— Дяденьки не убивайте нас! Собачка сама была виновата! — опередив мой ответ, из-за спины снова заголосил дрожащий, как осиновый лист, дурачок. — Она шоколадку мою украла! И сама даже кушать ее не стала! Плохая собачка!
— Заткнись, пацан! — рявкнул мордатый с пистолетом.
— Э-э, повежливей с ребенком, — заступился я за подопечного.
— Ты че, сука, самый умный! — отчего-то очень сильно разозлился на мои слова душный тип с пистолетом. — Ну-ка руки поднял и шаг вправо сделал! Считаю до трех! И, в случае неповиновения, стреляю на поражение! Раз!..
— А как же предупредительный в воздух? — хмыкнул я примирительно.
Увы, дипломатия с закусившим удила чудаком на букву «м» не сработала.
— Два!.. — с каменным лицом прохрипел мордатый чудила.
И я на всякий пожарный скастовал восьмую стойку «Стального вепря», создав вокруг нас с Максимкой несокрушимый для обычного оружия воздушный щит.
— Ну дяденькиии! Ну не надооо! — зарыдал сзади Максимка.
— Три!.. — с озверевшим лицом мордатый надавил на курок, и рявкнувший в его руках пистолет короткой очередью выпустил в мою сторону подряд пару пуль.
Промахнуться с разделяющих нас семи-восьми метров было практически невозможно. Говнюк целил мне в корпус — то бишь самую объемную часть мишени. И когда после выстрелов я живым и невредимым продолжил, как ни в чем не бывало, стоять на месте, один из автоматчиков растерянно пробормотал:
— Как это?..
За спиной рухнул на асфальт сомлевший-таки от переизбытка эмоций дурочек.
Я же, до хруста стиснув зубы, с трудом сдержал ответный порыв: призвать топор и разнести фатально хлебало говнюку, возомнившему себя вершителем чужих судеб. Потому как следом пришлось бы убивать и автоматчиков, которым поневоле пришлось бы вступиться за своего отморозка-командира. А обагрять, на радость тварям изнанки, руки людской кровью, тем паче каких-никаких, но городских стражников, мне не улыбалось от слова совсем.
Избавиться же от докучливых блюстителей порядка решил с помощью иллюзорного отвода глаз. Благо сомлевший дурачок не мог теперь выдать нас своей болтовней.
— А вот так, — развел я картинно руками перед ППС-никами, кастуя параллельно четвертую стойку «Дыхания пепла», и наблюдая, как изумленно вытягиваются лица патрульных, воочию наблюдающих исчезновение пары задержанных прямо из-под стволов их огнестрела.
Интерлюдия 2
Интерлюдия 2
— Сука! Куда подевался этот клоун⁈ — первым очухался от секундного оцепенения и растерянно заозирался по сторонам мордатый с пистолетом.
— Макар, они оба исчезли!..
— Парни, че за хрень происходит?.. — наперебой откликнулись очухавшиеся и завертевшие головами из стороны в сторону автоматчики.
— Пошли в магазин. Что там с людьми стало нужно прове… — договорить мордатому командиру патрульной тройки помешал раздавшийся сверху звон лопнувшего оконного стекла.
И через секунду, в граде стеклянных осколков, с отчаянным криком на асфальт перед крыльцом гастронома рухнул мужчина средних лет в домашнем халате и тапочках на босу ногу.
От падения с большой высоты руки-ноги рухнувшего на четвереньки бедолаги с сочным хрустом подломились. Из многочисленных разрывов на изувеченных кистях и коленях мужчины наружу выскочили окровавленные обломки костей. Не удержавшееся на поломанных конечностях тело вторым темпом таки тоже приложилось о землю. Но эта остаточная сила удара вышла уже в разы менее убойной, и голова от фатальной встречи с асфальтом не раскололась, как переспелый арбуз. Однако испытавший мощнейший болевой шок от десятков переломов, разрывов и ушибов бедняга все одно мгновенно вырубился и, окончательно замерев, больше не шевелился.
— Твою мать! Этого еще не хватало! — зло выругался мордатый, вместе с товарищами задирая лицо вверх на разбитое окно третьего этажа.
— А че он окно-то сперва не открыл? — выразил общее недоумение один из автоматчиков.
— Смирнов, твою мать! Хорош пялиться. Скорую вызывай, давай! — распорядился мордатый начальник.
— Макар, гля, че это с ним? — дернув за плечо командира, второй автоматчик указал на вдруг перевернувшегося сбоку на спину самоубийцу.
При этом резком и каком-то механическом неживом движении густо усеянный кровавыми пятнами халат мужчины развязался и, соскочив с бока, отвалился на землю. Оголившийся же живот (вернее солидное такое пивное брюшко) лежащего неподвижно переломанного калеки вдруг резко задергался из стороны в сторону, словно кто-то сидящий внутри него пытался теперь отчаянно выбраться наружу.
— Млять, это че за херня⁈
— Это чужой, как из фильма! Нам всем капец, парни, это вторжение! Все капзда человечеству!
— Смирнов, дебил, херню не пори! Какой, в жопу, чужой⁈
— Так из ужастика же!
— Макар, может, вальнем, пока хрень эта наружу не вырвалась⁈
— Парни, да вы че⁈ У бедняги просто живот крутит с перепугу!
— Макар, ты прикалываешься⁈
— Отвечаю, парни, это чужой!.. — завязавшийся ожесточенный спор ППС-ников оборвал сам собой, когда из порвавшегося-таки живота, под жуткий аккомпанемент треска выворачивающихся наружу ребер, наружу полез огромный зубастый головастик, размером с футбольный мяч.
Тут уж выдержка патрульных приказала долго жить, и все трое одновременно открыли огонь по монстру из пистолета и автоматов.
Однако многочисленные пули защелкали по безглазой башке новорожденного, бестолково рикошетя в стороны, потроша в кровавый фарш тело под ним, и не нанося самой твари изнанки даже минимального урона.
Спокойно выбравшись полностью под свинцовым градом из развороченного пуза уже окончательно мертвого человека гигантский зубастый головастик стал неспешно разворачиваться в сторону стреляющей троицы и сворачивать в тугую пружину длинный гибкий хвост, еще маслянисто-блестящий от крови своего бывшего «инкубатора».
— Ля буду! Эта хрень ща на нас прыгнет! — запаниковал один из автоматчиков.
— Пули его не берут! Чужой стопудово! — вторил товарищу второй паникер с бесполезным «калашом».
— Валим, парни! — принял спасительное решенье отстрелявший пистолетную обойму до конца мордатый начальник. И первым, подавая пример, метнулся за руль патрульного «рено». Благо далеко отойти от машины троица не успела.
Сорвавшееся с надсадным ревом через считанные секунды от обочины авто, стремительно набирая обороты, понесла облажавшихся «героев» прочь. И лишившийся сбежавшей добычи головастик-переросток разочарованно распустил тугую прыжковую пружину хвоста.
Впрочем, огорчаться тварюшке довелось не долго.
Рухнувший откуда-то сбоку здоровенный системный топор шутя вскрыл непробиваемую для простых пуль шкуру паразита и, развалив забастую голову твари на две части, прервал в самом начале кровавый путь особо опасного пришельца с изнанки — новорожденного злота.
Глава 4
Глава 4
— Значит так, граждане…
— А че это, нас всех тут выстроил, как школьников на линейке! А этот настоящий школяр, в школьной форме, вон в сторонке на прилавке дрыхнет? — перебила меня стерва номер три — очкастая дамочка средних лет в размахренной снизу чьими-то когтями дубленке.
— Он устал. Ему нужно отдохнуть…
— А фамилия у него не Ельцин, случайно? — схохмил тут же весельчак-пенсионер в рваном пуховике.
— Так, короче, народ. Сами себя ж задерживаем.
— Ага, а мы, значит, не устали? Не натерпелись, блин⁈ — топнула сапожком на шпильке стерва номер один — молодая девчонка примерно моих лет в симпатичной беличьей шубке, с неказистого вида мокрыми пятнами спереди — следами худо-бедно застиранных рвотных разводов.
Дружный гул голосов поддержал очередную мою оппонентку.
— Спокойно, граждане, я надолго вас не задержу, — принялся по новой терпеливо урезонивать потенциальных «подписчиков». — Сейчас разберем один организационный момент, и можете отдыхать.
— Какой еще, нахрен, момент? Че ты нам зубы заговариваешь? — подбоченилась стерва номер три.
— Во-во! Нам, вообще-то, домой надо. К семьям! — вторила ей стерва номер два. Эффектная дамочка лет тридцати, в элегантном длинном пальто, со здоровенной прорехой сзади на выпуклой пятой точке — следе от сорвавшегося укуса выворотня. — У меня там Андрюшенька сочинение про ручеёк должен написать. А без маминого пригляда, сервец, поди до сих пор в приставку рубится, даже в тетрадку ради приличия не развернув.
— А у меня, между прочим, и вовсе свиданье с Геночкой на час было запланировано. А уже пять минут второго. Геночка уже там рвет и мечет. Мне ж еще накраситься успеть надо и переодеться, — затарахтела до кучи стерва номер один. — А ты тут нас морозишь уже фиг знает сколько времени…
— Серьезно⁈ То есть это я во всех ваших бедах виноват⁈ — не выдержав, сорвался-таки тоже на крик. — Да если б не я, вы ж до сих пор тут по щелям, как тараканы, шкерились!.. Полицию, блин, они вызвали. Фу-ты ну-ты, какое деловые! Видали как лихо драпанула ваша хваленая полиция от всего лишь личинки серьезной изнаночной твари!
— Молодой человек, я вас умоляю: хватит нам всем делать нервы и мозги, — осадил меня седоусый носатый дедок с ярко выраженными иудейскими корнями, в чистом и опрятном, без единой дырки или потертости, черном пальто. — Все устали. Все на пределе. Давайте уже рассказывайте: зачем нас собрали и почему мешаете расходиться.
— Дык я ж пытаюсь. Но…
— Надо подкачаться! Надо-надо подкачаться! — вдруг раздалось энергичное пыхтение от прилавка со спящим дурачком. Повышая и без того запредельный градус абсурда, Максимка сквозь сон с выражением продекламировал пару строф из нетленки Джигана.
— Нет ну это просто издевательство какое-то! — снова перебила меня неуемная стерва номер три. — Почему ему можно лежать на прилавке, а я обязана стоять? У меня, между прочим, тоже ноги устали!
— Ну вот, видите, — с тяжким вздохом, развел я руками.
— Эй, парень, как тебе там?.. Максимка, ну-ка вставай!
— Женщина, что вам неймется-то! Оставьте мальчика в покое! — опередив меня, неожиданно впряглась за дурочка стерва номер два.