Не Копенгаген. — машинально произнес Вашко привычный для русского уха оборот, но, спохватившись, что его и вовсе не поймут, поправился: — Не компетентен. Это по-грузински, а может, и по-абхазски… Но ясно одно: требуют возвращения Гамсахурдии — это он «Звиади» и отставки Шеварднадзе — этого вы должны знать.
— О, да! — довольно воскликнул Курт. — Бывший министр иностранных дел. Он у нас есть раньше часто бывать! Бонн, Берлин… Гут ман! Хороший человек!
— Для тебя хороший, а для них не очень. Видишь, чего творится. С самого января началось… Чувствую, мужики, — он обернулся в сторону пытливо вглядывавшегося в происходившее за окном Стива, — нахлебаемся мы с этой Грузией горя. И чего, спрашивается, нас сюда занесло?..
Но ответить его спутники либо не могли, либо не захотели.
Несколько вооруженных молодых людей, завидев «мерседес» с красными крестами на боках, приблизились к машине и начали, поглядывая на них, что-то обсуждать.
— Ребята, — предупредил Вашко, — по-русски ни слова… Может, и пронесет.
— Кого я вижу! — вдруг произнес Стив и, вывалившись из гамака прямо на плечи Курта, соскользнул вбок и торопливо начал натягивать брюки. — Минутку, Курт… Прости… Дай выйти!
— Что? Что произошло? — испугался Курт, открывая дверь и вставая на подножку.
— Дверь, дверь закройте! — завопил Вашко по-русски, совершенно забыв о своем недавнем предупреждении.
А Стив, сорвавшись с места, уже пулей бежал вперед, не обращая никакого внимания на митингующих, рыбкой проскальзывая между людей с плакатами и транспарантами.
— Ты есть чего-нибудь понимайт? — всполошился Курт.
— Кажется, не в сортир, — заметил Вашко, — а нам сейчас придется лезть за туалетной бумагой…
Трое или четверо с автоматами в руках взобрались на подножку и постучали в стекло.
— Открой! Открой, кому говорю! — резкие требовательные голоса с сильным гортанным акцентом не оставляли ни малейшей возможности для неподчинения.
Вашко приспустил стекло кабины.
— Что вэзем? Тушенка? Консервы? Вино?
Курт, своевременно вспомнив о предупреждении Вашко, разразился длинной тирадой по-немецки, отчаянно жестикулируя в сторону митингующей толпы. Вашко набычился и молчал, недоброжелательно поглядывая в сторону боевиков.
— Каму вэзешь? — спросил мужчина с иссиня-черной щетиной на лице.
Курт издал короткое восклицание, понятное, наверное, лишь обитателю гамбургской подворотни.
— Пэрэводчик? — ткнул рукой в живот Вашко молодчик и угрожающе повел стволом автомата.
— Нейн! — рявкнул Вашко, выдав при этом практически весь свой словарный запас, вынесенный из школьной программы. — Хенде хох!
— Они не понимают! — переглянулись охранники. — Нужен пэрэводчик, — И они перешли на свой язык.
Вашко пощупал карман брюк, где лежал заветный револьвер, и тоскливо улыбнулся: «Что эта игрушка против оружия, которым воюет весь мир…»
Группа мужчин разделилась — двое пошли назад в толпу, а двое остались на подножке машины. Вашко и Курт смотрели не на них, а на Стива, пробравшегося к тому краю, где начинались деревья и газон, там он довольно мирно толковал с каким-то вислоусым мужчиной в пронзительно-желтой куртке, на спине и груди которой аршинными буквами значилось «Кодак».
Про разговор с такого расстояния ничего сказать было нельзя: ни мирный, но и не напряженный, не дружественный, но и без раздражения… Стив время от времени поворачивался к незнакомцу боком, поглядывая на сцену, разворачивавшуюся у машины, и было видно — он заметно нервничает. Видимо, ему удалось уговорить того, что был в желтой куртке, и они медленно начали пробиваться сквозь толпу к «мерседесу». Но их было уже не двое, а трое. Третьим в компании оказался молодой человек, явно из местных, интеллигентной наружности и при галстуке…
— Вот, Гоги, она знает немэцкий, — втолкнули двое уходивших на подножку машины девушку в черном платке. — Давай, Нана, переводи… Кто они и откуда? Что везут? Куда?
Курт, тревожно поглядывая на Вашко, начал отвечать. Вашко его довольно сносно понимал. А что тут не понять: «Гамбург», «медикаментум», «гуманитарная помощь», «Карабах»…
— Переводи, — снова скомандовал девушке небритый, видимо старший в команде. — В Тбилиси ходу нет. Ни одной ампулы не отдадим незаконной власти. Сейчас едем на склад и все разгружаем там. Карабах — нет! Тбилиси — нет! Сухуми — да!
Курт все понял еще в русском варианте, но напряженно ждал, когда девушка, сбиваясь и путая, закончила перевод. Потом протянул руку Вашко: «Папирен, битте!»
Вашко, ошалев, смотрел на Курта — тот что-то спрашивал, но что, для него оставалось тайной.
«Папирен? Па-пи-рен… — мучительно соображал он. — Бумага? Какая бумага? Туалетная, газетная, писчая… Господи, он требует документы…»
Щелкнув замком встроенного в приборную панель отделения, Вашко достал ворох бумаг. Отделив те, что были на немецком, он сунул их в руки боевику. Другие — из армянского постпредства, где совершенно по-русски значилась его фамилия, он временно задержал в руке. Но скрывать это удалось бы не долго, а обнаружив этот обман, бравые парни заподозрили бы и большее.
В этот момент Стив и его спутники наконец пробились к машине. Интеллигентный мужчина при галстуке гортанно крикнул что-то людям с оружием, рука его при этом очертила в воздухе замысловатую траекторию. Те удивленно посмотрели на него.
— Батоно Георгий, — прошептал один из них другому.
— Георгий! — приложив руку к груди, поприветствовал подошедшего главарь: забросив автомат за спину и соскочив с подножки, он ринулся к нему с рукопожатиями.
Интеллигент ответил без улыбки и радости. Бородач, то и дело показывая рукой на машину, отчаянно жестикулируя, принялся что-то доказывать. Интеллигент слушал его и кивал. Потом резко скомандовал тоном, не терпящим возражений, и подножка машины разом очистилась и от охранников, и от переводчицы. Вашко и Курт наконец смогли перевести дух. Стив и мужчина в желтой куртке, продолжавшие преспокойно беседовать у радиатора, сделали им жест: «Выходите!» Они вышли из машины и принялись запирать двери. Интеллигент, заметив это, приветливо улыбнулся и сделал очередной резкий жест: «Нэ надо! Они больше нэ подойдут…»
Вашко и Курт подошли к Стиву. Тот отчаянно молотил со своим приятелем по-английски, ничего из этого понять было невозможно.
Георгий Амирджэба, — протянул руку интеллигент. — Пресс-секретарь Верховного Совета…
А это кто? — прошептал ему на ухо Вашко.
— Си-Эн-Эн… Комментатор. Даг Ларсен…
От толпы отделился и подошел к ним столь же красочно и пестро одетый парень с лесенкой из алюминия и камерой, какие Вашко видел у телевизионщиков.
— Хелло! — радостно прокричал он. — Кадры о’кей, Георгий! Скоро передача! Спутник и о'кей… Скоро увидит весь мир!
Стив, вспомнив о попутчиках, поспешил представить Вашко и Курта. Ларсен протянул руку для приветствия.
Сейчас поедем ко мне, — предложил Георгий. — Машину поставим во двор. Немножко будем завтракать. Придумаем, как вам ехать дальше… Думаю, удастся сделать документы и вас не тронут. Простите, что так получилось, — сами знаете, какая сейчас обстановка…
Ларсен и Стив продолжали беседовать. Вашко уловил из их речи лишь несколько раз произнесенную фамилию московского корреспондента — Тягны-Рядно. Судя по всему, эта фамилия Ларсену была знакома, и он, махнув рукой в сторону гор, произнес только одно слово «Тбилиси».
— Я знаю Александра Тягны, — произнес Георгий Амирджэба. — Часто бывает у нас. Странно, что на этот раз не заехал, а рванул прямо в Тбилиси.
Стив принялся объяснять суть Вашко и Курту:
Даг вчера прибыл оттуда. Тягны-Рядно в городе. Работал на проспекте Руставели. Там Шеварднадзе выступал…
При упоминании фамилии Шеварднадзе Амирджэба поморщился:
Нэ знаю, нэ знаю… Хорошо это или плохо! Второй раз в одну реку не входят.
Вашко дипломатично промолчал.
— Хватит болтать. — с пафосом провозгласил Амир-джэба. — Едем… Немножко кушать будем, немножко отдыхать с дороги. Видите вон ту черную «Волгу»? — он показал на левое крыло вокзала. Я сейчас иду туда, а вы пробивайтесь и следуйте за мной. Господин Ларсен! Господин Эпстайн! Господа… Прошу вас принять приглашение!
— О'кей! — за всех ответили Ларсен и Стив.
Амирджэба что-то крикнул в толпу — вновь появились те же вооруженные молодцы, — он им скомандовал, и они, дождавшись, когда приглашенные уселись в кабине «мерседеса», криками и стрельбой в воздух принялись прокладывать дорогу.
Вашко запустил двигатель и медленно, черепашьим шагом повел грузовик вперед…
ГЛАВА 39 УПРАВЛЕНИЕ БЕЗОПАСНОСТИ ГОРОДА СОЧИ
И вечер, и ночь, и наступившее утро не внесли в душу Липнявичуса душевного спокойствия. Он стремился подавить накопившееся раздражение, но ему это не удавалось. «Надо же, — думал он, — фатальное стечение обстоятельств, и с таким треском провалилась отличная задумка…»
Ахтямов, видя в каком состоянии гость из Москвы, не стремился к нему в кабинет, рассудив, что если понадобится, то его вызовут.
Но мысли Липнявичуса сейчас были уже далеко от Сочи. Надо было только кое-что утрясти с Карелиным.
Взяв трубку телефона, он набрал код и московский номер. Занято. Он еще раз набрал. Тот же эффект. Он положил трубку, и телефон разразился частой трелью.
— Слушаю, Липнявичус.
— Привет, Иозас. Это Карелин.
— Здравствуй. Ты телепат. Я только что пытался дозвониться до тебя.
— Можешь не докладывать, знаю…
— Доложили? Кто?
— Не мне, сам понимаешь, но доложили. Баранников рвет и мечет.
— Стало быть, вскоре мне на пенсию?
Ее еще заработать надо, дорогой Иозас. Кричит он, конечно, в полную глотку — в милиции научили, но до пенсии, думаю, дело не дойдет.
— Что предлагаешь?
— В Тбилиси сможешь вылететь?
— Постараюсь…
— Тут, понимаешь, нас технари озадачили. Дело вот в чем: «космики» наши — ты понимаешь о ком я говорю? — засекли странную штуковину — время от времени, с регулярным интервалом почти в десять минут, штатовская хреновина, что висит над Киевом, посылает вниз кодовую посылку. Интенсивность небольшая, направленность широкая: от Арктики до Африки…