жути нравилось, когда он пытался шутить с серьёзным лицом.
– Хорошее имя.
– Лучше, чем Чернозубка, или как там.
Они одновременно рассмеялись, а потом Мавна, вспомнив, что Раско ждёт пастилу, быстро чмокнула Смородника в щёку, извинилась и убежала.
Ещё несколько раз они видели Варде. Он тоже поселился в доме Царжи и ждал, когда Агне поправится, – обещал сопроводить её до села, где теперь жил её отец, чтобы потом всем вместе вернуться в корчму. Мавна звала его в Сонные Топи, но Варде качал головой и отвечал, что это слишком близко к родным Ежовникам – боялся, что его узнают. Но пообещал заглядывать почаще. Мавна взяла с него пламенную клятву, что он приедет на чай сразу же, как появится возможность.
Когда настал день отъезда, Мавну накрыла тревога. Она боялась, что после долгого пути выяснится, что нет больше Сонных Топей, – как тогда быть? Куда возвращаться и где теперь её дом? Но Илар и Смородник, заметив, как она переживает, изо всех сил подбадривали её – как умели, неловкими глупыми шутками и серьёзными размышлениями. С ними, как она давно поняла, любой путь будет нестрашен.
Мавна взяла Раско к себе на Ласточку, Илар запряг коня в телегу, чтоб уместились вещи – их было немного, но всё же. Мавна слегка грустила, что будет неудобно болтать с Купавой, сидящей в телеге, но куда деваться? Смородник то и дело уносился на своём Вороньем Глазу вперёд, огибал круги по полям и возвращался, размеренная езда была ему не по нраву. Несколько раз подстреливал нежаков из самострела – от его искры после болот мало что осталось, и Мавна старалась не говорить с ним об этом, боясь разозлить.
На половине пути они свернули к чародейскому поселению Сенницы. Смородник сначала не хотел забирать свои положенные монеты, но, подумав пару дней, с неохотой согласился.
За забором чародейской деревни всё было как в прошлый раз: суетились и играли дети, подростки обучались биться деревянным оружием, девушки шли к ручью с корзинами белья. На крыльце ратницы стоял Боярышник, и Мавна сперва распереживалась, но Смородник прошёл мимо него, даже не взглянув, высоко подняв подбородок, и Мавну взяла гордость.