Через пропасть в два прыжка — страница 14 из 44

— Продукты? — заинтересованно произнесла девушка. — Хм… Ладно, давайте сюда посылку — сейчас что-нибудь придумаем… — Она повернулась внутрь квартиры и громко закричала: «Виктор! Виктор! Иди сюда…»

Рядом с ней вырос довольно щупленький молодой человек в очках-велосипеде с круглыми линзами и в ношеной клетчатой ковбойке — Стив даже вздрогнул, так эта рубашка была похожа на его, ту, что осталась дома.

— Виктор, — протянул он Стиву руку, сложенную лодочкой.

— Муж… — коротко пояснила девушка, хотя сама представиться своевременно забыла.

— Сергей Иванович из фонда милосердия… — представился Стив.

— Витек, — обратилась к мужу девушка, — давай-ка бери эту посылку и мотай к матери на дачу. Еще возьми этот листок и к вечеру привезешь расписку в получении посылки… Так я говорю, Сергей Иванович?

— А как же лекции? — протянул, словно пел песню, Виктор.

— Обойдешься… Все равно я тебя хотела сегодня прогнать по магазинам. Выбирай, что лучше…

— Понял, — ухмыляясь, проинформировал о решении Виктор. — Еду немедленно… Теща хоть покормит по-человечески…

Стив, попрощавшись, с видом человека, честно исполнившего свой долг, вышел на улицу, пересек детскую площадку, свернул за угол дома и снова вышел на Садовое. К троллейбусной остановке он приближаться не стал — в двадцати — двадцати пяти метрах от нее подъезд дома, куда он только что заходил, просматривался более чем отчетливо. И ждать ему, судя по строгости тона, которым москвички дают поручения своим мужьям, придется не слишком долго. Так оно и получилось.

И поехал Стив — он же Сергей Иванович Болдырев сперва на метро до «Текстильщиков», потом на электричке до «Гривны», и дальше не на автобусе, которого не было, а пешком. И маячил перед ним метрах в ста синенький джинсовый костюмчик тщедушного Виктора, тащившего под мышкой ту самую коробку, что утром нес он сам.

ГЛАВА 14. ШТАБ-КВАРТИРА ЦРУ. ЛЭНГЛИ. ВИРДЖИНИЯ

— Доктор Маккей? — спросил в трубке знакомый голос Хенгерера.

— Тед, ты неистребим в собственной находчивости. Можно подумать, что по моему номеру сидит кто-нибудь иной, например, сам господин президент…

— Нет, у президента другой номер — я знаю… — рассмеялся Хенгерер.

— Слушаю тебя.

Похоже, что твой парень в Москве вообще не собирается таскать эту штучку.

— В смысле? — насупился Маккей.

— Со вчерашнего вечера она дает координаты с одного места. А по другим каналам информации — объект перемещается, и его видели посольские…

— Слушай, Тед, какого черта… — Маккей едва сдерживал распиравшее его негодование. — Какого черта ты мне это рассказываешь! Вообще, откуда у тебя эта привычка лезть не в свои дела…

— Простите, сэр, но мои парни только что дешифровали оба этих сообщения и я решил, что будет неплохо, если вы об этом узнаете не из официальной бумаги, а от меня…

Да, да, конечно… Спасибо, Тед! Я ценю твое отношение, но ради Бога, запомни одну русскую пословицу времен великой империи: «Болтун — находка для шпиона!» У них раньше это на каждом углу расклеено было. Как думаешь, не внести ли это предложение нашему самому большому шефу?

— Знаешь, мне кажется, что надо повременить…

— Что ж, давай тогда отложим это предложение до лучших времен.

И он повесил трубку.

ГЛАВА 15. ЗАПАДНЫЙ РАЙОН МОСКВЫ

Курт, разобравшись с колесом, повернул кабину машины и принялся ковыряться в моторе. Время подходило к обеду. Вашко, покуривая, сидел в «жигулях» и время от времени поглядывал на площадку. Кавказцы так и не загрузились. Отогнав машину с крытым кузовом немного в сторону, они будто бы бесцельно болтались по огороженному пространству, куда, казалось бы без всякой системы, без всякого порядка, въезжали, выезжали и просто стояли где попало автомобили. Впечатление хаоса было обманчивым — все подчинялось невидимой воле. И если с зарубежными машинами было все более или менее понятно — их обслуживали по привычной схеме: таможня, изредка милиция, и еще реже представители общественных организаций, то с отечественными грузовиками все было очень даже понятно — их расставлял «босс» и его подручный.

В конце концов «неправильное» стояние Курта — за пределами охранной зоны — их заело.

К «мерседесу» подошли трое таможенников, у ноги одного из них спокойно стояла овчарка с темной кудлатой полосой шерсти на холке.

— Гутен таг, — на приличном немецком начал старший по званию.

Курт, оторвавшись от мотора, поприветствовал их, соскочил вниз и подошел вплотную.

Вашко знал немецкий чуть лучше английского, который он не знал вовсе. Но суть разговора была понятна и без перевода: сначала официальные власти интересовались, почему водитель не подает машину на площадку (последовал недвусмысленный жест в сторону двигателя), потом старший попросил предьявить документы на груз…

— Что там у него? — поинтересовался второй таможенник, тот, что держал собаку.

— Лекарства, — бросил через плечо первый. — Ладно, у него все в порядке… И адрес доставки у него, как и у этих, — он кивком показал в сторону «зоны», конкретный… Его право — передать тому, кому адресовано… Сейчас досмотрим как положено, а дальше не наше дело. Если Бородыня хочет лезть в это дело — его право. Наше дело сторона…

Услышав фамилию, Вашко посмотрел на очкастого распорядителя, но одновременно с ним это же сделал и один из таможенников, и Иосиф Петрович понял, что действительно произнесенная фамилия — фамилия главаря.

Курт распахнул полог фургона, и таможенники один за другим исчезли в кузове. Снаружи был слышен топот, шум перекладываемых коробок с лекарствами, тихий скулеж собаки.

Минут через десять — пятнадцать вся троица снова появилась снаружи — Курт плотненько застегнул брезент — и, расписавшись в его бумагах, притиснув к документам штампик, таможенники гурьбой, рассуждая о чем-то своем, пошли на площадку.

Молодой распорядитель в кожаной куртке спешно подскочил к ним и что-то начал доказывать, размахивая при этом руками. Старший, что проверял машину, ответил ему, похоже, довольно резко, махнув при этом рукой.

У Вашко от нехорошего предчувствия засосало под ложечкой. Эти ребята как пить дать что-нибудь учудят… Бедный немчик. Куда он со свои гамбургским ли, ганноверским ли педантизмом лезет в российские хляби! Как пить дать что-нибудь учудят — баллоны проколют, стекла побьют, а уж лекарства… заберут всеми правдами и неправдами… Дались они им! Аспирины с пектусинами… Хотя несколько дней назад Вашко, остановившись перед одним из киосков, торговавшим всем — от жвачки до электроники — с удивлением обнаружил, что пластиковый копеечный шприц тянет уже даже не на десятку, а антиспи-довский презерватив в цветном пакетике стоит столько, что проще родить, вырастить и воспитать трех пацанов, произведенных на свет без этого резинового изделия…

Он вышел из «жигулей» и подошел к немцу.

— Эй, камрад! — он поманил его пальцем. — Ты, это… Как бы поточнее тебе объяснить… Черт, немецкого не знаю…

— Вы есть можете говорить по-русски. Я понимайт…

Вашко обрадовался и, отчаянно жестикулируя, торопливо пробормотал:

— Осторожность! Понял? Ахтунг! Видишь тех черных — они, похоже, хотят твои лекарства ауфвидерзеен сделать. Понял?

— Спасибо предупреждение. Я есть давно понял все это. Но вы за меня не сильно есть бояться. Я под охраной международных конвенций и «Красный крест»…

— Чудак ты, камрад, как я посмотрю… Они ж тебя, может, и не тронут, хотя я не стану ручаться, но авто твое разделают так, что не узнаешь…

Курт озадаченно посмотрел на Вашко. Похоже, про порчу машины он не думал. Выбрав из сумки с инструментами блестящую полуметровую монтировку, он задумчиво взвесил ее на руке и еще раз посмотрел на Вашко.

— Слабовато… — разочаровал его Вашко. — А баллончика на всякий пожарный нет?

— Вы есть спрашивать огнетушитель? Зачем?

— Да нет — это просто поговорка такая — «на всякий пожарный» — Баллончик против преступников — Си-Эс, там, какой… Для защиты…

Курт нахмурился еще больше и подбросил на руке монтировку: «Это есть оружие пролетариата, как у вас говорил Ленин».

— Ну, гляди, камрад, слабовато это… — Он посмотрел, как Курт принялся оттирать руки, убирать инструмент и доставать из коробочек бутерброды. — Слышь, камрад! У тебя машина запирается?

— Есть ключ. Какие проблемы?

— Пойдем суп есть. Тут рядом кафе…

Курт улыбнулся и поблагодарил, отказываясь.

— Рубль нейн. Нет советских, только марк.

— Ничего. Я угощаю. На суп со вторым хватит…

Курт мечтательно закатил глаза к небу — по-прежнему серому, хотя и с намечающимися голубыми проблесками. Солнце изредка начало падать на зазеленевшую траву.

— О, суп! Щи, окрошка, борщ…

— А это чего дадут, — многозначительно проворчал Вашко.

Они сели в вашковский «жигуленок» и минут через десять притормозили у знакомого Иосифу Петровичу дома. Свернув в переулок, прошли через калитку старинных чугунных ворот, обогнули несколько выступов стены здания, отдаленно походившего на церковь, и спустились в небольшой уютный подвальчик. Посетителей в кафе было мало — видимо, отпугивали кооперативные цены. Но две или три группки молодежи все же сидели. Под потолком клубился табачный дым, и изредка раздавались хлопки пробок шампанского.

— Однако молодежь гуляет… — пробурчал себе под нос Вашко, припоминая, что перед Новым годом шампанское шло, как минимум, по полторы сотни.

Выбрав уголок потемнее, Вашко усадил Курта и принялся листать меню. Стандартные названия блюд и закусок соседствовали с нестандартными ценами. Все было примерно в десять раз дороже, чем в тот день, когда Вашко был здесь последний раз — месяца два назад.

— Сейчас, Курт, наедимся… Такого, поди, у вас в Гамбурге не едят… — проворчал Вашко и знаком подозвал официанта; тот подошел неторопливо, словно нехотя.

— Давай, малыш, сообразим два борща, два жаркого и чай…

— Вы на цены посмотрели? — процедил парень небрежно. — А то потом вопросов как бы не было…