Через пропасть в два прыжка — страница 34 из 44

Стив тотчас вышел следом, а Вашко не оставалось ничего другого, как выйти за ними.

— Это мой приятель… — кивнул в сторону Вашко Стив, — он нам не помеха.

Слушаю вас… — В голосе Тягны-Рядно, оправившегося от удивления, Вашко почудилось едва скрытое напряжение.

— Вам говорит что-нибудь имя Роберта Вила? — без обиняков начал Стив.

— В первый раз слышу. — Глаза его забегали от Вашко к Стиву. — Кто вы такие? Из КГБ?

Нет, уважаемый Александр Рэмович, — довольно добродушно, насколько ему это удалось, произнес Стив и чутким ухом уловил хлопок автомобильной дверцы где-то далеко внизу, а потом и шаги на лестнице. — Если меня не подводит десятое чувство, то люди из этой весьма уважаемой организации — там. — Он ткнул пальцем в сторону предусмотрительно запертой двери. Я — Стив Эпстайн. Отвечайте, где Роберт, — вы дружили с ним давно, и он еще в студенческие годы подарил вам свой «Кодак».

— Не знаю никакого Роберта… — потерянно посмотрел фотокор на входную дверь. — Что вам вообще ог меня надо?

В дверь постучали. Робко, осторожненько. Фотограф, который оставался в зале, выглянул в коридор и посмотрел на Тягны-Рядно. Тот отчаянно замотал головой не открывай.

Кто там? — закричал фотограф в сторону двери. Приглушенный расстоянием голос произнес: — Здесь лаборатория Зураба Гуридзе?

— Я есть сам Зураб Гуридзе. Что надо?

— Поговорить.

Фотограф посмотрел на московского корреспондента, тот замотал головой еще отчаяннее.

— Сейчас, минуточку, уважаемый. Я только спрячу фотобумагу и пленку… — Подскочив к Стиву и фотокорреспонденту, он зашептал: — Клянусь мамой — это из милиции. Есть второй ход! Он за тем шкафом и ведет на балкон тети Зилицы. Скажете, что от меня, и извинитесь… — Он повернулся в сторону двери: — Минуточку. Сейчас возьму ключи. Интересно, кому это на ночь глядя потребовался бедный Зураб? Что, разве дня мало?..

В дверь постучали гораздо требовательнее:

— Открывайте! Милиция!

Ах, милиция! — запричитал фотограф. — Это совсем другое дело. — Он захлопнул дверь, ведущую на балкон, потом проскочил в залу и принялся сдирать с себя брюки и жилетку. — Девочка, быстренько в позу номер ноль… Так надо, дорогая.

Девица привычно и с улыбкой на устах принялась снимать то малое, что еще на ней оставалось: шляпу и чулки.

Дверь в коридоре рухнула в тот самый момент, когда Зураб и фотомодель, абсолютно голые, прижались друг к другу…

Завидев на пороге комнаты нескольких мужчин при пиджаках и галстуках, а одного и с пистолетом, девушка сперва тоненько вскрикнула, а потом пронзительно заверещала.

— Вы Зураб Гуридзе? — спросил лежавшего на полу обнаженного фотографа один из пришедших, тоже грузин, за спиной которого стоял высокий интересный мужчина с негрузинской бледностью в лице.

— Простите, но я не могу дать вам паспорт… В данный момент у меня нет кармана…

— Это действительно Зураб Гуридзе, — подтвердил один из вошедших, поглядывая на блондина. Я его знаю лично…

— Здравствуйте, батоно Вахтанг, — осклабился Гуридзе. — Я не признал вас сразу.

— Оставь девушку, Зураб.

— Нэ могу даже по приказу КГБ — она же без одежды. Я ее закрываю собой!

Надо осмотреть все помещения… Может быть, они здесь! — приказал блондин и вышел в коридор.

Похоже, что ходом «через балкон» пользовались часто. Во всяком случае, стоило появиться там всей троице и постучать в стекло, как тотчас в квартире вспыхнул свет и страшная старуха в цветастом халате и с седыми, распушенными, словно пакля, волосами, грозно шевеля крючковатым носом, принялась отпирать дверь. Ругалась она вполголоса и по-грузински, так что никто из троих ничего не понял. Но старуха не была слепой. Она стремительно перешла на русский:

Ах, Зураб, Зураб… Все такой же проказник. Но раньше от него выходили только девушки, а сегодня мужчины. Причем сразу трое. Вай мэ! Горе… Ладно, проходите. Платить как договорились — он или вы?

— За что платить? — шепча, склонился к самому уху старухи Вашко.

— Как за что? — изумилась она. — За сохранение тайны супружеской неверности.

— Чьей, нашей или Зураба?

— Вай мэ, какой скупой — я сохраню любую… — Он сунул ей в руки купюру и последовал вглубь квартиры, где у входной двери его уже ждали Стив и фотокорреспондент.

— Давай быстрее! Пока здесь чисто… — Стив кивнул на лестницу.

Вашко скользнул за дверь. Старуха поднесла деньги к глазам. Они были странные, непривычные, бело-зеленого цвета, и из овала гравюры на нее смотрел незнакомый мужик с длинными волосами.

— Вай мэ! Это что за деньги такие? «Ю-С-А», — прочла она английские буквы. — Десять долларов! Вай мэ! — она юлой проскользнула к входной двери, путаясь в полах халата, и заорала вниз: — Эй, молодой и красивый, приходи еще! Хорошо платишь!

— Приду… — растаял внизу голос убегавшего Вашко.

ГЛАВА 43. МИНИСТЕРСТВО БЕЗОПАСНОСТИ. ЛУБЯНКА. МОСКВА

Что-то опять плохо работала междугородная связь. Карелин ждал звонка вечером, но Тбилиси молчал. Не позвонил Липнявичус и утром. Это и пугало и удивляло одновременно. С тех пор, как Грузия объявила самостоятельность, подразделения бывшего КГБ как-то рассыпались сами по себе. И отправляя туда Иозаса, Карелин не знал, на кого он там будет опираться, кто сможет оказать ему помощь. Все было зыбко и неопределенно.

Зазвонил телефон. Алексей, истомленный ожиданием, сорвал торопливо трубку и только потом понял, что это аппарат внутренней связи.

— Слушаю, Карелин.

— Алексей Николаевич, это говорит Киселев. Можете зайти ко мне через пяток минут?

— Есть, товарищ генерал.

До самых недавних пор Киселев не имел к Карелину никакого отношения — он не являлся начальником, курирующим контрразведку, но он был из «старых» — не из гех, кто пришел с министром из милиции. Роль его возросла, как ни странно, не по служебной лестнице до заместителей председателя КГБ он так и не добрался. Однако в те дни, когда Ельцин, испуганный августовским путчем, начал перетряхивать «органы» и под угрозой оказались основные службы, на почти подпольном, конспиративном совещании узкого круга проверенных сотрудников его выдвинули на руководящий пост в ОКО ГБ — общественный комитет. Припомнилось, что Киселев — тихий незаметный генерал, неплохой работник, который не выпячивал грудь для орденов, не лез на глаза начальству и к председателю в кабинет, а тихо тянул свою лямку…

— А, Алексей Николаевич! — выходя из-за стола и протягивая для приветствия руку, произнес Киселев.

На нем, как всегда, был безукоризненного покроя пиджак темного цвета, галстук в тон рубашке.

Карелин, влекомый рукой Киселева, удерживавшей его за локоть, подошел к самому удаленному от письменного стола темноватому углу кабинета. Там стояли вдоль стены стулья для посетителей. На них они и сели.

— Так будет лучше, — с многозначительной улыбкой произнес Киселев и сделал жест, как будто прижимал к уху телефонную трубку.

— Что Тбилиси? — шепотом поинтересовался Киселев, подпирая кулаком подбородок и глядя прямо в глаза Карелину.

— К сожалению, не позвонил…

— Ты думаешь, он задержал этого американца?

— Думаю, что пока нет. Но то, что он находится в непосредственной близости от них, уверен.

— Это хорошо… Си-Эн-Эн вчера показывало этих субчиков. Банька понимаешь, шашлыки — все как положено. Физиономии как после отпуска в Сочи.

Карелин при упоминании Сочи поморщился — ему еще не забылась история с вертолетом и «мерседесом» на пляже.

И вот тут у меня возникла одна мысль, но надо посоветоваться.

— Слушаю, Леонид Николаевич.

— А что если мы вообще не будем их задерживать…

— Как это? — не понял Карелин.

А так! Американцы к ним всякий интерес, похоже, потеряли. Ограничились, так сказать, публичным довольно эффектным жестом: провели для журналистов пресс-конференцию. Про Эпстайна они кричать и не будут. Точно так же, как и БНД Германии о Шлезингере. Что касается Вила, то давай размышлять — много ли он узнал в новом здании посольства? Ну, порылся в наших старых разработках, проверил внешние приемники подпитки, предположим, что даже понял их устройство. Что дальше? Все это и так известно американцам, благодаря нашему дураку. Вот и выходит, что этим задержанием мы не откроем ничего нового ни для себя, ни для них…

— Я не очень понимаю, товарищ генерал, — совершенно растерялся Карелин. — Надо сворачивать операцию?

— Погоди. Теперь давай посмотрим наши дивиденды. Кто получал задание поймать? Ты? — Нет. Я? — Нет. Сам Баранников! Вот пусть он и продемонстрирует свой опыт и тактические навыки. Дело на контроле президента — с Баранникова и спросят. Может быть, это натолкнет Ельцина на мысль, что в службах безопасности одной преданностью не обойдешься. Для нас же этот немецко-американский коктейль неинтересен. Ты согласен?

— В этом вы, товарищ генерал, правы…

— Но вот тут, Алексей Николаевич, мы подошли с тобой к самому главному — Вашко!

— Есть там такой отщепенец, — быстро и решительно произнес Карелин. — Бывший подполковник милиции, бывший сотрудник уголовного розыска.

Киселев поморщился, будто у него разом заболели все зубы.

— Не делай, Алексей Николаевич, скоропалительных выводов. Иосифа я знаю с младенческих лет. Считай, вместе родились, вместе женились…

Карелин внутренне напрягся — он боялся, что генерал сейчас попросит его о чем-то таком, что не вяжется с его — Карелина — пониманием долга и чести.

— Вот его надо задержать всенепременно.

Карелин вздохнул с облегчением.

— Что с ним произошло, я не очень понимаю. Как он попал в эту компанию — тем более. Но то, что он всегда куда-нибудь попадает, — это факт, не требующий как говорится, доказательств… Бедовая головушка! Может, помнишь историю с журналистом Орловским? Который уехал в Швецию?

— Нет, — честно признался Карелин.

Так вот, там Вашко работал против всех — своих, наших, то есть милиции, КГБ… Причем происходило это не вчера, а позавчера, когда приснопамятная перестройка граничила с застоем. И все службы работали как надо.