Александр БеляковЧерез Северный полюс в Америку
1937 год. Советской авиации ещё нет и двадцати лет, а наши самолёты летают всё быстрее, выше, дальше.
И вот новое достижение — самолёт АНТ-25. На этом самолёте замечательный лётчик Валерий Чкалов и его экипаж — Георгий Байдуков и Александр Беляков — совершили беспосадочный перелёт Москва — Северный полюс — Америка.
«Первый в мире полёт через Северный полюс из Москвы в США, осуществлённый экипажем В. П. Чкалова, показал, как нужно бесстрашно вступать в бой с природой, презирать опасность, летать в неведомое, — писал первый космонавт Юрий Гагарин. — Перед полётами в космос мы не раз вспоминали В. П. Чкалова, думали о том, как действовал бы он на нашем месте. После суточного полёта в космическом пространстве Г. С. Титов поехал на Волгу, в Чкаловск, посетил место, где родился великий лётчик, побывал в доме-музее, в ангаре, где сохраняется легендарный АНТ-25, совершивший прыжок через вершину планеты, и от имени всех космонавтов выразил восхищение жизнью и подвигами В. П. Чкалова.
Авиация — колыбель космонавтики, и традиции, рождённые лётчиками, развиваются и умножаются космонавтами. В звёздных далях будут жить имя Чкалова, дела Чкалова».
О первом в мире беспосадочном полёте через Северный полюс из Москвы в США и рассказывается в этой книге.
НАКАНУНЕ СТАРТА
В начале июня 1937 года я с моими друзьями — Валерием Чкаловым и Георгием Байдуковым приехал на подмосковный аэродром в Щёлково для завершения подготовки к сверхдальнему перелёту.
Начались тренировочные полёты. С нами в воздух поднимались радисты, инженеры. Чуть что не так — налаживали, выверяли. И опять в воздух. Так изо дня в день. И это несмотря на то, что в прошлом году мы на АНТ-25 совершили беспосадочный полёт на Дальний Восток.
Семнадцатого июня Валерий и Георгий уехали в Москву. А я остался на аэродроме, чтобы привести в порядок карты, которые получил накануне.
Неожиданно меня вызвали к телефону: получено разрешение, завтра вылетаем. А друзей всё нет. Отправился им навстречу.
Смотрю — идут!
Чкалов — коренастый, широкоплечий — увидел меня и, улыбаясь, что-то сказал Байдукову. Георгий — он самый молодой из нас — засмеялся, поблёскивая карими глазами.
— Думали, первыми обрадуем, — объяснил Валерий, — а ты всё уже знаешь. По лицу вижу, что знаешь.
— Самолёт поставлен на заправку горючим, — сообщил я друзьям последние новости. — Снаряжение укладывают в отсеки.
— В столовую, товарищи! — заторопили нас. — В столовую!
После обеда врач посоветовал лечь спать. До старта шесть часов. Надо набраться сил.
— Спать, ребята! — командирским тоном заявил Чкалов, натягивая на себя одеяло. — Спать!
Но думы о полёте не отпускали. Через Северный полюс ещё никто не летал. Какие трудности нас подстерегают? Хватит ли сил и умения их преодолеть?
КРАСНОКРЫЛАЯ ПТИЦА
За окном ещё темно.
Первым проснулся Байдуков:
— Валерий, Саша, вставайте!
Я принялся укладывать в чемоданчик своё штурманское имущество: карты, циркуль, резинки, карандаши, транспортир, счётную линейку. Кажется — мелочи. А забудешь — наплачешься.
— Я уже готов! Поеду первым! — решил Чкалов.
— Машину не задерживай! — крикнул ему вдогонку Байдуков.
Через несколько минут и мы с Георгием облачились в лётное обмундирование. Высокие сапоги из нерпичьей кожи с мехом внутри, кожаные штаны, фуфайки, куртка на гагачьем пуху, шлем. Всё для того, чтобы не страдать от холода.
Мы увидели, когда приехали к месту старта, как наш самолёт АНТ-25 тянут красноармейцы на бетонную горку. Чкалов шагал рядом — наблюдал за работой.
Конечно, за минувшие сорок с лишним лет самолётостроение в нашей стране шагнуло далеко вперёд. Но в ту пору АНТ-25, творение замечательного авиаконструктора Андрея Николаевича Туполева, считался последним достижением нашей авиационной промышленности. Размах крыльев 34 метра. Внушительна и их площадь — около 90 метров. Обшивка крыльев из лёгкого дюраля, поверх которого наклеено полотно, покрашенное в красный цвет и отполированное. Красиво!
На аэродроме много народа: пришли проводить нас. Тут и фотографы, и корреспонденты. Но нам не до разговоров.
Я по лесенке поднялся в кабину. За время тренировок изучил её досконально. Кабина похожа на небольшую, низенькую, тесно заставленную комнату с оконцами, стенки обшиты тонкой шерстяной тканью. За откидывающейся спинкой сиденья первого лётчика поблёскивают приборы: магнитный компас, высотометр, указатель скорости.
За спиной первого лётчика — масляный бак. К нему приделана откидная полка. Это — место отдыха.
За масляным баком на прямоугольной раме — радиостанция. А дальше — моя штурманская кабина с четырьмя оконцами по бокам. Над головой — целлулоидный колпак. Через него солнце будет освещать самый важный прибор на самолёте — солнечный указатель курса.
Я сижу на круглой кожаной подушечке, положенной на крышку бака. В нём специальная жидкость для борьбы с обледенением — антиобледенитель. Справа от меня — откидной столик. На нём бортовой штурманский журнал. В него я буду записывать местонахождение самолёта, время, курс, скорость и высоту полёта…
За мной, ближе к хвосту самолёта, — кабина второго лётчика. Она тоже оборудована приборами для пилотирования вне видимости земли, как и кабина первого лётчика.
Запас продовольствия на случай вынужденной посадки разместили в крыльях. Там же находились спальные меховые мешки, ружья, лыжи, палатка. Сложенная резиновая надувная лодка лежала на сиденье второго пилота. А под сиденьем находился прорезиненный мешок с запасом питьевой воды.
Приготовления закончены.
— К запуску!
Мотор начал работать на малом газе. Авиамеханик постепенно прибавлял обороты.
Чкалов стоял неподалёку — прислушивался к рокоту мотора, попыхивая папироской. Словно готовились не к сверхдальнему, а самому заурядному полёту. Такой уж он всегда, наш Валерий. Заставит, бывало, самолёт сделать какую-нибудь невиданную, им самим изобретённую фигуру пилотажа. Все ахают. А он докладывает о полёте с невозмутимым спокойствием. Будто не смотрел только что смерти в глаза.
Чкалов удовлетворён: мотор работал ровно, без перебоев.
Он занял место первого лётчика, осмотрел, проверил приборы.
Провожающие двинулись к выходу с аэродрома. Здесь члены правительственной комиссии по организации перелёта, лётчики, друзья. И, конечно, конструктор — Андрей Николаевич Туполев.
Он волновался вдвойне: и за нас — советских авиаторов, и за своё детище — загруженный до предела АНТ-25. Не подведёт ли? Как поднимется? Как поведёт себя в предстоящем полёте?
В небо взметнулась ракета.
Самолёт рванулся по розовеющей в лучах зари бетонной дорожке. Всё быстрее, быстрее. И чувствую — оторвался.
— Взлетели! — радостно прокричал мне Георгий.
Краснокрылая птица легла на курс — к Северному полюсу.
ТРЕВОГА
Я устроился поудобнее на баке. Первые четыре часа мне положено спать. Но откуда-то пронизывающе дует. Наверно, у Валерия открыта боковая форточка. Я попросил у Георгия куртку. Укрылся — теперь другое дело.
Взглянул в оконце. Под нами — Волга, город Калязин. Вспомнил: у меня переписка с калязинскими школьниками. Да и не только с ними. Я часто встречался с ребятами, рассказывал им о себе, о том, как пришёл в авиацию.
Детство моё прошло в деревне. Отец был сельским учителем. В годы Гражданской войны я служил в дивизии, которой командовал легендарный Чапаев, бил уральских белоказаков. Воевал и на Северном Кавказе. Оттуда меня и направили в Москву в авиационную школу осваивать штурманскую, тогда ещё совсем молодую науку… Но прочь воспоминания — надо отдыхать. Мы решили так: в полёте постоянно работают двое. Третий член экипажа отдыхает.
Для того, чтобы и у меня была смена, я подготовил Байдукова, второго лётчика, к работе штурмана.
Через четыре часа я занял штурманское место.
Теперь очередь Байдукова отдыхать. А он вдруг принялся качать масло.
«К чему это? — думаю. — За время полёта масло нужно подкачивать всего раза два».
Но сейчас не до расспросов. Надо уточнить курс, определить, на сколько нас сносит ветер. Я открыл люк под ногами. Со свистом ворвался ветер, брызнул чем-то в лицо. Провёл рукой по щеке — масло.
И на полу, возле люка, капли масла. И возле радиостанции тоже.
Кричу Георгию:
— Масло течёт!
Мы не на шутку встревожились. Неужели придётся возвращаться? Чкалов не допускал возможности серьёзной неисправности. Он знал, чувствовал машину. Он испытывал самолёт, «учил летать». И не только наш самолёт. Десятки машин вывел в небо.
— Полёт будем продолжать, — решительно заявил Чкалов. — Разберитесь, в чём там дело!
Георгий начал перекачивать масло из расходного бака в главный. Течь как будто уменьшилась.
«Может, масломер подвёл?»
Так и есть: стекло счётчика придавило стрелку. Она застряла на цифре «80». Вот в расходный бак и накачали лишку.
Я передал на землю наше местонахождение: миновали городок Онега, вышли в Белое море. Но о течи масла умолчал: тревога оказалась напрасной.
ЛЁД НА СТЁКЛАХ
Погода нас не баловала. Только поначалу небо оставалось ясным. Потом его то и дело затягивала пелена облаков. Ещё недавно в редкие просветы облаков виднелось море. Уже не Белое, а Баренцево. Мы в Арктике. Теперь и просветов не видно. Только справа нет-нет появлялась голубая полоска горизонта.
Чкалов лёг отдохнуть. На месте первого лётчика — Байдуков.
Он попробовал было вести самолёт в обход облаков, ломаными курсами. Но «перехитрить» погоду не удалось. Остался один путь — сквозь облака.