Через тернии к берсу — страница 26 из 41

— Фу! Тут еще сильнее дымом запахло, чем там, — неожиданно сверху озвучил мой непонятный загон Максимка.

Точно! От мощного усиления примеси гари в воздухе во время короткого перелета я сам только что едва не чихнул. Но из-за последовавшего тут же приземления, на крыше запах дыма снова стал вполне терпимым, и порыв чихнуть сам собой сошел на нет. Удерживаемый же на плечах напарник, оставшись в более вонючем верхнем воздушным слое, напомнил о подмеченной в перелете проблеме.

— Ты прав: усилился запах дыма, — подтвердил я, ссаживая дурачка в очередной глубокий сугроб. — Словно мы приближаемся к источнику гари. И это мне чертовски не нравится.

— Чё?

— Двинули дальше, говорю.

Далее последовал очередной наш, уполовиненный на сей раз, марш-бросок по заваленной снегом крыше до дальнего края. И перелет на следующую крышу.

Верхушку безобразно-огромного черного пятна сажи в центральной части фасада следующего дальше максимкиного дома я углядел еще в полете. Пожар там, по всей видимости, уже потух. Но основательно выгоревшие центральные подъезды дома, с пустыми, обугленными провалами окон, и являлись похоже тем источником гари, концентрация вони которого от крыши к крыше увеличивалась по мере нашего приближения.

Пока мы пробивались сквозь снег к краю последней крыши, я еще тешил себя слабой надеждой, что четвертый максимкин подъезд не угодил в зону пожара. Но…

Чтобы лучше рассмотреть обгорелый фасад максимкиного дома нам пришлось сместиться к крайне правому углу своей крыши. Откуда оказалось возможно посчитать по нижним дверям подъезды. Увы, четвертый максимкин подъезд оказался в самом эпицентре отбушевавшего там недавно гигантского пожара.

— Что это?.. Почему?.. — захныкал рядом мой недалекий друг. Даже ущербного умишки которого оказалось достаточно, чтоб сообразить: этот до черноты выжженый бетон и пепелище — все, что осталось, от бывшего его жилища. — А как же дедушка? Мой дедушка! Дядя Дэн, ты же обещал отвести меня к нему!

— Извини, Максимка, — прохрипел я резко осипшим голосом. И продолжил мысленно развивать удручающую тему:

«Кретин! Какой же я кретин! Позволил уговорить себя на эту дурацкую веревочную коммуникацию между пятиэтажками! Потерял на этом кучу драгоценного времени! И вот оно закономерное наказание за чрезмерную самоуверенность! Думал: жилье дурачка все одно ж никуда от меня не сбежит! Однако ж вона как вышло! Его квартира сгинула по-другому — тупо выгорела дотла! А ведь отправься мы сюда сразу, и стопудово успели бы до пожара! Теперь же, к гадалке не ходи, система сочтет эту промашку моим косяком. И значит…»

— Дядя Дэн, дядя Дэн, — отвлек от мрачных думок требовательный зов дурочка.

— А?..

— Может там внутри все-таки кто-то выжил? — с отчаянной надеждой Максимка вперил в меня заплаканные глаза.

И я просто не смог его обломать.

— Маловероятно, — буркнул я в ответ.

— И все же, нужно ведь обязательно проверить! Убедиться!.. Пожалуйста, дядя Дэн! Давай перелетим туда. Через чердак, как раньше, спустимся и осмотрим.

— Да там внутри знаешь вонь какая! Мы ж без респираторов от угарного газа задохнемся!

— Ну, дядя Дэн!

— И опасно это. Стыки бетонных блоков от высоких температур повело…

— Мы все равно спустимся! Мы найдем дедушку! — набычился Максимка.

— Да блин!.. — это последнее мое восклицание адресовалось вовсе не идиотской фантазии упрямого дурачка, а не претерпевшему ни малейшего изменения условию системного задания «Опека дурачка Максимки», текст которого, в ожидании неизбежных санкций, я вывел перед внутренним взором. Однако, там по-прежнему требовалось от меня позаботиться о Максе и сопроводить его в безопасное место. А то обстоятельство, что от квартиры дурочка остались теперь одни головешки, системе походу было вообще фиолетово.

«Странно. Но если его дом — это не пресловутое безопасное место, почему система все это время поощряла мое очевидное намерение вернуть Максимку домой?» — мысленно возмутился я.

— Ну, дядя Дэн! Ну полетели, а! Тут же рядом совсем! — меж тем продолжал меня теребить рядом за рукав куртки дурачок.

И вдруг очень быстро, практически одновременно, случилось сразу три события.

Со зловещим хрустом обгоревшие бетонные плиты перекрытий начали рушиться и стремительно складываться внутрь, превращая черный от копоти пожарища участок в центре дома в осыпающийся на глазах карточный домик…

С конца привычно зажатой в подмышке у Максимки ржавой трубы сорвалась вдруг желтая молния и, мелькнув между крышами, в следующее мгновенье поразила затаившегося на краю крыши напротив невидимку, высветив в свете раскатившегося по обезьяньей фигуре разряда длиннорукого погонщика-орка…

Стон, сорвавшийся с губ качнувшегося рядом Максимки, сменился тут же зловещим бульканьем. И в последний миг успев подхватить начавшегося заваливаться в пропасть пацана, я с содроганием обнаружил вдруг здоровенное бревно пронзателя, насквозь пробившего грудь захлебывающегося собственной кровью Максимки…

Глава 25

Глава 25

С выпученными от боли глазами Максимка поначалу отчаянно пытался мне что-то сказать. Но, вместо слов, его усилия приводили лишь к новым и новым фонтанам крови и кровавым пузырям, заливающим нижнюю часть лица. От переизбытка багровой жижи в гортани пацан через считанные секунды начинал неотвратимо захлебываться.

Дурачок умирал прямо у меня на руках, и я абсолютно ничем не мог ему помочь. Его легкие были насквозь пробиты огромным пронзателем. И только потому что, нанеся смертельную рану, здоровенное бревно-копье погонщика временно закупорило её собой же, мой парнишка до сих пор оставался жив. Чтобы прожить чутка подольше, ему следовало замереть и целиком сосредоточиться на аккуратном, осторожном дыхании. Он же, наоборот, отчаянно пытался высказаться. Ярился от того, что не выходит говорить. И неосознанно в исступлении беспрерывно и беспощадно тревожил рану. От чего кровь непрерывным скрытым от глаз потоком заливала легкие. И как следствие — редкие живительные вздохи очень быстро сменились судорожным бульканьем с выпученными глазами.

А что я мог?.. В отчаянье попытался кровь из горла бедняге отсосать. Но там ее столько уже скопилось, что сам едва тут же не захлебнулся. На первом же захлебе бестолково подавился вязкой слизкой дрянью. Закашлялся. И чудом не блеванув, стал яростно отплевываться…

Спасительное озарение снизошло на меня, когда у почти захлебнувшегося пацана начались смертельные конвульсии.

Сквозь сковавшие сознание отчаянье и безнадегу лучиком надежды в голову прорвалось воспоминание о почти таком же фатальном происшествии, случившемся примерно пару месяцев назад у нас с питомцем. Конечно многотонной махине грома-быка цепляться за жизнь с пронзателем в боку тогда было несравнимо проще. И вот так, у меня на руках, пит не бился, конечно, в агонии уже через четверть минуты после ранения. Но, как позже выяснилось, рана у Заразы тогда тоже оказалась смертельная. И если б я не сообразил экстренно единственный верный способ избавить грома-быка от пронзателя и заморозить распространение ядовитой заразы по потрохам, не было бы у меня потом никогда роскошного рогатого бомбардировщика.

А раз спасительная техника сработала тогда, то почему не попытаться ухватиться за нее же и сейчас? Хотя б как за пресловутую соломинку.

Да техника Живого камня строго заточена на контакт с питомцем — то бишь с измененным системой животным, не человеком. Но ведь Максимка у меня особенный. Он — дурачок, с по своему искаженным сознанием, отличным от нормального человека. Однако, все равно, разумеется, я прекрасно понимал, что шансы на удачный каст техники Живого камня в отношении умирающего пацана были ничтожны. Потому изначально морально подготовил себя кастовать максимальную седьмую стойку Живого камня до талого — то бишь за несработавшей первой тут же творить вторую, третью… десятую… И биться за захлебывающегося или даже уже захлебнувшегося собственной кровью напарника пока в мясо к хренам не раздеру собственные культяпки.

Какого же было мое изумление, когда техника запросто скастовалась на умирающем пацане с первой же попытки.

Вот только каменная фигурка, оказавшаяся в моих ладонях после активации седьмой стойки Живого камня, оказалась, мягко выражаясь, весьма оригинальной. Вместо ожидаемой статуэтки — ростовой мини-копии пацана — в руках у меня оказалась чуть живая, вся растрескавшаяся, словно древнее ископаемое, каменная маска, точно имитирующая глуповатое максимкино лицо.

Однако несмотря на свой трухлявый вид маска оказалось насыщенного изумрудного цвета.

А загоревшееся следом системное уведомление тут же на нет свело вероятность забавного совпадения:


Примите искренние поздравления! Системный предмет «Маска Изумрудного берса» признал вас своим хозяином.


В подтверждение прочитанного, безобразно широкая и ветвистая трещина-шрам, пересекающая каменный лик маски со лба до подбородка, и превращающая ее фактически в едва живое ископаемое, стала стремительно срастаться прямо у меня на глазах. Тут же стало понятно, что через безобразную трещину проецировалось на маску смертельное ранение духа системного предмета, невероятным образом почти полдня во плоти сопровождавшего меня в этом свихнувшемся мире. И в памяти сама собой всплыла ассоциация с Плащом Изумрудного берса, точно так же за считанные секунды самовосстановившимся после основательной трепки в Чертогах тлена.

— Ну здравствуй, Маска, — я бережно провел левой ладонью по почти срастившему увечье и обновлённо заблестевшему каменному лику в правой руке. — Или правильней к тебе, полагаю, следует обращаться МА-ксим СКА-тов? — сделав акцент на первых буквах имени и фамилии своего недавнего дурачка, я дал понять духу, что, хоть и с запозданием, но все же разгадал его нехитрый ребус.

Увы, ответом мне — как и в недавних попытках наладить речевой контакт с Психом и Непой — вновь стала лишь гнетущая тишина.