К восьми вечера идти вперёд в сплошной завесе снега не было уже никакой возможности. Мы бросили якорь на глубине 16 саженей. Ветер усилился почти до штормового, вокруг скопилось много льда, принесённого течением, направлявшимся на север.
Около одиннадцати мы снялись с якоря, потому что очень неудачно оказались между двумя большими льдинами, которые могли нас затереть. Мы немного прошли вперёд, лавируя между льдами и меняя скорость. Но ближе к полуночи снова пришлось остановиться, потому что опустился густой туман и видимость упала до нуля.
Среда, 20 августа.
В полдень мы по-прежнему стоим на приколе. Течение к юго-западу очень усилилось. Штиль, но дождь льёт стеной.
После полуночи ветер с северо-востока становится прямо ураганным. Вокруг нас лёд ломается и редеет, но к северу по-прежнему видны его поля.
Четверг, 21 августа.
В восемь утра, к нашему огорчению, ветер переменился на северо-северо-восточный, а затем на северный. Он уже не только относил лёд от берега, но и, наоборот, пригонял его, так что у нас почти не осталось надежды на появление чистой воды у берега. Но по опыту я знал, что лёд обычно отклоняется немного в правую сторону от направления ветра благодаря земному вращению, так что в принципе лёд мог и отойти от берега.
Ветер был по-прежнему достаточно сильным, он даже приносил небольшие снежные заряды. Мы по-прежнему стоим на приколе. Есть небольшое движение льда на юг, но оно едва заметно. День относительно ясный. У берега лёд, судя по всему, всё ещё достаточно плотный, создаётся впечатление, что мы отдалились немного от берега по сравнению со вчерашним днём. Наверное, нас всё-таки снесло в сторону, тем более что якорь чуть цепляется за дно.
Над землёй и на севере до самого горизонта небо удивительно насыщенного синего цвета — очень напоминает цвет неба над открытым морем. Хотя, с другой стороны, там тоже может быть земля — потому и такой цвет неба. Во всяком случае, и Юхансен и капитан утверждают, что плотный лёд тянется до самого берега — так им виделось из бочки. Сам я в неё сегодня не залезал. Но всё равно странно — с моей точки зрения, тёмная поверхность суши должна была бы окрашивать небо в тёмно-серый цвет, а никак не в тёмно-синий. Такого насыщенного цвета небо бывает именно над чистой водой.
На северо-северо-западе небо заметно светлее, значит, там много льда. А вот открытая вода на юго-западе дает тёмный цвет небу, так что в том направлении нам, наверное, и следовало бы идти в поисках прохода. К сожалению, этот вариант нам не подходит, хотя лоцман наконец-то решает идти именно туда в поисках открытого моря, он полагает, что начиная с этого места вода в Карском море будет свободна ото льда.
Я лично сильно в том сомневаюсь и против того, чтобы идти этим курсом. Мы ведь уже встретили лёд в западной части Карского моря, сразу когда прошли через Карские Ворота, мы даже встретили два ледовых поля к западу от них, и я убежден, что весь этот лёд не могли отогнать юго-западные и северо-западные ветры, которые преимущественно и дули во время нашего путешествия.
Кроме того, если на западе действительно открытое море, то не могли мы не заметить некоторого волнения, которое наверняка должно было бы подняться в последние дни, потому что ветер дул именно с юго-запада. А вот никакого волнения-то и не было.
Даже если мы сможем сейчас пробиться к чистой воде, оставив лёд, возле которого встали на якорь, на востоке, и пусть даже край этого ледового поля идёт к северу, то кто может гарантировать, что нам удастся пройти сквозь ледовые заторы к востоку, когда мы очутимся на одной широте с Белым островом? Хотя лоцман наш считает, что и там будет чистая вода, — вот только с чего вдруг такая уверенность?
Именно поэтому я настаивал, что правильнее всего было бы держаться поближе к берегу и воспользоваться полосой свободной ото льда воды, которая должна была бы появиться, как только ветер утихнет или вдруг сменится на восточный. В любом случае лёд должно отнести от суши в море.
Кроме того, было бы удивительно, если бы после движения льда на юго-запад и запад вчера и сегодня ночью у берега не образовался свободный фарватер.
Я весь день проявлял фотографии у себя в каюте, а затем около шести вечера вышел на палубу и поднялся в смотровую бочку, чтобы немного размять затёкшее тело и осмотреться, потому что было ясно.
Но не успел я поднести бинокль к глазам, как увидел чистую синюю вода на востоко-северо-востоке ближе к земле, всего-то милях в шести от «Корректа». Этот был прекрасный чистый фарватер, по которому лишь кое-где плавали льдины. Он тянулся на север вдоль побережья. Я смог рассмотреть в бинокль, что чистая вода между ледовым полем и сушей терялась вдали за горизонтом. На востоке и востоко-юго-востоке я также увидел открытую воду у берегов земли.
Стало ясно, что широкая полоса воды тянется вдоль всего берега и к ней легко подойти сквозь разбитый лёд, взяв курс на северо-восток. А если повернуть на восток, то, быть может, пройти сквозь лёд окажется совсем легко.
Признаюсь, я скатился кубарем с мачты и вихрем ворвался к капитану, который только что прилёг, бедняга, рассчитывая на заслуженный отдых. Мы тут же развели пары, без четверти семь снялись с якоря и взяли курс на северо-восток. И скоро мы уже шли по чистому фарватеру, ширина которого достигала местами целой милю. К северу она несколько сужалась, но потом вновь стала шире. Мы шли вдоль берега, постоянно замеряя глубину, которая была 5,5–6 саженей.
С северо-северо-востока по-прежнему дул ветер, временами набирая почти ураганную силу. Полоса чистой воды расширялась к северу; правда, по левому борту иногда было достаточно много льда, но зато на западе, казалось, был широкий фарватер, да и небо там было ярко-синего цвета, хотя разглядеть там всё было очень сложно из-за солнца, которое как раз светило с той стороны.
Когда на палубу вышел после своего послеобеденного сна лоцман и услышал, что мы снимаемся с якоря, чтобы идти к земле, не очень-то он и обрадовался и в резких выражениях заявил стоявшему на мостике капитану, что снимает с себя всякую ответственность, раз его мнения никто не потрудился узнать. Он считал, что лёд может запросто загнать нас к берегу.
Но, кроме лоцмана, никто таких грустных предположений на судне не высказывал, а все, наоборот, очень радовались, что наконец-то появилась открытая вода.
Настроение на «Корректе» последние дни было ниже среднего, потому что кругом был один только лёд. Временами казалось, что он всё сгущается и сгущается и его прибывает, а никак не убывает. Поэтому неудивительно, что люди стали терять веру в счастливый исход нашего предприятия и даже начали опасаться за свои жизни в создавшихся условиях. Ведь на «Корректе» лёд видели воочию лишь несколько членов команды. А машинист вообще совершенно пал духом, да и не он один: на борту жаждал выбраться как можно быстрее из льдов.
Предохранительная обшивка судна пропускала воду, как сито, потому что некоторые доски отошли друг от друга, водонепроницаемая переборка номер два тоже дала течь, и это произошло вовсе не из-за чрезмерного давления льда. Надо думать, от сильной тряски ослаб один из болтов, потому что, когда мы пробирались сквозь ледовые поля, трясло нас основательно.
Зато теперь команда ожила и повеселела, работа так и спорилась у всех в руках. Когда же мы оставили позади и последние льдины и вышли в открытый фарватер, все выстроились на палубе посмотреть на землю и синюю воду, которая весело пенилась за бортом. Глаза у всех сияли, люди вновь поверили, что доберутся до Енисея. А из смотровой бочки Юхансен заявил, что видит чистую воду на севере на всём горизонте.
Однако на плоском берегу мало было интересного. Мы уже видели южнее такие серо-бурые песчаные обрывы с жалкими кустиками наверху.
В одиннадцать вечера в трёх с половинах милях северо-восточнее нас показалась веха, поставленная на мысу Ямала. Глубина была 6 саженей. На севере вода была абсолютно чистой ото льда, а торосы сидели лишь кое-где на отмелях. Не было сомнений, что мы обойдём Белый остров с севера по открытой воде.
Мы решили, что распрощались навсегда с плавучим льдом, а следовательно, по заверению Юхансена, смогли справиться со вторым и последним испытанием, которое предсказала нам гадалка из Тромсё.
В открытом море по пути на восток, к Енисею
Пятница, 22 августа.
Под утром мы наконец очутились к северу от Белого острова. Перед нами простиралось открытое синее море. Дул свежий бриз, и волнение шло с северо-северо-запада, при этом качало так, что многие из нас с тоской вспомнили ледовые торосы и полный штиль. Белый остров мы не видели — он очень низкий, а мы были слишком далеко от него.
День выдался чудесным и солнечным, это самый лучший день со времени отплытия из Кристиании. Мы уже напротив устья Оби. К сожалению, волнение усилилось, нас очень сильно качает и за обедом никак не обойтись без специального подвесного подноса — будем надеяться, в первый и последний раз за всё плавание к Енисею.
Вода удивительно тёмная и грязная, и проплывающие изредка после обеда мимо «Корректа» льдины казались под водой или там, где их обдавало волной, совершенно бурыми.
Температура воздуха днем была 11°, а воды 2°. Глубина же была между 7 и 12 саженями.
В половину седьмого вечера мы увидели впереди большое скопление льда, и лот пришлось вытащить из воды. Глубина уменьшилась саженей до 5, а потом измерения показывали от 5 до 6 саженей. Ну что ж, мы лишний раз убедились, что лёд задерживается на банках.
Мы всё время делали замеры глубины и скоро должны были оказаться севернее острова Вилькицкого, расположенного в открытом море между устьями Оби и Енисея. Но затем мы наткнулись на полосу льда и забрали севернее. Такой курс мы держали полчаса, а затем вновь взяли восточнее и пошли прямо к северной оконечности песчаной банки у острова Сибирякова.
В полночь, когда этим курсом было пройдено уже 22 мили, мы вновь встретили ледовую полосу и вновь были вынуждены около часа идти к северу.