— Слушаю вас… — раздался такой знакомый голос — это, конечно, была Скоробогатова.
— Майка, привет, это я…
— Вы ошиблись номером, — прозвучал бесстрастный ответ.
— Да это же я… Сергей!
Я сказала, молодой человек, вы ошиблись номером…
Стив бросил трубку на рычаг — он, кажется, понял, что произошло, и это его не удивляло, ему просто было очень жаль Майку и еще немножко себя: он так и не сказал ей вчера у подъезда всего того, что хотелось, думал, будет время, а вышло иначе….
У телефона толокся пожилой мужчина в мятой шляпе и сером плаще. Стив собрался обогнуть его и на всякий случай покинуть окрестности площадки для встречи гуманитарной помощи, но толстяк плотно взял его за рукав:
— Стив? Не могли бы вы пройти со мной к машине? — железные ладони больно сжали локоть и, казалось, готовы были обхватить все тело разом.
Эпстайн не испугался, но ему было чертовски обидно — он не рассчитывал, что его миссия кончится столь печально и быстро. Ну конечно, конечно, Скоробогатову уже взяли чекисты — именно по этой причине она говорила столь странно и упорно не узнавала его. Подключив свою аппаратуру, кагэбэшники моментально вычислили номер телефона-автомата, и вот он — оперок из второго главка, полковник ли, подполковник, а может, засидевшийся на должности капитан…
Что вы от меня хотите? — на всякий случай спросил Стив.
Пройдите,’ пожалуйста, к машине… И без глупостей!
— Не понимаю, в чем, собственно, дело? Кто вы такой? — тарабанил машинально Стив. — Вот мои документы, — он принялся извлекать поддельный советский «гербастый» паспорт, на котором даже его фотография была сделана на плохонькой советской фотобумаге и приклеена стандартным клеем, именуемым в России «пва».
Сергей Иванович Болдырев? — прочел Вашко и несколько ослабил хватку, бросая взгляд через спину Стива, туда, где стояла его машина, — сквозь стекло Курт делал ему отчаянные жесты.
— А ну, Сергей Иванович, — схватил его Вашко в объятия и поволок к машине. — Двигай вперед…
Сквозь тоненький «Болдырева» свитерок Вашко ощутил такие накачанные мыщцы, что подумал: если он захочет оказать сопротивление по-настоящему, ему ни за что на свете не справиться с этим молодцем.
«Эх, годков бы двадцать назад — тогда самое время меряться силой!»
— Да отпустите, отпустите меня… — нехотя сопротивлялся Стив, думая, что у самой машины он уделает этого нахала-оперка так, что потребуется не больница, а как минимум реанимация, — чему-чему, а этим приемам он был прекрасно обучен.
Сквозь стекло на Стива пялилось улыбающееся лицо Курта. Только глаз его, в черно-синем обрамлении, заплыл до безобразия.
— Да не убегу я, — сразу ослабил сопротивление Эпстайн. — Какая дверь открыта?
— Любая, — буркнул Вашко и, отпустив «второго водителя», плюхнулся на переднее сиденье.
Стоило Эпстайну оказаться в машине, как они с Куртом не стесняясь, разразились руганью на смеси двух языков. Вашко завел двигатель и рванул к дому. Пассажиры препирались до самой остановки.
— Интересное дело получается, — заметил Иосиф Петрович, — вот дела… Вы там совсем свихнулись с ума — уже формируете команды из немцев и англичан…
— Он есть американец, — пояснил Курт. — Только сильно нервный.
— Это я уже заметил, — усмехнулся Вашко. — По-жалте, господа, в штаб-квартиру… Мыться, лечиться и отдыхать… Придется мне одному отвечать гостеприимством за всю Россию-матушку.
Они поднялись по лестнице, молча вошли в квартиру, и пока Вашко готовил на кухне стол к обеду, до него долетали из комнаты приглушенные расстоянием негодующие возгласы гостей — они ругались по-прежнему на смеси двух языков, а он — Иосиф Петрович — знал только русский и тюремный… Зато оба в совершенстве…
ГЛАВА 26. МИНИСТЕРСТВО БЕЗОПАСНОСТИ. ЛУБЯНКА. МОСКВА
— Не желаете познакомиться? — произнес Липнявичус, входя в кабинет Карелина — рядом с ним шла женщина.
Карелин оторвал взгляд от бумаг и протянул руку вперед, указывая на стулья:
— Добрый день, проходите Майя Семеновна. Меня зовут Карелин Алексей Петрович. Я подполковник министерства безопасности России. Начальник отдела. Надеюсь вы в курсе — почему мы вас пригласили?
Скоробогатова села на предложенный ей стул, достала из сумочки зеркальце и, посмотрев на себя, поправила прическу.
— Она в курсе, — подтвердил Липнявичус, прислоняясь спиной к подоконнику.
— Не совсем… — возразила Скоробогатова.
— Что же вы, твоарищ майор, — произнес Карелин, обращаясь к Липнявичусу. — Не подготовили товарища… Надо было рассказать о наших сомнениях, размышлениях…
— Этого мне только не хватало, — произнесла Скоробогатова, защелкнув сумочку. — Пусть ваши сомнения волнуют вас. У меня и своих хватает…
— Так ли наши сомнения отличаются от ваших…
— Порядочно. Например, весна вступила в свои права. Мне на даче надо достать как минимум две машины дерьма, а то огурцы не вырастут… Неужто вы мне сможете в этом помочь?
— Ну, огородные дела есть смысл оставить на потом, уважаемая Майя Семеновна, — произнес от окна Лип-нявичус. — Сейчас время подумать не только об огороде, но и о защите Родины.
— Вы хотите мне дать ружье, или как это там у вас называется, чтобы я пошла защищать Россию? Ничего не смыслю в оружии.
— Зато якшаетесь с представителями зарубежных разведок! — решил идти в атаку Карелин.
— Что это вы за слово подобрали гадостное, — с укоризной посмотрела на него Скоробогатова. — «Якшаетесь…» Вам не кажется, что это из лексикона кагэбистов времен тоталитарного режима?
Карелин и Липнявичус переглянулись.
— Слово действительно вырвалось неудачное. В этом вы, Майя Семеновна, правы. Простите… Но и ответьте заодно — кто это такой? — Он положил перед ней на стол великолепный цветной снимок Стива Эпстайна в военной форме. — Не будете утверждать, что вырезали его из журнала?..
— Не буду… Это… Это мой знакомый по институту. Вместе учились в МГУ. Живет в Америке…
— И бывает у вас в гостях в Москве?
— И бывает у меня в гостях в Москве. Впервые за почти двадцать лет. Прибыл по линии оказания гуманитарной помощи.
По линии гуманитарной помощи? — с улыбкой переспросил Липнявичус и посмотрел сперва на Карелина, а уж потом и на Скоробогатову. — Вы хоть представляете, что это за форма? И вообще, почему он подарил вам снимок в этой форме?
— Про снимок я вам ничего говорить не буду, не только по той причине, что не разбираюсь равно ни в американской, ни в советской форме, а еще и потому, что мама с детства меня учила, что лазить по чужим шкафам — это плохо…
— Тут, Майя Семеновна, вы уж нас простите, но мы не можем поступать иначе, когда речь идет об измене интересам государства.
— Кто изменил, — Скоробогатова указала пальцем на фотографию, — я или он?
— Вы… — одновременно произнесли Карелин и Липнявичус.
— Интересно, в какой форме — накормив супом, помыв в ванной или сводив в гости?
— Кстати, о гостях. Где вы были? У кого? И какие вопросы вы там обсуждали?
— В гостях, дорогие мои чекисты, — насмешливо посмотрела на них Скоробогатова, — вопросы не обсуждаются — не в парламенте. В гостях ведут светский треп! Про шмотки, житье-бытье, и прочее… Выпивают еще иногда! Это осуждается?
— Не осуждается, — поспешил успокоить ее Карелин. — И все же, о чем вы говорили и с кем?
— Не помню…
— Может быть, в таком случае, вы знаете, где он находится сейчас?
Она пожала плечами:
— Знала бы, обязательно знала, если бы вы ко мне не приставали со своими дурацкими вопросами. Но мое знание и ваше — совершенно разные понятия. Я бы не стала докладывать о нем ни вам, ни вашим начальникам. В этом вы ошибаетесь…
— Чем же он так вам дорог?
— Не вашего ума дело!
— А хотите, мы вам сами скажем? — предложил Карелин. — Дело все в том, что ваша девичья фамилия Скоробогатова была изменена. После того, как вы вышли замуж, вы стали Карамзиной. Разведясь с мужем, вы не стали возвращать девичью фамилию. Но дочь носит именно вашу девичью фамилию и даже после замужества не стала брать фамилию вашего зятя. Отчего бы такие загадки?
— А ни от чего… Я вообще не хочу касаться того, что мне дорого. Это мои родные и близкие…
— А если мы все же назовем эту причину?
Она пожала плечами и совершенно спокойно ответила:
— Это не прибавит знания ни вам, ни мне… А кому об этом надо бы знать в первую очередь, этого все одно не узнает.
— Почему же?
— А вы его, кем бы он ни был, никогда не поймаете…
— Вот как! — воскликнул Карелин. — Интересно, очень интересно. Возьмем, причем в самое ближайшее время. И его, и Вила…
— А это кто такой? — подняла глаза на Карелина Скоробогатова. — У мужиков это называется двоежон-ство, а у женщин как? Двоемужество или двойное мужество? Не шейте, уважаемые… Не надо.
Да, в мужестве вам не откажешь… Хорошо, можете не рассказывать о встрече и беседах. Это мы можем восстановить и без вас. Иозас, будь добр, пригласи, пожалуйста, в кабинет Валерия Сергеевича…
Липнявичус поднял трубку телефона и попросил пропустить к ним в кабинет Валерия Сергеевича.
Майя Семеновна повернулась в сторону двери, ожидая появления нового действующего лица, и оно не замедлило появиться: это был их вчерашний гостеприимный хозяин. Войдя в кабинет, он, не стесняясь, сел на стул, закурил сигарету и пристальным долгим взглядом вперился в Скоробогатову.
Ты? — удивилась она. — Да как же ты мог, Валерка? Мы же вместе учились… Юность, молодость…
Дело в том, уважаемая Майя Семеновна, что Валерий Сергеевич штатный сотрудник КГБ. Только по невольному стечению обстоятельств в тот момент он не знал, что ваш дорогой Стив, он же Сергей Иванович Болдырев, и Роберт Вильсон — он же Вил, крайне интересуют наше управление…
Чего ж вы так хреново работаете?
Я из первого главного — внешняя разведка, улыбаясь, пояснил Валерий. — Какое же ты, Майка, по сути дела, ди гя… Неужто ты не знала, что даже в Африке больше наших людей, чем штатных учителей… Об этом было не так трудно догадаться.